Хватит врать - Филипп Бессон

Я так и не позвоню Тома.

Но я буду долго собираться. Много раз буду браться за телефон, набирать номер, и останется только нажать последнюю кнопку – и каждый раз я буду отказываться от этой мысли.

Почему? Каждый раз у меня будут новые причины.

В те времена я жил вместе с А., который был на пятнадцать лет меня младше и не любил парней, но почему-то любил меня, кто его знает почему, это странная история, ненадежная, и мне было страшно нарушить это хрупкое равновесие. Потому что – тут я не строю иллюзий – позвонить Тома, говорить с ним, может быть, предложить ему встретиться было бы отнюдь не безобидно. Я не могу сказать: в конце концов, это просто звонок, так, поддержать давнее знакомство. Я знаю, что это намного больше. Даже если бы он просто не снял трубку, один лишь факт этого звонка уже был бы своего рода предательством: опять возвращаемся к старому, и вот так всегда. Но даже если не ударяться в такие крайности, этот шаг в сторону Тома означал бы недоверие к А., отстранение от него, он обнажил бы несовершенство нашей любви.

Еще я опасаюсь жестокой реальности. Тогда нам было по восемнадцать, теперь – сорок. Мы уже не те, что были. Время прошло, жизнь нас потрепала, она нас изменила и переделала. Мы уже не узнаем друг друга. Не важно, что мы мало изменились внешне: сама суть, то, что мы есть, поменялось до неузнаваемости. Он женился, стал отцом, держит ферму в Шаранте. Я пишу романы, шесть месяцев в году провожу за границей. Где круги нашего существования могли бы иметь хоть крохотную общую точку?

Но главное – мы уже не найдем того, что когда-то толкнуло нас друг к другу. Ярчайшая надобность. Неповторимое мгновение. Были такие обстоятельства, наложение ряда случайностей, набор совпадений, одновременность порывов, что-то сгустилось в воздухе, что-то еще, связанное со временем, местом, и всё в сумме в то мгновение сложилось вместе и сделало возможной нашу встречу, но теперь всё это изменилось, взорвалось, рассыпалось, словно фейерверк, когда отдельные ракеты разлетаются в стороны в ночном небе и осколки опадают дождем и исчезают в падении, пропадают, еще не успев коснуться земли, и никого уже не обожгут, никого не ранят, и все: то мгновение закончилось, умерло, оно уже не вернется, вот что с нами случилось.

Тома мне тоже не позвонит.

Несколько недель назад я получил письмо от Люка, посланное на адрес издательства, а уж оттуда его вскоре переслали мне. Через девять лет после нашей единственной встречи он мне написал. В письме говорилось, что он будет проездом в Париже в последнюю неделю февраля (я взглянул на почтовый штемпель: письмо было послано из Шаранты) и что он хотел бы со мной увидеться, тут он поправлял себя: на самом деле ему совершенно необходимо со мной увидеться, он должен мне кое-что передать, звучало загадочно, как будто эта загадочность была нужна, чтобы убедить меня ответить согласием, или как будто он не был уверен, что письмо действительно до меня доберется и не будет вскрыто кем-то еще, поэтому требовалось сохранять некую недоговоренность. Он предполагал, что я очень занят, ведь мой последний роман должен вот-вот выйти, он упоминал его название, но надеялся, что я смогу «уделить ему пару минут». Он написал свой номер телефона. И добавил, что подстроится под мои возможности, поскольку его собственные планы можно менять.

Мне действительно предстояло ездить по книжным магазинам, чтобы рассказывать о своей книге, но как раз в последнюю неделю февраля я был относительно свободен, и у меня не было причин отклонять его приглашение.

И вообще, не скрою, он меня заинтриговал.

Я не решился ему позвонить, видимо, боялся, что придется вести телефонный разговор: для начала полагалось бы спросить, что нового, заполнить пустоты – на месте прошедших лет, ему пришлось бы описать их телеграфно, чтобы не углубляться в детали, и я, подумав, что такой разговор поставит нас обоих в неловкое положение, ограничился тем, что отправил СМС с предложением места и времени. Меньше чем через минуту он ответил: договорились, я буду.

Я выбрал кафе «Бобур» – просто потому, что оно совсем рядом с моим домом. Утро – потому что в это время там безлюдно. Второй этаж – потому что туда почти никогда никто не поднимается, а мне нравится вид на центр Помпиду.

Я пришел первым и немного нервничал, не скрою. Купил газеты в киоске внизу и листал их, не читая, не останавливаясь ни на чем конкретно. Я просто отметил, что там шла речь о предвыборных делах в Америке и что статьи сопровождали фотографии Дональда Трампа и Хиллари Клинтон. Предвыборное буйство, в котором задействованы миллиарды долларов, обычно меня увлекает. Но не в это утро. Не тогда, когда мне предстоит снова встретиться с Люка Андриё.

Он появляется, и я сразу его узнаю. Он медленно поднимается по винтовой лестнице, ища меня взглядом. Заметив, спокойно направляется в мою сторону. Его фигура окрепла, улетучились подростковые черты, юная хрупкость. Вместо непринужденности появилась целеустремленность. Это уже мужчина.

Улыбка тоже исчезла. У меня в памяти запечатлелась ее бесшабашность, лучистость. Теперь он был совершенно серьезен. Возможно, это не только сдержанность, но и смущение перед новой встречей, случившейся через столько лет? И, кроме того, встречей организованной, предопределенной. Когда случайность исчезает, остается своего рода формальность.

Однако в первую очередь мне бросился в глаза его загар. Я сказал об этом своем наблюдении вслух, получилось начало разговора не хуже других, и мы таким образом обошлись без общепринятых приветствий, от которых все чувствуют себя неловко. Он ответил: это потому, что я теперь живу в Калифорнии, а там всегда солнце, вы же сами знаете.

Он пояснил это «сами знаете»: «Как-то я наткнулся на интервью, где вы рассказываете, что часть года живете в Лос-Анджелесе. Иногда мне казалось, что когда-нибудь мы с вами встретимся. Конечно, Лос-Анджелес огромный, ему просто конца не видно, ну, кому я объясняю, но все-таки бывают же совпадения… Но совпадения не произошло. И позвонить вам я не мог, потому что ваш номер у меня не сохранился».

Я спросил, чем он занимается в Калифорнии. Он объяснил, что работает на одного известного виноторговца, это большое хозяйство, которое закупило французские сорта винограда и разводит их в Америке, он там