Они возвращаются на трассу, сгущается ночь.
– Мы сегодня будем цыганами? – спрашивает мальчик.
– У цыган есть кибитки, – говорит он. – У нас кибитки нет, только забитая маленькая машина.
– Цыгане спят под заборами, – говорит мальчик.
Карты у них нет. Он понятия не имеет, что ждет их в пути. Они молча едут дальше.
Он поглядывает через плечо. Мальчик уснул, обняв Боливара за шею. Он смотрит псу в глаза. «Стереги его», – говорит он, не произнося ни слова. Ледяные янтарные глаза смотрят на него в ответ, не мигая.
Он знает, что пес его не любит. Но, может, пес не любит никого; может, любовь ему не по сердцу. Какое вообще имеет значение любовь ли, обожание ли по сравнению с преданностью?
– Он уснул, – говорит он Инес тихонько. И далее: – Простите, что с вами еду я. Вы бы предпочли брата, верно?
Инес пожимает плечами.
– Я знала, что он меня подведет. Он, вероятно, самый эгоистичный человек на свете.
Она впервые критикует кого-то из братьев в его присутствии – и впервые на его стороне.
– Живя в «Ла Резиденсии», делаешься самовлюбленным, – добавляет она.
Он ждет продолжения – о «Ла Резиденсии», о ее братьях, но она все сказала.
– Я никогда не решался спросить, – говорит он. – Почему вы приняли мальчика? В день нашей встречи вы, мне кажется, нас сильно невзлюбили.
– Все случилось слишком внезапно, слишком неожиданно. Вы взялись из ниоткуда.
– Все великие дары даются из ниоткуда. Вам это должно быть известно.
Правда ли это? Правда ли великие дары появляются из ниоткуда? С чего он вообще это сказал?
– Вы и впрямь думаете, – говорит Инес (и он отчетливо слышит, с каким чувством она произносит эти слова), – вы и впрямь думаете, что я не хотела себе ребенка? Каково это, по-вашему, – сидеть взаперти в «Ла Резиденсии»?
Он теперь понимает, что́ это за чувство: ожесточение.
– Понятия не имею, каково это. Я никогда не понимал «Ла Резиденсию» и того, как вы там очутились.
Она не слышит вопроса – или не считает нужным отвечать.
– Инес, – говорит он, – позвольте в последний раз спросить: вы уверены, что хотите этого – бежать от жизни, которую знаете, лишь потому, что ребенок не ладит со своим учителем?
Она молчит.
– Это не по вам жизнь – жизнь в бегах, – продолжает он. – Она и мне не подходит. А мальчик же может убегать лишь до поры до времени. Рано или поздно он вырастет и примирится с обществом.
Губы у нее сжимаются. Она яростно вперяется во тьму впереди.
– Подумайте об этом, – говорит он в заключение. – Хорошенько подумайте. Но что бы вы ни решили, будьте уверены: я последую, – он умолкает, не дает вырваться словам, которые просятся наружу, – я последую за вами на край света.
– Я не хочу, чтобы он кончил тем же, что и мои братья, – говорит Инес так тихо, что он силится расслышать. – Не хочу, чтобы он стал конторским служащим или учителем, как сеньор Леон. Я хочу, чтобы он чего-то добился в жизни.
– Уверен, он добьется. Он исключительный ребенок с исключительным будущим. Мы оба это понимаем.
Свет фар выхватывает нарисованный краской дорожный указатель. «Cabañas, 5 км». Вскоре появляется следующий – «Cabañas, 1 км».
Означенные cabañas стоят в стороне от дороги, в полной темноте. Они находят контору. Он выбирается из машины, стучит в дверь. Ему открывает женщина в халате, с фонарем. Электричества последние три дня не было, сообщает она. Электричества нет, а стало быть и cabañas не сдаются.
Заговаривает Инес.
– У нас в машине ребенок. Мы устали. Мы не можем ехать всю ночь. Может, у вас найдутся свечи?
Он возвращается в машину, трясет ребенка.
– Пора просыпаться, мое сокровище.
Одним текучим движением пес поднимается и выскакивает из машины, его тяжелые плечи сметают его в сторону как соломинку.
Мальчик сонно трет глаза.
– Мы приехали?
– Нет, пока нет. Мы остановились на ночь.
Женщина при свете фонаря показывает им ближайший домик. Он скудно меблирован, но две кровати в нем есть.
– Берем, – говорит Инес. – Можно ли тут где-то поесть?
– В cabañas готовка самостоятельная, – отвечает женщина. – Вон есть плита. – Она машет лампой в сторону плиты. – Вы с собой припасов не привезли?
– У нас буханка хлеба и фруктовый сок для ребенка, – говорит Инес. – Не было времени останавливаться. Можно купить у вас еды? Котлет или, может, сосисок? Не рыбу. Ребенок рыбу не ест. И каких-нибудь фруктов. И любые объедки для собаки.
– Фрукты! – говорит женщина. – Фруктов мы тут давным-давно не видали. Идемте, покажу, что есть.
Женщины уходят, оставив их в темноте.
– Рыбу я ем, – говорит мальчик, – главное, чтоб у нее глаз не было.
Инес возвращается с банкой фасоли, банкой, на которой написано, что это коктейльные сосиски в рассоле, и с лимоном, а еще при ней свечи и спички.
– А Боливару что? – спрашивает мальчик.
– Боливар поест хлеб.
– Пусть ест мои сосиски, – говорит мальчик. – Я их терпеть не могу.
Они едят свою скромную трапезу при свечах, сидя рядком на кровати.
– Чисти зубы и спать, – говорит Инес.
– Я не устал, – говорит мальчик. – Давайте поиграем? Давайте поиграем в «Правду или последствия».
Теперь его очередь пасовать.
– Спасибо, Давид, но на сегодня последствий достаточно. Мне надо отдохнуть.
– А можно я открою подарок сеньора Даги?
– Что за подарок?
– Сеньор Дага дал мне подарок. Он сказал, что его нужно открыть в лихую годину. Сейчас лихая година.
– Сеньор Дага дал ему подарок на дорогу, – говорит Инес, пряча взгляд.
– У нас лихая година, можно я открою?
– Это ненастоящая лихая година – лихая година по-настоящему у нас еще впереди, – говорит он. – Но ладно, открывай.
Мальчик убегает к машине и возвращается с картонной коробкой, которую и потрошит. В ней черный атласный балахон. Он вынимает его из коробки, разворачивает. Не балахон, а плащ.
– Тут записка, – говорит Инес. – Читай.
Мальчик подносит бумажку к свече и читает: «Это волшебный плащ-невидимка. Кто наденет его – незримым для мира станет».
– Я же говорил! – кричит он и приплясывает от восторга. – Я говорил, что сеньор Дага знает волшебство! – Он заворачивается в плащ. Тот слишком велик для него. – Меня видно, Симон? Я невидимый?
– Не вполне. Пока нет. Ты не прочел записку до конца. Слушай. «Инструкции пользователя. Чтобы достичь незримости, носитель должен облачиться в плащ перед зеркалом, а затем поджечь волшебный порошок и произнести тайное заклинание. И тогда его земное тело исчезнет в зеркале и оставит за собой лишь бесследный дух».
Он глядит на Инес.
– Что скажете, Инес? Позволим нашему юному другу облачиться в плащ-невидимку и произнести тайное заклинание? А ну как он исчезнет в зеркале и никогда не вернется?
– Завтра облачишься, – говорит Инес. – Сегодня уже поздно.
– Нет! – говорит мальчик. – Сейчас! Где волшебный порошок? – Он роется в коробке и извлекает оттуда стеклянную банку. – Это волшебный порошок, Симон?
Он открывает банку, нюхает серебристую пудру. Она ничем не пахнет.
На стене домика есть ростовое зеркало, обсиженное мухами. Он ставит мальчика перед зеркалом, застегивает на нем плащ у горла. Плащ ложится к ногам мальчика тяжелыми складками.
– Вот. Держи свечу в одной руке. Волшебный порошок – в другой. Приготовил волшебное заклинание?
Мальчик кивает.
– Отлично. Посыпь порошок на свечку и скажи заклинание.
– Абракадабра, – говорит мальчик и сыпет порошок. Тот падает на пол кратким дождиком. – Я уже невидимый?
– Пока нет. Возьми побольше порошка.
Мальчик сует свечку в банку. Взрыв света, а затем полная тьма. Инес вскрикивает. Сам он, ослепленный, отшатывается. Собака принимается лаять как одержимая.
– Вы меня видите? – слышится голос мальчика – тихонько, боязливо. – Я незримый?
Все молчат.
– Я ничего не вижу, – говорит мальчик. – Спаси меня, Симон.
Он нашаривает мальчика, поднимает его с пола, стаскивает с него плащ.
– Я ничего не вижу, – говорит мальчик. – У меня рука болит. Я умер?
– Нет, конечно, нет. Ты ни невидимый, ни мертвый. – Он шарит по полу, находит свечу, зажигает ее. – Покажи руку. Не вижу, что с ней не так.
– Больно. – Мальчик сосет пальцы.
– Наверное, обжегся. Пойду посмотрю, не спит ли та дама. Может, у нее найдется масло – чтобы не жгло. – Он отдает мальчика в руки Инес. Она обнимает его, целует, кладет на кровать, воркует над ним.
– Темно, – говорит мальчик. – Я ничего не вижу. Я внутри зеркала?
– Нет, мой милый, – говорит Инес, – ты не внутри зеркала, ты с мамой, и все будет хорошо. – Она поворачивается к Симону. – Ищите врача! – шипит она.