Глупость и хорошее пищеварение — незаменимые качества для борьбы с лишениями.
Здоровое понимание… поверяется не логикой, а интуицией, ибо цель понимания — не доказательство, а знание и вера.
Благословен тот, кто нашел свое дело в жизни; большего нам не дано.
Мир — это старуха, что каждый медный грош принимает за золотую гинею.
Золотой дождь размывает все границы.
Крах вселенной может погубить нас лишь однажды.
Там (в Америке. — А.Л.) они режут друг другу глотки только потому, что одни предпочитают держать слуг всю жизнь, а другие — менять каждую неделю.
Речь — удел человека; молчание — удел Бога; но и зверя, и смерти…
А потому мы должны постигнуть оба искусства.
Самая большая вина — не сознавать свою вину.
Нет более печального доказательства ничтожности человека, чем неверие в великих людей.
Правильно во всех отношениях сказано: всякого человека судят по вере его. И по неверию.
Из всех прав самое неопровержимое — это право умного (силой ли, уговорами ли) вести за собой дурака.
Утешение ничтожества: «На мой век хватит».
Если человек знает меру, он знает все.
Всякая королевская корона всегда была и будет терновым венцом.
Демократия по природе своей — самоотречение: в конечном счете, она стремится к нулю.
Самое страшное неверие — это неверие в самого себя.
Не доверяйте тому, кто не чтит старой одежды.
Сентиментальные люди — самые бессмысленные из смертных…
Всякое величие бессознательно — в противном случае оно стоит малого или не стоит ничего.
Природа не терпит лжи.
Самый несчастный человек — это тот, для кого в мире не нашлось работы.
Благочестие и кислая мина — вещи разные.
Пусть будущие поколения оглядываются на нас с жалостью и с несказанным удивлением.
На нашем лучезарном небосклоне всегда сыщется темное пятно — и это наша собственная тень.
Никто не знает, как поступит Толпа, тем более — она сама.
Великий человек — это символ, слагаемое идеалов своего века. Покажите мне гения — и вы покажете мне век, его взрастивший.
Есть неразумные люди, которые кричат: «Мир! Мир!», когда никакого мира нет и в помине. Но как назвать тех, кто кричит: «Мир? Ведь говорил же я тебе, что мира нет и быть не может!»?!
Все обездоленные должны уяснить себе только одно: быть обездоленным глупо.
Человек, наделенный чувством юмора, видит обычную жизнь, даже самую невыразительную, в новом — веселом и нежном — свете; для него все сущее имеет обаяние и смысл.
Ни один человек в глубине души не хочет несправедливости; все мы так или иначе стремимся к добру, пусть оно и искажено до неузнаваемости…
Двое-трое — это уже Общество. Один станет Богом, другой — дьяволом, один будет вещать с кафедры, другой — болтаться под перекладиной.
Если бы Иисус Христос явился сегодня, никто бы не стал его распинать. Его бы пригласили к обеду, выслушали и от души посмеялись.
ТОМАС БАБИНГТОН МАКОЛЕЙ
1800–1859
«Великим апостолом филистеров» называл Мэтью Арнолд Томаса Маколея, авторитетного историка, критика, политического деятеля, придерживавшегося и в политике, и в истории, и в литературе взвешенных, охранительных позиций, автора монументального пятитомного труда «История Англии от вошествия на престол Якова II» (1849–1861). Высказывания и афоризмы Маколея взяты главным образом из его «Критических и исторических очерков», вышедших отдельной книгой в 1843 году и первоначально публиковавшихся в «Эдинбургском обозрении»: «О Мильтоне» (1825), «О Томасе Муре и его биографии лорда Байрона» (1831), «О Николо Маккиавелли» (1827), «О лорде Бэконе» (1837), «Монологи Саути» (1830), «Гражданская неправоспособность евреев», «Фридрих Великий» и др. В подборку вошли также отрывки из писем Маколея и выдержки из его выступлений, главным образом в парламенте.
Цель ораторского искусства — не истина, но убеждение.
Галерея (парламент. — А.Л.), где сидят репортеры, стала четвертой властью империи.
Насильное подчинение колоний обычно обходится дороже, чем они того стоят.
Католическая церковь превосходно понимает то, чего никогда не понимала никакая другая церковь, — как использовать энтузиастов.
Пуританин ненавидел травлю медведей не потому, что медведю было больно, а потому, что публике было весело.
В любую эпоху самых злостных представителей рода человеческого следует искать среди народных вождей.
С расцветом цивилизации приходит в упадок поэзия.
Вероятно, ни один человек не может быть поэтом, не может даже любить поэзию, если он, хотя бы в малой степени, не душевнобольной.
Нет зрелища более смехотворного, чем британская общественность, охваченная очередным приступом высокой морали.
«Не возлюби соседа своего, а возлюби жену его» — такова мораль, которую мы вынесли из поэзии лорда Байрона.
Я не буду доволен собой до тех пор, пока не создам чего-то такого, что хотя бы на несколько дней затмит модный роман у изголовья юной леди.
Нет ничего более бессмысленного, чем сентенция на общую тему.
Хорошее правительство — не то, которое хочет сделать людей счастливыми, а то, которое знает, как этого добиться.
Нет ничего более благодатного для народа, чем свобода торговли — и ничего более непопулярного.
Его воображение напоминало крылья страуса — он мог бежать, но подняться в воздух был не в состоянии.
Больше всего вероятности решить вопрос правильно — это решить его свободно.
Его ум был устроен таким образом, что все ничтожное представлялось ему великим, а все великое — ничтожным.
Один акр земли в Мидлсексе стоит целой империи в Утопии.
Лучшее доказательство добродетели — безграничная власть без злоупотреблений.
Он (Ричард Стил. — А.Л.) был мошенником среди ученых и ученым среди мошенников.
Те, кто сравнивает век, в котором им выпало жить, с золотым веком, существующим лишь в нашем воображении, могут рассуждать о вырождении и крахе; но тот, кто хорошо осведомлен о прошлом, никогда не станет отчаиваться по поводу настоящего.
Ваша (американская. — А.Л.) конституция — сплошные паруса и ни одного якоря.
Знания достигаются не быстрым бегом, а медленной ходьбой.
Большой ум, как и большая гора, первыми ловят и отражают утреннее солнце.
К тем, кому мы изменяем, мы испытываем то особое чувство злобы, которое во все времена было присуще отступникам.
Во флоте Карла II были джентльмены и моряки. Но моряки не были джентльменами, а джентльмены — моряками.
Проломленный череп в Колд-Бат-Филдсе производит на нас большее впечатление, чем все колониальные войны империи вместе взятые.
Умные… всегда с большим подозрением взирали и на ангелов, и на демонов толпы.
В наше время многие политики имеют обыкновение с апломбом рассуждать о том, будто народ не заслуживает свободы до тех пор, пока не научится ею пользоваться. Это умозаключение сделало бы честь дураку из старой сказки, который решил не идти в воду, пока не научится плавать. Если рабы будут ждать свободы до тех пор, пока они не поумнеют, ждать придется долго…
Первые плоды, собранные плохим хозяином, часто посажены хозяином хорошим.
Зло наказуемое хуже зла санкционированного, ибо оно оказывает пагубное воздействие на характер человека. Если первое зло — болезнь социальная, то второе — универсальная.
Единственный недостаток Макиавелли состоит в том, что в своих политических изысканиях он анализирует средства более подробно и взвешенно, чем цели.
В плохие времена у людей отбирают все подряд; в хорошие — оставляют все самое худшее и дорогое.
Всякий тиран настолько заинтересован в том, чтобы свой народ мог грабить только он сам, средства, которыми достигается эта цель, настолько ясны и просты, что людям, быть может, живется лучше при самой жестокой тирании, чем при анархии.
Наши правители будут более всего способствовать прогрессу нации, если ограничатся своими непосредственными, законными обязанностями.
Литераторы перестали обхаживать отдельных людей и начали обхаживать общественное мнение. Раньше они льстили, теперь заискивают.
