послышался знакомый низкий голос.
– Заходи.
Ещё до того как Сюнскэ ответил, перегородку раздвинули и за инкрустированным деревом столом, на котором стоял горшок с примулой, появилась толстая фигура медленно, неуверенно вошедшего Номуры.
– Никто мне не ответил. Я вошёл в дом и несколько раз спросил: «Есть кто-нибудь?» – но служанка даже не появилась. Делать нечего, пришлось без приглашения подняться к тебе.
Впервые пришедший сюда Номура внимательно осмотрел комнату и тяжело опустился в кресло, на которое ему указал Сюнскэ.
– Видимо, служанку куда-то послали. Отошедший от дел хозяин – глухой, поэтому твоё «Есть кто-нибудь?» никто не услышал. Ты из университета?
Расставляя на столе посуду, чтобы напоить гостя чёрным европейским чаем, Сюнскэ посмотрел на Номуру, одетого в студенческую форму.
– Нет, сегодня должен съездить домой – послезавтра третья годовщина смерти отца.
– Печальное событие. Да и сама поездка дело не шуточное.
– Не беспокойся, я привык туда ездить. И всёже ежегодная траурная церемония в деревне – это…
Номура, словно заранее оповещая о том, что боится поездки, нахмурил брови, скрытые очками, но тут же взял себя в руки.
– Кстати, я пришёл к тебе с просьбой…
XVII
– Что ещё случилось?
Номура, смутившись, почесал коротко остриженный затылок:
– Понимаешь, нужно сходить в психиатрическую лечебницу, о которой мы с тобой говорили… Ты не сможешь вместо меня пойти туда с Хацуко-сан? Дело в том, что даже если я уеду прямо сегодня, то всё равно раньше чем через неделю вернуться не смогу.
– Мне это будет трудно сделать. Ты сам говоришь, что поездка займёт неделю. Ничего страшного: вернёшься и прекрасно сходишь с ней туда.
– Видишь ли, Хацуко-сан сказала, что хочет побывать там как можно скорее.
На лице Номуры было написано, что он в самом деле оказался в тяжёлом положении. Он стал одну за другой рассматривать висевшие на стене репродукции и, дойдя до «Леды» Леонардо да Винчи, перевёл разговор на другое:
– О-о, смотри, как она похожа на Тацуко.
– Вот как? Мне не кажется.
Говоря это, Сюнскэ сознавал, что явно лукавит. Сознавать это ему было, конечно, неприятно, но в то же время он испытывал при этом радость от своей маленькой хитрости.
– Похожа-похожа. Если Тацуко ещё немножко поправится, станет вылитой Ледой.
Номура, наклонившись к «Леде», какое-то время внимательно рассматривал её из-под очков, потом, глубоко вздохнув, перевёл взгляд на горшок с примулой.
– Ну так как? Может, ради нашей давнишней дружбы выполнишь миссию провожатого? Честно говоря, я думал, ты не откажешься, и даже написал об этом Хацуко-сан.
С языка Сюнскэ чуть не сорвалось: «Это уж твоя забота», – но ещё до того, как он произнёс эти слова, перед его мысленным взором на какой-то миг явственно всплыл облик Тацуко, сидящей потупив глаза. Догадавшись, что Сюнскэ готов согласиться, Номура ударил по подлокотникам кресла:
– Если Хацуко придётся пойти без тебя, станет ясно, что ты просто испугался, а Тацуко, может быть… да нет, несомненно, тоже пойдёт с вами, так что не беспокойся.
Держа чашку с чаем на ладони, Сюнскэ ненадолго задумался. Поразмышлять ещё немного, стоит идти или нет, или, может быть, придумать подходящий предлог, чтобы принять поручение, только что отвергнутое им? Он ещё не знал, на что решиться.
– Могу пойти, но…
Сказав это, он, тут же устыдившись своей корысти, добавил, точно оправдываясь:
– Это даст мне возможность встретиться с Ниттой, мы уже давно не виделись.
– О-о, теперь я спокоен.
Номура вздохнул с облегчением и, застегнув на груди металлические пуговицы, впервые поднёс ко рту чашку с чаем.
XVIII
– В какой день?
Взгляд Сюнскэ остановился не на самом Номуре, а скорее на чашке с чаем, которую тот держал на ладони.
– В будущую среду… во второй половине дня, но, если тебе это не с руки, можно пойти в понедельник или в пятницу.
– Менять ни к чему: в среду у меня как раз нет лекций. Я должен буду зайти за Курихарой-сан?
От Номуры не укрылась нерешительность, написанная на лице товарища.
– Нет, они сами за тобой зайдут. Начать с того, что это им по пути.
Сюнскэ молча кивнул и поднёс спичку к египетской сигарете, которую держал во рту, забыв прикурить. Потом, с чувством облегчения, откинул голову на спинку кресла.
– Ты уже приступил к своей дипломной работе? – перевёл он разговор на другую тему.
– Пока читаю понемногу книги, но когда появятся мысли, даже представить себе не могу. В последнее время столько забот на меня навалилось…
В глазах говорившего это Номуры было опасение, не насмехается ли Сюнскэ над ним. Но тот с самым серьёзным видом спросил:
– Ты говоришь «забот навалилось»?
– Разве я тебе не рассказывал? Моя мать не хочет уезжать из родных мест, и когда я окончу университет, поеду к ней, и мы будем жить вместе. Придётся улаживать дела с землёй и всем остальным, поэтому, когда мы отметим годовщину смерти отца, я собираюсь позаботиться обо всём этом. Сейчас передо мной возникли проблемы, которые, поверь мне, не так просты, как чтение книг по истории философии; тяжко мне приходится.
– Ты прав, конечно. Особенно когда это касается человека твоего склада…
Отношения Сюнскэ с Номурой, столы которых в токийском колледже, где они вместе учились, стояли рядом, были таковы, что он много узнал о его семье: о том, что Номура принадлежал к одному из известных старейших родов на юге Сикоку; о том, что его отец, связав свою жизнь с политической партией, несколько подорвал своё состояние, но всё равно в округе считался, несомненно, одним из крупнейших богачей; о том, что Курихара, отец Хацуко, сводный брат его матери и обязан своим нынешним положением политика отцу Номуры, который неоднократно помогал ему; о том, что после смерти отца откуда-то появились внебрачный сын и незаконная жена и даже началось долгое, обременительное судебное разбирательство. Сюнскэ, которому всё это было хорошо известно, мог в общих чертах представить себе, какие сложные проблемы заставляют Номуру поехать сейчас домой.
– Может быть, Шлейермахер не стоит того, чтобы так уж о нём беспокоиться?
– Шлейермахер?
– Ну да, это же тема моего диплома.
Номура сказал это удручённо, опустив коротко стриженную голову и разглядывая свои руки и ноги, но тут же снова приободрился и стал проверять, застёгнуты ли металлические пуговицы на груди.
– Ладно, надо идти. Прошу тебя, ты уж устрой Хацуко посещение психиатрической лечебницы Тэнкёин.
XIX
Сюнскэ, не слушая останавливавшего его Номуру, надел охотничью шляпу и крылатку и вышел вместе с ним из своей квартиры, которую снимал на улице Морикаватё. К счастью, ветер прекратился и холодные осенние сумерки струились по чуть поблёскивающему асфальту.
Они доехали трамваем до Центрального вокзала. Отдав носильщику чемодан, который нёс Номура, они зашли в зал ожидания второго класса, где уже горел свет, хотя стрелки часов на стене показывали, что до отправления поезда ещё долго. Не садясь, Сюнскэ кивнул в сторону часов:
– Может, сходим поужинаем?
– Давай. Неплохая мысль.
Номура вынул из внутреннего кармана форменной тужурки часы
