И Эмилио поведал Амалии биографию Анджолины. Говорил о её легкомысленности, тщеславии и о всём остальном, что составляло его несчастье. А Амалия просто молча слушала брата и не высказывала никакого удивления. Эмилио подумал, что она изучает его любовь и пытается найти сходство с любовью своей.
Так они провели восхитительные четверть часа. Казалось, всё, что разделяло их, исчезло или даже объединяло их теперь. Эмилио так разговорился не из-за того, что испытывал нужду облегчить бремя любви, а только для того, чтобы доставить удовольствие сестре. Он относился к Амалии с огромной нежностью, и ему казалось, что, слушая историю его несчастной любви, она дарует ему своё прощение.
Однако нежность Эмилио побудила его сказать слова, которые совсем изменили течение этого вечера. Закончив свой рассказ, он безо всяких колебаний спросил:
— А ты?
Эмилио не только не колебался, но и даже не обдумал этот шаг. После долгих дней, когда он боролся с желанием попросить сестру довериться ему, в этот час, увлёкшись, он уступил ему. Эмилио почувствовал такое большое облегчение, честно признавшись во всём сестре, что для него показалось естественным попросить и Амалию довериться и рассказать всё ему таким же образом.
Но Амалия не поняла его. Она посмотрела на него вытаращенными от ужаса глазами:
— Я? Не понимаю тебя!
Если она действительно не поняла, то могла бы обо всём догадаться по неловкости, которая охватила Эмилио, увидевшего потрясение сестры.
— Мне кажется, ты сошёл с ума.
Амалия всё поняла, но очевидно ещё не могла объяснить себе, как Эмилио удалось догадаться о секрете, который она так ревностно хранила.
— Я спросил тебя… — пробормотал Эмилио, потрясённый в равной с Амалией степени.
Он пытался солгать, но тем временем Амалия уже нашла для себя самое очевидное объяснение:
— Синьор Балли говорил тебе обо мне.
Она кричала. Её горе само нашло слова. Лицо Амалии стало красным от неистового гнева, а губы изогнулись в дугу. В этот миг она снова стала сильной. В этом она совершенно походила на Эмилио. Было ясно, что Амалия ожила, преобразовав своё горе в гнев. Она больше не была покинутой без объяснений — теперь её переполняло презрение. Но этой силы и гнева надолго не хватило. Эмилио заверил Амалию: синьор Балли никогда не говорил ему о том, что считает себя любимым ею. Но она не поверила и, лишённая сил горестными сомнениями, принялась плакать:
— Почему синьор Балли больше не приходит?
— Просто так получилось, — сказал Эмилио, — через несколько дней он обязательно придёт.
— Не придёт! — закричала Амалия, снова неистовствуя. — Он со мной даже не здоровается.
Рыдания мешали ей произносить более длинные фразы. Эмилио бросился к ней с объятиями, но она не могла принять это сочувствие. Амалия резко встала, освободилась от объятий Эмилио и побежала в свою комнату, чтобы успокоиться. Её рыдания превратились в выкрики. Однако вскоре и они прекратились совсем, Амалия вернулась и уже могла говорить, прерываемая лишь продолжающимися вздрагиваниями. Остановившись у двери, она сказала:
— Сама не знаю, почему так плакала. По инерции впала в такое возбуждение. Определённо, я больна. Я не сделала ничего, что могло бы позволить этому синьору так поступать со мной. Ты виноват в этом, не так ли? Что ж, с меня хватит! Что мне остаётся сказать или сделать?
Амалия прошла от двери, присела и снова принялась плакать, на сей раз не так безудержно.
Для Эмилио было очевидным, что прежде всего он должен оправдать друга, и он попытался, но не было никакой возможности доказать сейчас что-либо Амалии. Спор только возбуждал её ещё больше.
— Пусть он придёт! — прокричала она. — Если не хочет, он меня даже не увидит.
Эмилио показалось, что он придумал хорошую идею:
— Знаешь причину изменения поведения Балли? Его прямо при мне попросили жениться на тебе.
Амалия посмотрела на Эмилио, думая, может ли она поверить ему, не поняла его хорошо и, чтобы проанализировать получше его слова, сказала:
— Кто-то ему сказал, чтобы он собирался жениться на мне?
Она громко рассмеялась, но Эмилио не составил ей компанию в этом. Следовательно, Стефано боялся скомпрометировать себя тем, что должен жениться на ней? Но кто вбил подобную идею в его голову, ведь он никогда не рассматривал серьёзно глупости? А она, была ли она девчонкой, которая способна влюбиться безрассудно после двух слов и одного взгляда?
— Конечно, — замечательная сила воли Амалии позволила ей даже изобразить тон совершенного безразличия, — конечно, компания Балли мне приятна, но я и не думала, что всё так обернётся.
Амалия снова захотела рассмеяться, но в этот раз её голос прервался плачем.
— Не вижу никаких причин плакать, — сказал робко Эмилио.
Ему захотелось прекратить этот откровенный разговор, который он так легко спровоцировал. Слово не лечило Амалию, от него её горе лишь обострялось. И в этом она отличалась от него.
— У меня нет причин плакать, когда со мной так поступили? Он убегает, как будто я преследую его, — опять прокричала Амалия, но от приложенных усилий быстро обессилела.
Слова Эмилио были неожиданны для неё, потому что после такого долгого периода рыданий она ещё не обрела привычного спокойствия. Амалия захотела уменьшить впечатление, которое произвела на Эмилио эта сцена.
— Моя слабость является причиной моего возбуждения, — сказала она, положив голову на руки. — Разве ты не видел меня плачущей и по менее важным поводам?
Не говоря этого, оба вспомнили тот вечер, когда Амалия тоже горько плакала только потому, что эта Анджолина увела у неё брата. Эмилио и Амалия молча серьёзно посмотрели друг на друга. «Получается, — подумала она, — что я действительно плакала тогда без причины, потому что ещё не знала того уныния без возможности выйти из него, в котором нахожусь сейчас». Эмилио, напротив, вспомнил, как та сцена была похожа на эту. И он почувствовал, как новый груз ложится на его совесть. Эта сцена, очевидно, являлась продолжением той, предыдущей.
Но Амалия решила:
— Думаю, ты должен защищать меня, не так ли? Теперь мне кажется, что ты не можешь продолжать оставаться другом человеку, который так обижает меня без всякого повода.
— Он тебя не обижает, — запротестовал Эмилио.
— Думай, как хочешь! Но он должен вернуться в этот дом, иначе ты будешь вынужден отвернуться от него. Со своей стороны могу тебя заверить, что он не обнаружит никаких изменений в моём поведении, сделаю над собой усилие и отнесусь к нему не так, как он того заслуживает.
Эмилио признал, что сестра права, и заметил, что не станет говорить Балли о том, что от того, придёт он или нет, зависят их отношения, а просто скажет, что его снова хотят видеть чаще в их доме.
Но даже этого обещания не было достаточно для кроткой Амалии:
— Значит, тебе кажется пустяком обида, нанесённая твоей сестре? Веди себя, как хочешь и как тебе кажется правильным, но и я поступлю так же, — пригрозила она гневно. — Завтра я пойду в агентство напротив и попрошу принять меня гувернанткой.
В словах Амал и и чувствовался такой холод, что лерсо верилось в серьёзность её намерений.
— Разве я сказал, что не хочу делать того, что хочешь ты? — сказал испуганный Эмилио. — Завтра я поговорю с Балли, и если завтра же он не придёт, я охлажу своё отношение к нему.
Это «охлажу» оказалось недостаточным для Амалии.
— Охладишь? Делай что хочешь.
Она поднялась, и, не прощаясь с ним, прошла в свою комнату, где ещё горела свеча, что она зажгла в первый раз.
Эмилио подумал, что Амалия продолжает проявлять свою обиду, потому что ей было гораздо легче повелевать им: сам момент, когда она бы смягчилась, чтобы сказать ему слова благодарности или просто согласия, помог бы ему вернуть утраченное душевное спокойствие. Эмилио хотел пойти за ней, но понял, что она раздевается, и пожелал ей спокойной ночи. Амалия ответила вполголоса и с жестоким безразличием.
В конце концов, она была права. Балли был должен появляться хотя бы изредка в их доме. Это внезапное прекращение визитов было обидным. И хотя Эмилио понимал, что делается это с целью излечения Амалии, но в данной ситуации главным становилось заглаживание перед ней вины. Эмилио вышел из дома в надежде найти Балли.
Но получилось так, что он сразу отвлёкся от всех своих трудностей, как только мог: по странному стечению обстоятельств у дверей своего дома Эмилио столкнулся лицом к лицу с Анджолиной. Как же быстро он забыл сестру, Балли и свои угрызения совести! Это был для него настоящий сюрприз. За эти несколько дней Эмилио уже забыл цвет волос Анджолины, который делал белокурой её всю, он снова увидел эти голубые глаза, что сейчас вопросительно и испытующе смотрели на него. Эмилио быстро поприветствовал её, при этом стараясь, чтобы приветствие это было холодным, и от этого оно получилось порывистым. В то же время Эмилио вытаращил на неё глаза, от чего Анджолина, если и сама не была удивлена и взбудоражена, то наверняка должна была испугаться.
