Так началась эта странная любовная история, в которой оба участника, он и Джоанна, полюбили несуществующую, придуманную им личность. В своем притворстве он не преследовал цели соблазнить Джоанну. Нет, он притворялся ради себя самого. Он хотел показать себе, каким замечательным человеком он мог бы стать при иных обстоятельствах.
Чем хороша любовь на стороне? Ваша возлюбленная встречает вас всегда чистой и благоухающей; она рада вас видеть, спешит обнять и расспросить, как прошел этот день, или выслушать все, что вам вздумается ей сообщить. Ваше дыхание всегда кажется ей свежим, а запах туалетной воды, которой вы пользуетесь много лет подряд, всякий раз восхищает ее своей новизной. Ваши рассказы для нее всегда увлекательны, а ваши мнения – всегда гениальны и неоспоримы. При вашем появлении ее глаза начинают сиять, и весь ее облик как бы говорит: «Ну где ты был так долго? Я вся извелась, ожидая».
И сейчас, когда его приходы в кафе совпадали со сменой Джоанны, между ними тотчас возникала загадочная, сакральная связь, поднимавшая обоих над их обычным уровнем. Без Джоанны он был всего лишь самим собой. А при ней он превращался в мужчину ее и своей собственной мечты, чтобы прожить короткий отрезок времени в этом чудесном образе. Подобно богатому ценителю вин, достающему из своего погреба бутылку за бутылкой самые редкие и дорогие образцы, он угощал ее сюжетами и цитатами из великих произведений, и это неизменно приводило ее в восторг.
Джоанна никогда не встречала такого интересного собеседника. И, судя по всему, он не стремился затащить ее в постель, что делало их отношения еще более необычными. Ему явно нравилось с ней общаться, а его истории позволяли ей по-новому воспринимать окружающий мир. Она сожалела лишь об одном: что их встречи были столь краткими, сводясь к нескольким минутам, в течение которых он выпивал свой кофе и высказывался по тому или иному поводу. Она гадала: был ли он точно таким же в общении с другими людьми? Хотелось верить, что нет, но она ругала себя за эту мысль. Надо же, возомнила невесть что – с чего бы такой выдающийся человек стал проявлять особый интерес к ней одной?
Естественно, ей хотелось узнать что-нибудь о его жене. Он никогда не упоминал о ней, что могло подразумевать наличие прочной счастливой семьи, в дела которой незачем впутывать посторонних. А может, он не хотел говорить о жене по другим причинам. В любом случае официантка по-хорошему завидовала этой женщине. И спросила о ней лишь однажды, просто не сдержавшись. Перед тем он поведал о курьезном конфузе, который действительно случился с одним его знакомым, хотя он, конечно же, сделал героем рассказа себя. И Джоанна, смеясь, ляпнула:
– А что об этом думает ваша жена?
Вместо ответа он как-то странно на нее уставился, а потом передернул плечами и сменил тему разговора. В течение получаса после ухода клиента она так и этак обдумывала его реакцию, пока не разозлилась на себя: что за треволнения по такому ничтожному поводу?
А дело, собственно, было вот в чем: услышав этот вопрос, он решил, что официантка его раскусила. Рассказанная история настолько не соответствовала его характеру и созданному им образу, что усомнилась даже наивная и легковерная Джоанна. А это неминуемо должно было породить сомнения и во всех прочих его словах. Стало быть, конец притворству. Так что вопрос насчет жены был воспринят им как сигнал о разоблачении, как завуалированный эквивалент прямого и грубого: «Ну, ты уже совсем заврался».
Но после долгого оценивающего взгляда ей в лицо он убедился, что это было не так. Джоанна в самом деле хотела узнать мнение его жены об этом случае, и больше ничего. Осознав свою ошибку, он не нашелся с ответом и только нервно повел плечами.
Тем вечером его жена вернулась из деловой поездки. Как всегда в таких случаях, он налил ей бокал вина и за столом в гостиной выслушал ее рассказ обо всем, что произошло интересного. Это был привычный ритуал, доставлявший удовольствие обоим и помогавший им воссоединиться после нескольких дней разлуки. Ему всегда нравилось слушать ее истории. Некоторые он потом пересказывал Джоанне.
– Сдавая багаж в аэропорту, я вдруг задумалась об этих надписях над коридорами в таможне. Ну, ты помнишь, над красным коридором пишут: «Товары, подлежащие декларированию», а над зеленым: «Без декларации». И я подумала: а ведь почти каждый из нас имеет в багаже хоть что-нибудь, подлежащее декларированию. Если бы мы были до конца честными, мы все проходили бы по красному коридору, но большинство со спокойной душой направляется в зеленый.
Он подлил ей вина и сказал:
– Знаешь, что говорят психологи о ворах? Большинство из них берет чужое потому, что считает себя вправе так поступать, не осознавая это как кражу. Быть может, это применимо и к таможне – люди просто не верят в то, что они обязаны декларировать собственные вещи.
Жена шутливо погрозила ему пальцем:
– Глупости. Я отлично знаю, что должна заплатить пошлину за большую бутылку водки или за лишний блок сигарет в моей сумке.
– Не обязательно. В глубине души ты считаешь, что это несправедливо, когда с тебя требуют деньги за вещи, уже один раз тобой оплаченные.
Она кивнула:
– Да, но при этом ты понимаешь, что твои действия незаконны… Однако мне пора в душ – смыть дорожную пыль.
Пока она мылась, он вывел пса на прогулку. То, что жена говорила о коридоре «Без декларации», было вполне применимо и к его отношениям с Джоанной. Очень многое из рассказанного им официантке было украдено у кого-то другого. Человек, так ее привлекавший, не существовал в реальности. Если бы она была таможенным инспектором, он мог бы подойти к ней и сознаться: «Весь мой багаж нелегален. И я не заплатил пошлину».
Такая славная женщина не заслуживала, чтобы ей лгали, сколь бы занятной и познавательной ни была эта ложь. И он твердо решил при следующей встрече быть только самим собой. Как-никак он кое-что представлял собой и без вранья. Он знал много интересных вещей, он был восприимчив и наблюдателен. Пусть он не был тем героем, каким изображал себя перед ней, но у него имелись свои хорошие качества и сильные стороны. Может, они ей понравятся. Может, ей понравится и тот человек, которым он был на самом деле, а не только тот, каким он притворялся.
Но больше он ее не видел.
На следующее утро он пришел в закусочную, готовый высказаться начистоту, однако Джоанны там не оказалось. Это было странно, поскольку по вторникам она всегда работала с раннего утра. Три дня подряд он не заставал ее на работе и тогда начал наводить справки.
Официантка по имени Жизель слегка удивилась тому, что клиент справляется о ее коллеге.
– Джоанна? Она ушла.
– Ушла? Вы хотите сказать, взяла отпуск?
– Нет, уволилась. Я не знаю почему. Мы с ней не были близкими подругами. Что будете заказывать?
Никто из работниц кафе не знал, куда делась Джоанна. Он опросил всех и смог выяснить лишь одно: она сказала менеджеру, что увольняется, доработала свою смену и с тех пор здесь не появлялась. Менеджер тоже не смог прояснить ситуацию, поскольку эта обычно открытая и общительная женщина не пожелала назвать причину своего ухода.
Больше всего на свете Джоанна любила свою маму. И когда та сообщила по телефону, что у нее рак поджелудочной железы и врачи дают ей не более полугода, Джоанна немедленно уволилась с работы, сказала мужу, что переезжает в родительский дом на весь оставшийся матери срок, и поутру отправилась в путь на своей старой машине.
Как и следовало ожидать, следующие шесть месяцев были ужасными. Мама быстро угасала, а последние дни перед ее кончиной стали для дочери настоящим кошмаром, забыть который она не сможет никогда. Каждый вечер она звонила мужу и – часто сквозь слезы – рассказывала о том, как прошел день.
Он сильно, до рубцов, накручивал на ладонь телефонный провод, слушая любимую и терзаясь тем, что не способен хоть как-то помочь. Неоднократно он предлагал приехать и быть рядом с ней, но Джоанна всякий раз говорила: «Нет, оставайся там. Мне приятно думать о тебе в нашей обычной жизни – как ты сидишь перед телевизором в гостиной и все такое. Когда я хоть ненадолго отвлекаюсь и вспоминаю о каких-то нормальных вещах, мне становится легче. Не хочу, чтобы ты был здесь и участвовал в этих… мучениях». И она вновь начинала плакать. Этот звук рыданий в телефонной трубке был единственным связующим звеном между супругами, разделенными расстоянием и скорбью.
Но в самые тяжелые минуты ее последним прибежищем и спасением был простенький блокнот, открывая который она по одной, как драгоценности, перебирала истории, рассказанные посетителем кафе. Во многом благодаря этим историям она смогла перенести все, что ей было уготовано долгими днями материнского угасания. Когда несчастная погружалась в сон, Джоанна, сидя у больничной койки, закрывала глаза и вспоминала ту или иную историю. Временами она заглядывала в блокнот, чтобы по записям освежить память.
