Словно бы я им ни на что больше не годен. Вот я и смылся.
— Не повезло, — сказал Джимми.
— Жуть, — подтвердил Штырь.
— А знаешь, Штырь, — сказал Джимми, — до отъезда из Нью-Йорка я много времени убил, разыскивая тебя.
— И-ех! Жалко, что не разыскали, босс. А вам что, моя помощь требовалась?
— Ну да, но не в том смысле. Ты помнишь ночь, когда мы забрались в тот особнячок на краю города, особнячок капитана полиции?
— Само собой.
— Как его фамилия?
— Фараонова? Дык Макичерн же, босс.
— Мак… а дальше? Как она пишется?
— А пес ее знает, — сказал Штырь откровенно.
— Ну-ка повтори! Набери в грудь побольше воздуху и произноси медленно и четко. Уподобься колоколу. Давай!
— Мак-и-черн.
— А! А где находится этот дом? Ты помнишь?
Лоб Штыря наморщился.
— Как тряпкой стерло, — сказал наконец бывалый взломщик. — Где-то на какой-то улице почти на окраине.
— Очень информативно, — сказал Джимми. — Попробуй еще раз.
— Дык оно само собой вспомнится. Только подождать.
— Значит, до тех пор мне придется за тобой присматривать. Из-за этого мига ты для меня самый важный человек на свете. Где ты живешь?
— Я? Да в Парке же. Во-во! На шикарной отдельной скамье, обращенной к югу.
— Ну, больше тебе в Парке спать не обязательно, если сам не предпочтешь. Можешь разбить свой походный шатер у меня.
— Чего-чего? Тут, босс?
— Если мы не переедем.
— Меня устроит, — сказал Штырь, блаженно разваливаясь в кресле.
— Тебе потребуется кое-какая одежда, — сказал Джимми. — Купим ее завтра. Фигуру твою можно обрядить прямо с плечиков. И ты не очень высок, что удачно.
— А для меня, наоборот, босс. Будь я повыше, так дотянулся бы до фараона и уже купил бы особняк на Пятой авеню. На Манхэттене деньги гребут фараоны, вот кто!
— Человек осведомленный! — сказал Джимми. — Расскажи-ка поподробнее, Штырь. Видимо, в полицейских силах Нью-Йорка очень многие богатеют на взятках?
— Само собой. Поглядите хоть на старика Макичерна.
— С большой бы радостью. Так расскажи мне про него, Штырь. Сдается, ты с ним близко знаком.
— Я? Само собой. Во всей их шайке самый обдирала. Только о деньгах и думает. Но слышь, вы его девочку видели?
— Что-что? — сказал Джимми резко.
— А я дык разок видел. — От восхищения Штырь стал почти лиричен. — И-ех! Вот уж птичка, так птичка. Персик, и ничего боле. Ради нее я бы бросил свою счастливую родину. Кликуха — Молли. Она…
Джимми смерил его бешеным взглядом.
— Прекрати! — прикрикнул он.
— Чего-чего, босс? — сказал Штырь.
— Хватит! — сказал Джимми свирепо.
Штырь в изумлении уставился на него.
— Само собой, — сказал он с недоумением, однако понял, что его извинение не удовлетворило великого человека.
Джимми раздраженно грыз мундштук трубки, а Штырь, исполненный наиблагимейших намерений, сполз на краешек кресла и печально попыхивал сигарой, гадая, чем он провинился.
— Босс? — сказал Штырь.
— А?
— Что тут деется? Введите меня в игру. Все по-старому? Банки и слезы герцогинь? Вы ж меня к игре допустите, а?
— Совсем забыл, что не сказал тебе, Штырь. Я ушел на покой.
Страшная правда медленно дошла до Штыря.
— Послушайте! Как так, босс? Вы что, завязали?
— Вот-вот. Абсолютно.
— И больше слез не тырите?
— Ни-ни.
— И не пользуетесь этой, как ее там, горелкой?
— Я продал мою кислородно-ацетиленовую горелку, раздарил прочие атрибуты и, открыв новую страницу, намерен вести жизнь законопослушного гражданина.
Штырь охнул. Мир рухнул ему на голову. Тот поход на дело с Джимми, мэтром взлома, был самым светлым и гордым воспоминанием его жизни. И вот теперь, вновь встретившись с ним в Лондоне, он уже предвкушал долгое и плодотворное сотрудничество на преступной стезе. Штыря не тревожило, что его доля в таковом будет самой мизерной. С него было бы довольно самой скромной роли в обществе Мастера. Перед его глазами уже громоздились все богатства Лондона, и мысленно он повторил за Блюхером: «Какой прекрасный город для разграбления!»
И вот его идол разбил вдребезги эту мечту единым словом.
— Выпей-ка еще, Штырь, — сочувственно сказал Отрекшийся Вождь. — Для тебя ведь это потрясение, я понимаю.
— Дык я же, босс…
— Знаю-знаю. Таковы уж трагедии жизни. Мне тебя крайне жаль, но что поделаешь!
Штырь сидел молча, повесив нос. Джимми хлопнул его по плечу.
— Взбодрись! — сказал он. — Откуда ты знаешь, вдруг честная жизнь окажется в высшей степени развеселой. Многие люди ведут ее и просто наслаждаются. Вот и тебе следует ее испробовать, Штырь.
— Мне, босс? И мне тоже?
— Более чем. Ты — мое единственное связующее звено… Я не хочу, чтобы адрес всплыл у тебя в памяти на втором месяце десятилетнего срока в Дартмуре. Я намерен приглядывать за тобой, Штырь, сын мой, как рысь. Мы вместе будем наблюдать жизнь в разных развлекательных заведениях. Выше нос, Штырь! Развеселись! Улыбнись!
После краткого раздумья Штырь улыбнулся, хотя и слабо.
— Так держать! — сказал Джимми. — Рука об руку, Штырь, мы вступим в высшее общество. В высшем обществе ты будешь иметь бешеный успех. Тебе для этого достаточно иметь бодрый вид, причесать волосы, а руки держать подальше от серебряных ложек, ибо в лучших домах их обязательно пересчитывают, едва дверь закроется за последним гостем.
— Само собой, — понимающе кивнул Штырь, как специалист, воздав должное такой вполне разумной предосторожности.
— А теперь, — сказал Джимми, — пора и на боковую. Ты согласен провести одну ночь на диване? Конечно, некоторые ребята уступили бы тебе свою кровать. Однако завтра я позабочусь о кровати для тебя.
— Для меня! — восхитился Штырь. — И-ех! Я ж всю последнюю неделю дрых в Парке. Будет в самый раз, босс.
Глава 11. На повороте дороги
Наутро после встречи в «Савое», когда Джимми, отослав Штыря к портному, разделывался у себя дома с комбинацией первого и второго завтраков, его навестил лорд Дривер.
— Так и думал, что застану вас, — заметил его сиятельство. — Ну, малышок, как дела-делишки? Завтракаете? Яичница с беконом! Ого! Я не мог проглотить ни крошки!
Его вид подтверждал истинность его слов. Потомок сотни графов был зеленовато-бледен, а его глазам позавидовала бы любая рыба.
— Типус, который остановился у меня… сегодня везу его с собой в Дривер… субъект, которого я встретил в клубе… типус по фамилии Харгейт. Вы его знаете? Нет? Он еще был на ногах, когда я вчера вернулся, и мы засиделись, гоняя шары. Бильярдист он хуже некуда, просто жуть берет. Я дал ему тридцать очков форы… до пяти утра. Чувствую себя препогано. И не вставал бы вообще, да только мне надо успеть на два пятнадцать в Дривер. Единственный приличный поезд.
Он хлопнулся в кресло.
