Арманс делала вид, что не понимает осторожных намеков, которые Октав иногда позволял себе. Она призналась бы в своих страданиях и изменила бы предписанное ею себе сдержанное до сухости поведение, только если бы что-нибудь глубоко ее взволновало. Октав был слишком молод и несчастен, чтобы догадаться об этом и воспользоваться своим открытием.
В Андильи к обеду приехал командор де Субиран. Вечером началась гроза с проливным дождем. Командору предложили переночевать в замке и отвели ему комнату наверху, рядом с комнатой Октава. В этот вечер Октав решил развеселить Арманс. Он во что бы то ни стало хотел увидеть ее улыбку, которая была для него как бы символом их прошлой дружбы. Его дурачества не имели успеха у Арманс и очень ей не понравились. Так как она не отвечала ему, он поневоле обратился к г-же д'Омаль. Та охотно смеялась его шуткам, в то время как Арманс хранила унылое молчание.
Собравшись с духом, Октав задал ей вопрос, который требовал довольно пространного ответа: ему ответили коротко и сухо. В отчаянии от такой немилости он сразу ушел из гостиной. Бродя по саду, он встретил лесничего и предупредил, что завтра чуть свет отправится на охоту.
Госпожа д'Омаль, увидев, что в гостиной остались только люди почтенного возраста, разговоры которых нагоняли на нее тоску, тоже немедленно исчезла. Бедная Арманс не сомневалась, что графиня назначила второе тайное свидание Октаву. Особенно ее возмущало лицемерие кузена, который, проходя из одной комнаты в другую, очень нежно к ней обратился. Она поднялась к себе за книгой, решив, что положит ее, как английскую поэму, на ручку двери Октава. Пробираясь по коридору к его комнате, она услышала у него какой-то шум: дверь была открыта; Октав возился с ружьем. К комнате, приготовленной для командора, примыкала маленькая каморка, нечто вроде передней, выходившей в коридор. К несчастью, дверь каморки тоже была открыта. В это время Октав сделал несколько шагов, словно собираясь выйти. Встреча с ним при таких обстоятельствах была бы ужасна для Арманс. Не размышляя, она проскользнула в каморку. «Как только Октав уйдет, я положу книгу на ручку», — подумала она. Затея, на которую Арманс осмелилась, была столь серьезной провинностью, что от волнения она уже не могла здраво рассуждать.
Октав действительно прошел мимо двери, за которой стояла его кузина, но потом остановился у окна в конце коридора и дважды свистнул, словно подавая кому-то знак. Так как лесничий, попивавший винцо в буфетной, не ответил Октаву, тот остался стоять у окна. Все общество сидело в нижней гостиной, слуги жили в подвальном этаже, и наверху царила такая глубокая тишина, что Арманс, сердце которой громко и часто стучало, боялась шелохнуться. К тому же бедняжка отлично понимала, что Октав подал кому-то сигнал, хотя и не очень изысканный, но, по мнению Арманс, вполне подходящий к нраву г-жи д'Омаль. Окно, из которого высунулся Октав, находилось у самой лестницы, ведущей вниз: путь назад был закрыт. Пробило одиннадцать часов, и Октав свистнул в третий раз. Лесничий, по-прежнему сидевший со слугами в буфетной, не ответил. Около половины двенадцатого Октав вернулся к себе.
Арманс, до сих пор ни разу не совершавшая поступка, за который ей пришлось бы потом краснеть, так дрожала, что не могла двинуться с места. Она была уверена, что Октав подал сигнал; сейчас либо ему ответят, либо он снова выйдет из комнаты. На башенных часах пробило три четверти двенадцатого, потом полночь. Время было такое недопустимо позднее, что Арманс пришла в полное смятение. Она решилась выйти из своего убежища и, как только часы кончили бить полночь, двинулась по коридору. Обычно столь легкая в движениях, она от страха тяжело передвигала ноги.
Пробираясь по коридору, она вдруг увидела в тени около самого окна человеческую фигуру, смутно выступавшую на фоне неба, и узнала в ней де Субирана. Он ждал слугу со свечой; в ту минуту, когда Арманс застыла на месте, всматриваясь в де Субирана, блик от зажженной свечи, скользнувший вверх по стене, озарил потолок.
Сохрани Арманс хладнокровие, она могла бы спрятаться за большим шкафом, стоявшим в углу возле лестницы; возможно, это спасло бы ее. Но она окаменела от ужаса, потеряла несколько секунд, а тем временем слуга поднялся на верхнюю ступеньку; свет упал прямо на девушку, и командор ее узнал. На его губах заиграла отвратительная улыбка. Его подозрения о тайных отношениях между Арманс и Октавом подтвердились, и теперь он мог безвозвратно погубить молодых людей.
— Сен-Пьер, — обратился он к слуге, — это ведь мадмуазель Арманс Зоилова, не так ли?
— Да, сударь, — смущенно ответил тот.
— Надеюсь, мадмуазель, Октав чувствует себя хорошо? — грубо и насмешливо бросил он на ходу.
В полном отчаянии, уверенная, что она не только обманута возлюбленным, но и навек опозорена, Арманс спустилась вниз и присела на лестничной ступеньке. Потом она надумала стукнуть в дверь камеристки г-жи де Маливер. Та спала и не проснулась от стука. Г-жа де Маливер, испугавшись, что ее сын заболел, взяла ночник и сама открыла дверь. Увидев выражение лица племянницы, она похолодела от страха.
— Что-нибудь случилось с Октавом? — вскрикнула она.
— Ничего не случилось, сударыня, он вполне здоров, а вот я, негодная, посмела вас разбудить. Если бы г-жа Дерьен сказала, что вы спите, я не стала бы вас тревожить.
— Дитя мое, почему ты называешь меня «сударыней»? У меня от этого мороз по коже пробежал. Случилось что-то ужасное. Октав заболел?
— Нет, маменька, — разражаясь слезами, выговорила Арманс, — но я навек погибла.
Госпожа де Маливер увела ее к себе в спальню, и тут Арманс рассказала ей все, что произошло, ничего не скрыв. Сердце девушки, измученное страданиями, уже было не в силах хранить тайну.
Госпожа де Маливер ужаснулась. Потом быстро сказала:
— Нельзя терять ни минуты. Дай мне меховую накидку, бедная моя дорогая девочка! — Она несколько раз горячо, по-матерински поцеловала Арманс. — Зажги свечу. Ты останешься здесь.
Госпожа де Маливер бросилась в комнату к сыну. Дверь, к счастью, была отперта. Она тихонько вошла и, разбудив Октава, рассказала ему обо всем.
— Мой брат может нас погубить, — сказала она, — и, судя по всему, так и сделает. Встань, пойди к нему и скажи, что я поднялась к тебе и тут у меня случился сердечный припадок. Что можно еще придумать?
— Что? Завтра же обвенчаться с Арманс, если этот ангел согласится.
Эти неожиданные слова бесконечно обрадовали г-жу де Маливер; она поцеловала сына, но, подумав, возразила ему:
— Твой дядя не любит Арманс, он не станет молчать. Он даст слово, что не проговорится, но слуге прикажет болтать, а потом выгонит его за болтовню. Нет, я настаиваю на припадке. Нам придется три дня играть неприятную комедию, но честь твоей жены важнее всего на свете. Помни, у тебя должен быть очень встревоженный вид. Как только ты поговоришь с командором, спустись ко мне и расскажи о нашем плане Арманс. Когда командор встретил ее на лестнице, я была в твоей комнате, а она шла за госпожой Дерьен.
Октав отправился к дяде, который и не думал спать. Командор посмотрел на него так насмешливо, что волнение Октава мгновенно перешло в ярость. Он выбежал из комнаты де Субирана и помчался в спальню матери.
— Возможно ли, — спросил он у Арманс, — что вы не любите шевалье де Бонниве и что не он — тот таинственный супруг, о котором вы когда-то мне рассказывали?
— Шевалье мне отвратителен. Но вы, Октав, разве вы не любите госпожу д'Омаль?
— Ни разу в жизни я больше не увижу ее и не вспомню о ней, — ответил Октав. — Арманс, дорогая, согласитесь стать моей женой. Я скрывал от вас, что по ночам охочусь в лесу, и бог наказал меня за это. Свистом я вызывал лесничего, который так мне и не ответил.
В уверениях Октава звучала истинная страсть, но им не хватало нежности. Арманс показалось, что он просто выполняет долг, меж тем мысли его заняты другим.
— Вы меня сейчас не любите, — сказала она.
— Люблю всеми силами души, но я вне себя от гнева на этого подлого командора, на человека столь низкого, что нельзя положиться даже на его обещание молчать, — ответил Октав и снова начал просить Арманс выйти за него замуж.
— Но действительно ли в вас говорит любовь, а не благородство? Может быть, вы все-таки любите госпожу д'Омаль? До сих пор мысль о женитьбе приводила вас в ужас, и эта неожиданная перемена мне подозрительна.
— Ради бога, дорогая Арманс, зачем нам терять время? Вся моя жизнь будет доказательством любви к тебе.
Он говорил с такой убежденностью, что в конце концов убедил и Арманс. Тогда он снова поднялся наверх. Командор сидел возле г-жи де Маливер, которая так радовалась предстоящей женитьбе Октава, что нашла в себе мужество отлично сыграть свою роль. Однако командор был не очень-то склонен верить в болезнь сестры. Он позволил себе отпустить шутку насчет ночных путешествий Арманс.
