в гл. 3 «Тайному другу») — описание подоплеки замысла вбирало в себя корневые мотивы «Белой гвардии»: атмосферу дома Турбиных, где «пышут жаром разрисованные изразцы», бьют стенные часы, где
во сне герои ищут покоя и разгадки происходящих событий, обретают надежду на искупление и вечную жизнь.
Особенную роль сна в мироощущении Булгакова и момент перехода этого мотива из сферы биографического — в едва начавшую формироваться область творческого показывает письмо Булгакова, написанное им в последний день рокового 1917 года: «Через два часа придет новый год. Что принесет мне он? Я спал сейчас, и мне приснился Киев, приснилось, что играют на пианино... Придет ли старое время?» (письмо к Н. А. Земской, хранится в архиве Е. А. Земской).
Не менее чем за год до работы над «Тайному другу» был начат роман о Воланде (в мае 1929 года он назывался «Копыто инженера»; о реконструированных ранних редакциях романа «Мастер и Маргарита» см.: Чудакова М. О. Архив М. А. Булгакова. Материалы для творческой биографии. — Записки Отдела рукописей ГБЛ. Вып. 37. С. 63–80). Используя атрибуты уже сложившегося героя (вплоть до упоминания о том, что у Рудольфа одна нога «была с копытом»), автор рисовал якобы сатану, квази-Мефистофеля. Однако если внешние «дьявольские» черты Рудольфа связывают его с Воландом ранних редакций романа, то само поведение владельца печатного станка как сатаны-мецената, иронически-благожелательно беседующего с взятым им под покровительство автором и нимало не сомневающегося в успехе своих предприятий, ведет к Воланду позднейших редакций романа и его встрече с Мастером — героем, которого еще нет в замысле романа в 1928–1929 годах. Именно в работе над автобиографическим сочинением автор увидел, по-видимому, очертания некой ситуации встречи художника и могущественного мецената.
В работе над повестью — исповедью, обращенной к тайному другу, автор-герой сформировал представление о судьбе художника как самостоятельной теме творчества. Возник замысел пьесы о Мольере, первый набросок которой датирован октябрем 1929 года. Вторым творческим следствием зарождения темы художника в недрах автобиографического повествования стала новая линия в романе о Воланде — линия Мастера (окончательно прояснившаяся в 1931–1932 годах). Не исключено, что именно разветвление замысла в процессе работы заставило автора оборвать рукопись на полуслове — так и не перейдя к рассказу о том, как он «сделался драматургом» (варианты названий говорят именно о театре, о сцене, об актерах — «Дионисовых мастерах»). Строки точек отметили недописанные фрагменты.
Слова «План романа», написанные синим карандашом на полях рукописи, зафиксировали момент, когда рукопись вышла в глазах автора из первоначальных жанровых границ и была осознана как набросок большого романа. Это могло произойти и осенью 1929 года, и в 1936 году — в момент размышлений над романом, получившим название «Записки покойника»: в нем и было рассказано, как автор-герой «сделался драматургом».
Первые попытки посмертной публикации в 1971–1972 годах не увенчались успехом — откровенные политические признания автора определили цензурные препятствия. Первые упоминания в печати — в 1976 году (Чудакова М. О. Архив М. А. Булгакова. С. 80–85, с подробным пересказом содержания и цитатами).
М. Чудакова
...темней чернеют пинны... — У Гоголя («Рим»), а вслед за ним у Булгакова «пинны» вместо «пинии».
«Гляжу, как безумный...» — стихотворение «Черная шаль» (1820) А. С. Пушкина, положенное на музыку А. Н. Береговским.
«...Еще шампанских жажда просит... А уж брегета звон доносит!..» — «Еще бокалов жажда просит // Залить горячий жир котлет, // Но звон брегета им доносит, // Что новый начался балет» — «Евгений Онегин» А. С. Пушкина, глава первая, строфа XVII.
«Мальбруг в поход [собрался]...» — популярная русская пародийная песенка XVIII в., перевод французской песни об английском полководце Джоне Черчилле Мальборо, приобрела особую известность в России после Отечественной войны 1812 г. Герой песни ассоциировался с Наполеоном. Имя Мальбруга стало нарицательным и относилось на счет всякого неудачливого полководца или предприятия. Первая строка песни стала поговоркой. Текст песни и комментарий к ней см. в кн.: Песни и романсы русских поэтов. Вступ. статья, подготовка текста и примечания В. Е. Гусева. М.-Л., 1965. С. 208, 993.
Сцена I — ВиМ. Т. II. Ч. 5. XX.
Ежели вы позволяете себе в моей гостиной... (фр.)
Я ничего не сделаю, не бойтесь! (фр.)
Как честный человек (фр.).
Сцена II — ВиМ. Т. II. Ч. 5. XXI; Т. III. Ч. 1. VIII.
Сперанский Михаил Михайлович (1772–1839), граф — русский государственный деятель, приближенный Александра I; автор проектов либерального преобразования. В 1812 г. был обвинен в измене и сослан.
По следам этого господина... (фр.)
Сцена III — ВиМ. Т. II. Ч. 5. XXII.
Сцена IV — слова Чтеца — ВиМ. Т. III. Ч. 1. I; сцена в доме графов Разумовских — Ч. I. XVIII.
Сцена V — слова Чтеца — ВиМ. Т. III. Ч. 1. XIX; сцена в доме Ростовых — Ч. 1. XX.
...Что и она, рукой прекрасной... — романс на слова Д. А. Кавелина «В приятну ночь, при лунном свете...» (муз. О. Шереметевой), приведенный Толстым в ВиМ. Т. I. Ч. 1. XX.
Милый (фр.).
Ей-богу, не знаю, куда я его дел (фр.).
К графу Ростопчину... — Ростопчин Федор Васильевич (1763–1826), у Толстого Растопчин, — главнокомандующий (генерал-губернатор) в Москве в 1812–1814 гг. Демагогическая деятельность Ростопчина изображена в ВиМ резко отрицательно; М. А. Булгаков (в своем незаконченном «Курсе истории СССР») вполне разделял толстовскую оценку этого деятеля.
Становится опасным говорить по-французски на улицах (фр.).
Сцена VI — ВиМ. Т. III. Ч. 1. XXII, XXIII.
Которого я не имею чести знать (фр.).
Адраксин — так и в ВиМ; фамилию «Апраксин», которую носил ряд влиятельных
