на центральной консоли в нескольких сантиметрах друг от друга. Пространство кажется живым, словно между нами пробегает электрический заряд. Я в жизни не была так сосредоточена на своей руке, как сейчас.
Наконец я кладу ее на колени и перевожу взгляд на окно.
– А знаешь, что самое обидное? – спрашиваю я после долгого молчания.
– Что?
– Мистер Берроуз сказал, что оставил меня на горе, поскольку я не уважаю магию и научусь почитать ее только, когда мне придется на нее положиться. И он был прав. Только благодаря магии Анджела и дети спаслись, да и я, наверное, тоже. У меня не случилось полиорганной недостаточности только потому, что магия непрестанно пульсировала во мне. Она охлаждала меня. Магия ничего не могла поделать с жарой, но именно она сохранила мне жизнь.
– Он мог бы и по-другому научить тебя этому. – В голосе Сана нет ни злости, ни гнева. Только грусть.
Я молчу. Не уверена, что он прав. Я ненавидела свою магию так долго, что вряд ли научилась бы уважать ее без чего-то радикального вроде этого испытания. И все же мне кажется, что благодаря тренировкам с Саном я перестала ее ненавидеть. Я не полюбила магию, нет, но научилась ценить ее. Возможно, даже уважать.
– Может, и нет, – наконец говорю я. – Но думаю, начала я учиться этому у тебя.
Сан молчит, но на его губах появляется едва заметная улыбка.
Когда мы приезжаем на школьную стоянку; уже полдень, но все внутри. Никто не хочет быть на таком пекле, даже леты.
Я выбираюсь из пикапа Сана и вздыхаю. Жара должна была закончиться сегодня, и наконец вернулась бы зима. Это пекло – лишь очередное напоминание, что обстановка меняется, а нам все сложнее справляться. Нам нужна помощь, чтобы загладить весь причиненный планете вред. Местные ведьмы наверняка изнурены борьбой с пеклом.
Я вспоминаю урок с мистером Донованом, когда он сказал, что ведьмы гибнут от истощения, и наконец все понимаю.
Зимняя магия бесполезна при аномальной жаре, а летние ведьмы слишком слабы, и их магия неэффективна. И тем не менее они стараются помочь, потому что мир для них – все.
И они погибают из-за этого.
Мисс Сантайл торопится к нам. Она беспокойно хмурится, губы ее сжаты.
– Слава Солнцу, ты здесь, – говорит она. – Как ты?
– Бывало и лучше.
– Мистер Пак передал слова врача, что тебе нужно отдохнуть и все будет хорошо, да? – Она смотрит то на меня, то на Сана.
– Хорошо? Учитель оставил меня одну в какой-то глуши, когда на улице стояло немыслимое пекло. Нет, все очень плохо.
Мисс Сантайл вздрагивает.
– Конечно, нет. Прости. Я просто очень рада, что ты поправишься.
Я уже начинаю потеть на этой жаре.
– Я пойду к себе в хижину отдыхать.
– Да, хорошо. – Мисс Сантайл идет рядом со мной. – Мистер Берроуз хочет с тобой увидеться, когда ты наберешься сил, – говорит она неуверенно.
Я останавливаюсь.
– Он здесь?
– Да. Я понимаю, что ты злишься на него. Испытание оказалось слишком опасным. Мы уже работаем над…
– Где он? – прерываю я ее.
Мисс Сантайл смотрит на часы.
– Скорее всего, обедает в столовой.
Я тут же разворачиваюсь. Желание идти в хижину пропадает. Мисс Сантайл и Сан едва поспевают за мной.
– Может, сначала отдохнешь, – говорит директор, но я не останавливаюсь.
Сан идет в ногу со мной, и мы одновременно открываем двери столовой. В столовой людно и шумно, и я не сразу замечаю мистера Берроуза, сидящего в дальнем углу.
Меня тут же начинает трясти от ярости. Сердце тяжело бьется в груди. Гул столовой исчезает, и я слышу лишь шум крови, бегущей по венам.
Я несусь через всю столовую. При виде меня мистер Берроуз встает, но прежде, чем он успевает что-то сказать, прежде, чем я успеваю подумать, я с такой силой вмазываю ему по лицу, что у него нос хрустит.
Он отшатывается и ударяется о стену позади. Закрывает лицо руками, но крови так много, что она льется из носа сквозь пальцы и капает на пол.
Рука болит. Хочется плакать, но я прикусываю язык и отгоняю боль. Оно того стоило.
Шум в столовой стихает. Все таращатся на нас.
– Мисс Денсмор, за все годы…
Я поворачиваюсь к мисс Сантайл:
– Не знаю, кто ему помог или кто одобрил его план, но больше никогда вы не провернете со мной такое. Я лучше целыми днями буду сидеть в своей хижине и вы меня в итоге исключите, но никаких испытаний проходить больше не буду.
Я пытаюсь говорить спокойно, но мой голос становится все громче и громче, прорезая воздух. Я уже истерически кричу.
Но, вероятно, меня услышали. Мисс Сантайл сжимает губы и кивает.
– И все же в глубине души ты думаешь: а может, именно это мне и нужно было? Ни одна ведьма-зима не смогла бы вызвать подобный град в такую жару. Ты проделала потрясающую работу. – Мистер Берроуз говорит сквозь окровавленные пальцы, но его голос звучит уверенно.
Я смотрю на него.
– Кто помог вам с барьером? Сами бы вы такой не установили.
– Я сказал местным ведьмам, что такой огромный солнечный барьер поможет бороться с жарой, что, в общем-то, отчасти правда. Он поглотил много солнечного света и снизил температуру на несколько градусов.
Даже с окровавленным лицом мистер Берроуз умудряется говорить снисходительно.
– Я же думала, что семья погибнет!
– И смотри, как ты отлично справилась. Ты полностью контролировала ситуацию.
Мисс Сантайл протягивает ему полотенце, и мистер Берроуз подносит его к лицу.
– Вам лучше сходить к врачу, – говорю я.
Поворачиваюсь и выхожу из столовой. В спину мне смотрят сотни глаз.
Я мчусь в хижину и, забежав внутрь, прикладываю руку к груди. Адреналин спадает, и я кричу.
Слезы обжигают глаза и текут по щекам. Я сжимаю ноющую руку. Вокруг костяшек разливается огромный синяк и окрашивает кожу в цвет сумерек.
Я скидываю обувь и забираюсь на кровать с мемуарами Элис. И хотя она любила магию так, как я, наверное, никогда не полюблю, ее слова успокаивают меня. Для меня они как уютный плед. И сейчас мне нужны именно они.
Я отбрасываю одеяло. В хижине ужасно жарко. Тепло цепляется за спертый воздух, словно здесь само Солнце живет. Затхлый запах становится еще сильнее.
Сумрак забегает через кошачью дверцу и запрыгивает на кровать.
– Рада видеть тебя, – говорю я, прижимая Сумрака к груди.
Он вырывается и мурлыча ложится мне под бок.
Раздается стук в дверь. Я не отзываюсь, но Сан все равно заходит. В руках он держит пакет со льдом и измельченную лаванду. Я бросаю на
