– Наверное, они поженятся? – спросила она наконец.
– Кто? Том и Кэтрин? Нет, не думаю, – ликующе отозвался Марк. – Кэтрин не очень хочет ехать с ним в Африку, к тому же она не антрополог. Ему бы гораздо лучше жениться на Примроуз или Ванессе.
– Или даже на тебе, – сказал Дигби, дружески сжимая ей локоть. – Ты ведь достаточно молода, чтобы тебя сформировать.
– Надеюсь, поезда еще ходят, – выпалила Дейдре, когда они подошли к станции подземки. – Так что мне лучше поторопиться. Пока!
Она сбежала прежде, чем молодые люди успели предложить проводить ее до поезда, чего оба в любом случае не сделали бы.
– Как по-твоему, ее что-то расстроило? – спросил Дигби, когда они пошли дальше.
– Нет, а тебе что показалось?
– У нее был такой вид, точно она вот-вот расплачется… когда мы заговорили про Тома и Кэтрин.
– Но ведь она едва знакома с Томом.
– Да, но, думаю, он ей нравится. Интересно, с ней все в порядке? Кому-то из нас следовало бы проводить ее домой… Что, если нет такого позднего поезда, как она рассчитывала?
– Проводить домой? – изумленно переспросил Марк? – Тебе что, выпивка или ночной воздух в голову ударили? Да она, наверное, за сотню миль отсюда живет. Пора бы уж излечиться от таких старомодных мыслей.
– Да, конечно, вечно забываешь, что женщины теперь считают, что они нам ровня. Но иногда все-таки вспоминается, что когда-то мы были сильным полом, – почти грустно отозвался Дигби.
– Конечно, если ей действительно нужен Том, – продолжал Марк с сияющими глазами, как бывало всегда, стоило ему учуять толику интересных сплетен, – нет причин, почему бы ей его не заполучить. Ты заметил, что и он сегодня был как будто заинтересован? Несколько препятствий на пути только подсластят ей победу.
Они вышли на маленькую площадь, где полукругом стояли некогда красивые, а теперь облезшие и пришедшие в упадок дома, – в одном из них они снимали квартиру вместе со студентом из Африки. Когда они открыли входную дверь, их приветствовало клацанье его пишущей машинки. На кухне было полно немытой посуды, и молока к завтраку не осталось. За написанием подстрекательских статей для своей африканской газеты мистер Эфраим Оло любил пить какао.
Преодолев шок от известия, что Том и Кэтрин живут вместе, Дейдре снова немного повеселела. В девятнадцать надежды не остаются разбитыми надолго, и вскоре Дейдре сумела найти в ситуации много обнадеживающего. Марк и Дигби не верили, что Том с Кэтрин поженятся, да и впечатления по уши влюбленной эта пара не производила, хотя затруднительно понять, как бы они могли бурно проявлять свои чувства на вечеринке, где оба занимались гостями. И вообще Кэтрин не особенно красива, даже не слишком молода, поэтому вполне вероятно, что Том начинает от нее уставать, особенно учитывая, что она не антрополог, а потому не способна проявлять искренний интерес к его работе. Это последнее Дейдре считала чрезвычайно важным: право же, это ведь большая привилегия, особенно если вспомнить, что сам по себе труд антрополога труден и плохо оплачивается. Нет, ей не хотелось лишить Кэтрин любви Тома, ведь та ей понравилась: так молодая девушка часто восхищается женщиной постарше, которая, если смотреть со стороны, живет интересной и достойной зависти жизнью. Ведь Кэтрин казалась Дейдре личностью поистине замечательной: ее богемные квартира и образ жизни, ее писательский труд заоблачно отличались от предместья, которое Дейдре находила удушающим и из которого, как ей теперь чудилось, она стремилась вырваться.
Визит Кэтрин и Тома на чай назначили на Троицкое воскресенье. За завтраком обсуждали посещение церкви. Миссис Свон расстраивалась, что Дейдре не пошла на раннюю службу. Священник называл ее «низкой мессой», но сама Мейбл пока не готова была принять эту непривычную и почему-то довольно шокирующую терминологию.
– Малькольм и мистер Дулк собирали пожертвования, – сказала она. – Такая приятная была служба, жаль, что ты не пошла, милая.
– Мне не хотелось, – уклончиво ответила Дейдре. – Правда, не знаю, верю ли я еще во все это.
За столом повисло молчание. Малькольм передал чашку, чтобы ему налили еще кофе. Рода взяла еще один тост. Никто не произнес ни слова, но Дейдре почувствовала, что ее замечание было довольно ребяческим и в дурном вкусе.
– Что там играл органист, когда мы причащались? – спросил Малькольм. – Мне подумалось, довольно приятная мелодия.
– Звучало как «Свадебный пир Гайаваты», – встревоженно сказала Рода. – Ну, знаешь, Тейлора Кольриджа. Но сомневаюсь, что это была та самая вещь.
– Мистер Льюис импровизировал, – внесла свою лепту миссис Свон. – К причастию пришли почти сто человек, и, рискну сказать, он мыслями был далеко. По-моему, музыка была не такая уж неподходящая, ведь и среди индусов много христиан.
– Гайавата был не индусом, а краснокожим индейцем, – возразил Малькольм.
Разговор грозил увести в дебри, поэтому Мейбл сменила тему, упомянув, что на одиннадцатичасовой службе будет процессия.
– На нее я, пожалуй, схожу, – заявила Дейдре. – Тот еще, наверное, получится спектакль.
Мейбл мудро воздержалась от комментариев и с радостью увидела, что, когда пришло время, Дейдре оделась выходить с Родой и Малькольмом. Сама она осталась готовить воскресное мясо, отличное телячье филе.
Вот если бы я жила одна в квартире, как у Кэтрин, думала Дейдре, сидя на их обычной скамье между братом и теткой, мне не пришлось бы беспокоиться из-за мира в семье и как бы не обидеть кого-то.
Чтобы заполучить любимые места, они пришли даже чересчур рано, и заняться было нечем, только оглядывать церковь, которая, подобно множеству церквей в предместье, была построена в начале нынешнего века и не могла похвастаться ни старинными надгробиями, ни выдающимися красотами архитектуры. Все, что возможно, было начищено до блеска – от подсвечников на алтаре и кафедры до мемориальных досок покойных священников – Эрнста Хью Ла-Мотта-Споффорда, Джорджа Уильяма Брэндона и Джеймса Эдварда Фергюсона Лоу. Нынешнему держателю прихода Лоренсу Фолксу Талливеру довольно долго придется ждать, пока его увековечат в бронзе, поскольку он был очень и очень бодр для своих средних лет. Зато в службы он привнес множество разных моментов, обернувшихся поразительными новшествами для его паствы. Ему достало мудрости вводить их постепенно, так что к тому времени, когда его церковь завоевала право ставить после своего названия в «Церковном справочнике» Моубрейя загадочные буквы DSCR[9], большинство прихожан даже гордились, что стали принадлежать к «высокой церкви», сами того не заметив. Только стариков еще немного пугали колокола и благовония, зато молодые были со святой водой (по весьма удачному выражению отца Талливера) в своей стихии.
Разумеется, если вообще надо ходить в церковь, говорила себе Дейдре, такого рода служба гораздо интереснее и более достойна сравнения с религиозными церемониями народов, про которые она читала в учебниках по антропологии. В церковь заглядывали и неместные, чего в былые дни мистера Лоу никогда не случалось. Прямо сейчас один такой «неместный» шел по проходу, выискивая себе местечко, поскольку отец Талливер покончил со старой системой карточек на скамьях, которые отмечали места постоянных прихожан и благотворителей по подписке на нужды прихода. Обычно на подходящие скамьи чужих провожал служка, мистер Дипроуз, но этот посетитель как будто от него ускользнул, и, обернувшись на звук шагов, Дейдре увидела Жан-Пьера ле Россиньоля в светло-сером костюме и с желтыми перчатками в руке. С мгновение он взвешивал варианты, потом прошел к скамье поближе к алтарю, по всей очевидности решив, что оттуда будет лучше всего видно происходящее.
– Смотри, тот человек сел на скамью Дулков, – шепнул сестре Малькольм. – Может, следует попросить его пересесть?
Но не успел он что-то предпринять, как подошли сами Дулки, и все заметили, как они замешкались в проходе при виде незнакомца. Мало что может больше опечалить или даже выбить из колеи постоянного прихожанина церкви, которая обычно заполнена лишь наполовину, чем тот факт, что его обычное место уже занято. Возможно, за сорок лет посещения церкви с Дулками вообще такого не случалось. Правда, была свободна скамья впереди и еще одна сзади, но это совсем не одно и то же. Их скамья находилась точно напротив того места, откуда зимой из вентиляционной решетки исходили самые жаркие потоки воздуха. На дворе стояло лето, но это не имело значения.
– Что они будут делать? – шепнула Рода Дейдре.
С мгновение в воздухе висело напряжение, потом миссис Дулк как будто овладела собой и сделала шаг, точно собиралась подойти к скамье. Жан-Пьер с очаровательной улыбкой подвинулся и любезным жестом опустил перед ней подставку для коленопреклонений. Сняв перчатки и лисью горжетку, миссис Дулк преклонила колени для разочарованной молитвы. Мистер Дулк даже этого попытаться не успел, поскольку раздался звон колокольчика, органист заиграл что-то неопределенное и показалась процессия.
