А когда Химскирк, всё ещё не глядя на неё, начал решительно раздавливать свою недокуренную манильскую сигару на кофейном подносе, она встревожилась, скользнула к роялю, поспешно его открыла и ударила по клавишам, прежде чем уселась.
В одну секунду веранда и весь деревянный бёнгало, возведенный на сваях, наполнились оглушительным шумом. Но сквозь шум она слышала, чувствовала на полу тяжелые, нетвердые шаги лейтенанта, ходившего за её спиной. Он не был по-настоящему пьян, но опьянение было всё же достаточно для того, чтобы мысли, мелькавшие в его возбужденном мозгу, показались ему вполне резонными и даже остроумными, — очаровательно, безоговорочно остроумными. Фрейя, чувствуя, что он остановился за её спиной, продолжала играть, не поворачивая головы. Она с воодушевлением, с блеском играла какую-то бурную музыкальную пьесу, но когда раздался его голос, похолодела с ног до головы. На неё подействовал голос — не слова. Наглая фамильярность тона испугала её до такой степени, что сначала она не могла разобрать ни слова. И говорил он хрипло.
— Я подозревал… Конечно, кое-что я подозревал о ваших делишках. Я не ребенок. Но подозревать или видеть своими глазами… понимаете, видеть… это огромная разница. Такие вещи… Поймите! Ведь человек не из камня сделан. А если мужчина томится по девушке так, как я по вас томился, мисс Фрейя… и во сне и наяву, тогда конечно… Но я — светский человек. Здесь вам должно быть скучно… послушайте, не прекратите ли вы эту проклятую игру?..
Она расслышала только эту последнюю фразу. Она отрицательно покачала головой и в отчаянии нажала педаль, но ей не удавалось звуками рояля заглушить его громкий голос.
— Я удивлен только, что вы выбрали… Английский торговый шкипер, простой парень. Жалкая чернь, наводнившая эти острова. У меня была бы короткая расправа с такой дрянью! А ведь у вас здесь есть добрый друг, джентльмен, готовый молиться на вас у ваших ног… ваших красивых ног… офицер, человек из хорошей семьи… Странно, не так ли? Но что тут такого! Ведь вы достаточно хороши и для принца.
Фрейя не поворачивала головы. Её лицо окаменело от ужаса и негодования. Эта сцена выходила за пределы того, что она считала возможным. Вскочить и убежать… но это было не в её характере. Вдобавок ей казалось, что случится что-то ужасное, если она пошевелится. Скоро вернется её отец, и тогда тот должен будет уйти. Лучше всего не обращать внимания… не обращать внимания. Она продолжала играть громко и отчетливо, словно была одна, словно Химскирка не существует. Это рассердило его.
— Послушайте! Вы можете обманывать своего отца, — гневно крикнул он, но меня вам не одурачить! Прекратите этот адский шум… Фрейя… Эй, вы! Скандинавская богиня любви! Остановитесь! Вы слышите? Да, вы — богиня любви. Но языческие боги — это только замаскированные черти, и вы — такая же… скрытый чертенок. Перестаньте играть, говорю вам, или я подниму вас с этого табурета!
Стоя за её спиной, он пожирал её глазами, — с золотой короны её неподвижно застывшей головы до каблуков её ботинок, — охватывал взглядом её красивые плечи, линии стройной фигуры, слегка раскачивающейся перед клавиатурой. На ней было светлое платье с короткими рукавами, обшитыми кружевом у локтей. Атласная лента стягивала её талию. Охваченный неудержимой, безрассудной надеждой, он стиснул обеими руками эту талию… и тогда раздражающая музыка наконец оборвалась. Но как ни быстро отскочила она, чтобы избавиться от этого прикосновения (круглый табурет с грохотом полетел), губы Химскирка, нацелившиеся на её шею, влепили жадный громкий поцелуй чуть пониже её уха. Некоторое время царило глубокое молчание. Затем он неловко засмеялся.
Он был отчасти сбит с толку её бледным неподвижным лицом, её большими светлыми фиолетовыми глазами, остановившимися на нем. Она не произнесла ни слова. Она стояла против него, опираясь вытянутой рукой об угол рояля. Другая рука с машинальной настойчивостью терла то место, которого коснулись его губы.
— В чем дело? — обиженно сказал он. — Испугал вас? Послушайте: нам с вами не нужно этой ерунды. Ведь вы же не хотите сказать, что вас так испугал один поцелуй… Мне лучше знать… Я не намерен остаться ни с чем.
Он с таким напряжением смотрел в её лицо, что уже не мог видеть его ясно. Все вокруг него затянулось, дымкой. Он забыл о перевернутом табурете, ударился о него ногой, и, слегка наклонившись, начал вкрадчивым голосом:
— Право же, со мной можно недурно позабавиться. Попробуйте для начала несколько поцелуев…
Больше он не сказал ни слова, потому что голова его испытала ужасное сотрясение, сопровождаемое оглушительным звуком. Фрейя с такой силой размахнулась своей круглой крепкой рукой, что от прикосновения её открытой ладони к его плоской щеке он повернулся полукругом. Испустив слабый хриплый крик, лейтенант схватился обеими руками за левую щеку, внезапно принявшую темный, кирпично-красный оттенок. Фрейя выпрямилась, её фиолетовые глаза потемнели, ладонь ещё зудела от удара, сдержанная решительная улыбка открыла блестящие белые зубы. Внизу, на тропинке, раздались тяжелые быстрые шаги её отца. Воинственное выражение исчезло с лица Фрейи, уступив место искреннему огорчению. Ей было жаль отца. Она быстро наклонилась и подняла табурет, словно хотела замести следы… Но что толку? Она заняла прежнее место, легко опустив руку на рояль, прежде чем старик Нельсон поднялся по лестнице.
Бедный отец! Как он будет потрясен! Как рассержен! А потом сколько будет страхов, какое горе! Почему она не была откровенной с ним с самого начала? Его круглые, наивные, изумленные глаза заставили её сжаться. Но он не смотрел на неё. Его взгляд был устремлен на Химскирка, который, стоя к нему спиной и всё ещё держась руками за щеку, сквозь зубы шипел проклятия, мрачно глядя на неё (она видела его в профиль) уголком черного злого глаза.
— Что случилось? — спросил старик Нельсон в полном недоумении.
Она не ответила ему. Она думала о Джеспере, стоявшем на палубе брига и глядевшем на освещённый бёнгало, — и ей было страшно. Счастье, что хоть один из них был на борту. Она желала только одного — чтобы он был за сотни миль. И всё же она не была уверена, что действительно этого хочет.
Если бы таинственная сила побудила Джеспера появиться в этот момент на веранде, она развеяла бы по ветру свое упорство, свою решимость, свое самообладание и бросилась бы в его объятия.
— Что такое? Что такое? — настаивал ничего не подозревающий Нельсон, начиная волноваться. — Только сию минуту ты играла какую-то пьесу, и…
Фрейя была не в силах говорить, предчувствуя то, что должно произойти, — черный, злой сверкающий глаз её загипнотизировал. Она только слегка кивнула головой в сторону лейтенанта, словно хотела сказать: «Вот, посмотри на него!»
— Ну да! — воскликнул старик Нельсон. — Вижу. Что такое…
Между тем он осторожно приблизился к Химскирку.
Тот, стоя на одном месте, топал ногами и испускал бессвязные проклятия. Позорный удар, разрушенные планы, комизм неизбежного скандала и невозможность отомстить — бесили его до такой степени, что он готов был буквально взвыть от ярости.
— О-о-о! — вопил он, тяжело шагая по веранде, словно хотел продавить ногой пол.
— А что с его лицом? — спросил ошеломленный старик Нельсон. Внезапно истина открылась — осенила его наивную голову. — Боже мой! — воскликнул он, поняв, в чем дело. — Живей неси бренди, Фрейя… Так вы этим страдаете, лейтенант? Ужасно, а? Знаю, знаю! Сам, бывало, на стенку лез… И маленькую бутылочку с опием из ящика с лекарствами, Фрейя. Хорошенько поищи… Разве ты не видишь, что у него болит зуб?
И действительно, какое иное объяснение могло прийти на ум простодушному старику Нельсону, видевшему, как лейтенант держится обеими руками за щеку, бросает дикие взгляды, топает ногами и мрачно раскачивается всем телом? Фрейя не шелохнулась. Она наблюдала за Химскирком, украдкой поглядывавшим на неё злобно и вопросительно. «Ага, ты хотел бы выпутаться!» — сказала она себе. Она смело смотрела на него, обдумывая, как поступить. Но соблазн покончить с этим без дальнейших треволнений одержал над ней верх. Она едва заметно кивнула в знак согласия и выскользнула с веранды.
— Живей бренди! — крикнул старик Нельсон, когда она скрылась в коридоре.
Химскирк облегчил свои чувства внезапным взрывом проклятий вслед девушке на голландском и английском языках. Он бесновался в полное свое удовольствие, бегая по веранде и отбрасывая стулья со своего пути; а Нельсон (или Нильсен), искренно сочувствуя ему при виде этих мучительных страданий, суетился, как старая курица, вокруг своего дорогого (и грозного) лейтенанта.
— Боже мой! Боже мой! Так плохо? Мне-то это хорошо известно. Я, бывало, пугал свою бедную жену. И часто это с вами случается, лейтенант?
