Она не противилась и, будучи в бессознательном, полуобморочном состоянии, едва отвечала на жаждущие, трепетные поцелуи.
Время шло.
Барбоза не мог поверить в то, что происходит.
Разуверившись в женщинах, расставшись с женой, мизантроп, он оставил мир, уединился со своими книгами и научными приборами в медвежьем углу, на фазенде в сертане. Он покинул общество, изменил привычки, сохранив только, как реликвии прошлого, чистоплотность и опрятность в одежде. Жизнь у него протекала в ученых занятиях и размышлениях. Казалось, вот-вот он достигнет той спокойной ясности духа, о которой говорит Плавт, только при чтении книг – в разговоре с живыми и мертвыми. И вот, волею неисповедимой судьбы, на пути у него появляется молодая, красивая, умная, образованная, благородная, богатая девушка. И эта девушка влюбляется в него, внушает ответное чувство к себе – и вот он пленен и повержен. Мало того – вопреки всем ожиданиям, она совершает невероятный и абсурдный поступок, заявляется к нему в спальню, будит его и отдается ему... Она у него в объятиях – томная, безвольная, снедаемая вожделением, а он ласкает и целует ее... Но больше он ничего не может сделать! Не то чтобы его удерживали предрассудки, которых у него нет, или боязнь последствий, которых он уже не боится. Удерживает его неожиданный нервный срыв, физическая невозможность. Тщетно силится он сконцентрировать волю, чтобы успокоить нервы и подготовить организм...
Ощущая всю нелепость и смехотворность своего положения, он чувствует, как его прошибает пот, что руки у него похолодели,– и разражается рыданиями. Обезумев, он отталкивает Лениту и впивается себе в грудь ногтями.
–?Не могу! Не могу! – отчаянно стонет он.
Они поменялись ролями. Ленита почуяла какую-то холодность и отчужденность, но причины она не понимала и даже не подозревала о ней. В исступлении сладострастия, которое изменило ее до неузнаваемости, превратило в бесстыдную вакханку, в похотливую самку, Ленита вцепилась в Барбозу, обхватила его руками и ногами, как осьминог обхватывает жертву. Жадными, горячими губами она тянулась к его губам. В необоримом порыве чувственности она кусала ему губы, целовала гладкую поверхность зубов, сосала язык...
От наслаждения она учащенно, жарко, порывисто дышала. Ее наслаждение было интенсивным, исступленным, но... конечно же, неполным, ущербным.
А Барбозе хотелось встать, взять пистолет и размозжить себе череп.
Но мало-помалу спокойствие восстановилось. Барбоза почувствовал, что кровь спокойнее заструилась по жилам, что сладостное тепло разливается по всему телу, что плотское влечение пробуждается и настойчиво требует своего.
Мигом избавился он от минутной слабости и ощутил себя сильным и мужественным.
В неистовом порыве похотливого самца – более того, мужчины, стремящегося избавиться от унизительной слабости, Барбоза вновь перешел в наступление, сжал девушку в объятиях и зарылся головой в шелковистую и ароматную волну ее распустившихся волос.
–?Ленита!
–?Барбоза!
И победоносный поцелуй подавил жалобный крик девушки, расстающейся с девственностью...
Последовала буря необузданных, хмельных, исступленных ласк. Тела сближались, сплетались, становились единым целым. Плоть входила в плоть. Содрогание отвечало на содрогание, поцелуй на поцелуй, укус на укус.
Посреди этой бури наслаждения то и дело раздавались сдавленные крики, сладострастные стоны, утомленное, учащенное дыхание.
После долгого, глубокого вздоха последовала продолжительная тишина.
За нею вновь началась жаркая, яростная, животная, исступленная борьба...
В оконную щель пробился лучик света.
Настало утро.
–?Пусти меня! Пусти меня, Барбоза! Мне надо идти – светает уже.
–?Нет, нет! Погоди! Это луна светит, а не солнце.
–?Нет, я пойду! Пусти меня, пусти!
Сделав резкое усилие, Ленита высвободилась из объятий Барбозы и встала с постели.
В проеме полуоткрытой двери на мгновение промелькнула неясная тень. Потом и она исчезла.
Барбоза поднялся, быстро оделся, вышел из комнаты, запер дверь и положил ключ в карман.
Ленита у себя в спальне услышала его гулкие, удаляющиеся шаги.
Девушку лихорадило, голова у нее пылала и кружилась. Перед глазами непрестанно возникали светящиеся круги, без конца расширявшиеся и переливавшиеся всеми цветами – от темно-зеленого до медно-красного. Горло горело, губы потрескались.
В пустой комнате Барбозы лучик света, пробивающийся сквозь щель окна, упал на растерзанную постель. На смятых простынях виднелись свежие, влажные, алые пятна крови.
–?Какое чудесное утро! – воскликнул полковник, приближаясь к входной двери.– Погодка замечательная! Эй! Жасинту!
–?Что прикажете, хозяин? – отозвался старый негр.
–?Где народ?
–?Рис собирает, хозяин.
–?А Мандука где?
–?Сынок ваш велел оседлать рыжего коня да в город поскакал.
Полковник всей грудью вдохнул свежий утренний воздух. Он прекрасно выспался, боли ночью его не беспокоили, и потому он пребывал в превосходном расположении духа. Хотелось с кем-нибудь поболтать, пооткровенничать.
–?Только собрался я с кем-нибудь побеседовать – и вот, на тебе: Мандука в город потащился, а Ленита до сих пор бока отлеживает! Ну и ну! Ладно, съезжу-ка я на кофейную плантацию.
И он велел запрячь старую, смирную кобылу и поехал на кофейную плантацию, что делал не так часто – пару раз в год.
Воротился он к полудню. Барбоза еще не приехал, Ленита еще не вставала. Хотелось есть. Он велел накрыть на стол. Пока готовили завтрак, он подошел к спальне Лениты и постучался.
–?Что случилось? – спросил он.– Нездоровится, что ли?
–?Да нет, все в порядке. Просто спать хочется,– ответила девушка.
–?Ты что, все еще спишь?
–?Вы меня разбудили.
–?Знаешь что? Вставай, составь-ка мне компанию. Мандука уехал куда-то. Я еще не завтракал, а завтракать одному неохота.
–?Сейчас иду.
–?Ну, я жду. Иди скорее, а то у меня уж живот подвело.
Через полчаса Ленита вышла. Она была бледная и осунувшаяся. Веки у нее покраснели, под глазами темнели круги. На плечах у нее была шубка. Время от времени она вздрагивала от озноба. Вяло подойдя к столу, она будто нехотя села.
–?Батюшки, да на кого же ты похожа! – вскричал полковник, завидев ее.– Ты словно на кладбище ночевала. Что случилось?
–?Неважно себя почувствовала.
–?Гм! Я это еще вчера вечером заметил. Ах, девушки, девушки! Замуж тебе надо, вот что! Кашки маниоковой с рыбкой хочешь?
–?Нет, благодарю.
–?А салатику?
–?Нет, спасибо.
–?Кусочек ветчинки?
–?Ветчинки... можно, только маленький, ладно?
Полковник положил ей большой розовый ломоть с прожилками белого жира.
Ленита посолила его и съела с большим аппетитом.
–?Солененького захотелось, да? Вот и ладно... Еще положить?
Ленита ответила утвердительно, велела принести имбирного пива и выпила полный стакан.
С полковником она проговорила с час. Но к концу дня она почувствовала слабость, ее клонило в сон. Она ушла к себе и заснула. Проснулась, когда уже смеркалось. Выходя из комнаты, она чуть не столкнулась с Барбозой, который притворялся, что рассматривает статуэтку на полке.
–?Добрый вечер, Ленита,– произнес он робким, дрожащим, упавшим голосом.
Девушка не ответила. В порыве чувств она обхватила руками его голову, пригнула и стала жадно и торопливо целовать ее, прижимаясь лицом к его коротким, слегка вьющимся волосам.
–?Ленита,– чуть слышно прошептал Барбоза,– не приходи больше в мою спальню, это опасно, тебя могут увидеть, заметить. Лучше я буду приходить в твою, сюда.
–?У меня служанка рядом спит.
–?Легко найти предлог, чтобы отозвать ее. И двери запереть.
Они пошли в столовую.
Полковник уже распорядился зажечь свет. Он стоял возле стола, читая корреспонденцию, только что привезенную из города.
–?Смотри, Ленита,– сказал он,– вот твои газеты. А еще тебе письмо пришло. Прочитай поскорее письмо – оно тебя заинтересует.
–?Вы-то откуда знаете?
–?На конверте тот же почерк, что на письме, которое я получил вчера. Прочитай.
–?Что же это такое? – произнесла девушка, со скучающим видом разрывая конверт. Развернув лист бумаги, она прочла с полным равнодушием, не выказывая никакого чувства. Потом она отдала вскрытое письмо полковнику.
–?Вот,– безразлично произнесла она.
–?Ну, так что? – спросил полковник.
–?Можете прочесть.
–?Это доктор Мендес Майа написал?
–?Он самый.
–?Ну, и что скажешь?
–?Да что сказать-то? Тут и говорить нечего.
–?Тогда все ясно. Молчание...
–?...Не всегда знак согласия. Напрасно доктор Мендес Майа потратил время, красноречие, бумагу, чернила и почтовую марку. Замуж за него я не пойду.
–?Это что, брачное предложение? – встревоженно спросил Барбоза.
–?С соблюдением всех формальностей.