И песнь Сирен и ржание Кентавра.
От них в мерцаньи зорь и в сумраках ночей.
Пегасом стать — крылатым и летучим.
Из книги КРЫЛАТАЯ САНДАЛИЯ
(La Sandale ailée)
1906
I
*СВЕТИЛЬНИК
И спящую средь шкур увидела она
Загадочную, страшную Любовь.
Жерар д'Увиль
Не слышал я шагов. Внезапно предо мною
Возникла девушка.
Была она нагою
И улыбалась мне, держа в руке своей
Божественный огонь, который все нежней
Струился в комнате чуть розоватым светом.
Да, то была она. И ласковым приветом
Казалось мне теперь дыханье пустоты.
И сердце вздрогнуло:
Психея, это ты?
Как поздно! В эту дверь стучалась ты, бывало,
На утренней заре. Ты нынче запоздала.
Темнеют дни мои, поля уже не те,
Где сердцем я твоей был предан красоте!
Что делать мы могли б среди ночной поляны?
Найдем ли мы сады и звонкие фонтаны,
И лавра стройный куст, знакомый нам с тобой
Своей бессмертною, негнущейся листвой?
Все сроки истекли. Ушло светило дня.
Зачем же ты тогда покинула меня?
Зачем светильник твой вернулся в дом пустынный,
Чтоб только озарить нежданные седины? —
И в гневе крикнул я:
Прочь! Ты уйти должна.
Прочь!
Но с улыбкою внимала мне она,
Как будто ей служил забавой гнев напрасный,
И тихо огонек дрожал в руке прекрасной.
Ответ ее был прост:
«Ты прав. Уж много дней
Блуждала я вдали от хижины твоей,
Вдали от тихого забытого порога —
Манящей синевой влекла меня дорога,
Но воротился путь сюда на склоне дня.
Я снова здесь. Прости. И выслушай меня».
И вспомнил я те дни, те светлые недели,
Когда мы ландыши срывали с ней в апреле
Среди прозрачных рощ, где буйствовал поток,
Где шаль ее клубил прохладный ветерок...
Теперь она была усталой, обнаженной,
И голос шел ко мне волною отдаленной.
«Наивным я в те дни была еще ребенком
Мне нравились цветы: их свежесть, запах тонкий.
Мне так хотелось знать, как их зовут. Но я
Не видела ни свойств, ни тайн их бытия.
Прошли года. И вот мне ведом сил избыток,
Умею я цедить из этих трав напиток,
Таинственный, живой и страшный, как гроза,
Что зажигает кровь и веселит глаза».
Так речь она вела, не девочка отныне,
А облик дерзости, подобие богини,
В чьем взоре ширится неотвратимый свет.
«Нет, не ищи во мне Психеи прежних лет,
Из милой девочки, из девушки влюбленной
Я стала женщиной, бесстыдно обнаженной,
Чья плоть уже горит, чьи жаждущие губы
Узнали вкус плода, волнующий и грубый,
Кто хочет обнимать, кто — жертва злых тревог,
Ступни изранил в кровь по рытвинам дорог
И вот несет тебе, как поцелуй свиданья,
И жизни властный зов, и персей трепетанье.
Светильник мой горит. Чего ж боишься ты?
Ступай за мной — и мы уйдем из темноты».
Так в этот миг она, слепительно нагая,
Высоко подняла светильник. Он, сверкая,
Подобен солнцу стал. И я увидеть мог
Дрожащий след огня, какой когда-то лег
На лоб ее, едва в безмолвии ночном
Она склонила стан над спящим божеством.
ІІ
*<ИЗРЕЧЕНИЕ>
Тот истинный мудрец кто на песке возводит
Жилье свое, познав, что все на свете прах,
И что сама любовь еще быстрей проходит,
Чем ветра легкий вздох иль свет на облаках.
Он пред лицом людей и видимого мира
Всегда спокоен, прост и мужественно прям,
Когда в ночи огонь колеблет факел сирый
Иль роза отдает красу свою ветрам.
Разжечь не тщится он ленивыми руками
Большой костер зари иль пурпурный закат —
