Толпа зашумела, выкрикивая ее имя. Люди уверовали.
А когда восторженные крики утихли, кто-то спросил:
— Дева! Что нам делать теперь?
— Теперь идите, — ответила она. — Живите дальше. Несите мой свет людям. Стройте мой мир. И помните: несть конца жития по смерти. Все пробудятся.
Повернувшись, она скрылась в темноте дверного проема.
Обессиленная, она упала в кресло. В висках стучало, и боль в животе снова зашевелилась.
— Мне хочется спать, — произсла Алов, закрывая глаза. — Боги, как хочется спать.
— Увы, — Белобород тихо подкрался сзади, — спать еще нельзя. Еще нужен суд.
— Суд? Какой суд?
— Суд над убийцами и предателями. Ротберг, Демиркол. Все, кто виновны в той крови, которая пролилась здесь. Все должны быть наказаны.
— Может быть, завтра? — Алов с мольбой посмотрела на него.
— Завтра? Можно и завтра, но это будет неправильно. Сегодня последний день старого мира, и те, кто разрушил его, должны остаться в нем же. Так будет лучше.
— Ну… хорошо, — Алов с трудом поднялась. — Я буду судить их. Не здесь, в большом зале.
Трон Запада, который теперь стал троном всего мира, украсили белыми лилиями — такими же, как были на ее похоронном кресле. Алов переоделась в чистую тогу и вышла в зал, уже заполненный народом. При ее появлении все склонили головы, а кто-то даже упал на колени; воцарилось благоговейное молчание.
— Да свершится суд, — сказала она, садясь.
Первым привели Эдварда Ротберга. Он был закован в цепи и прихрамывал.
— Принцесса, — улыбнулся он. — Или как вас правильно называть теперь?
— Владычица Алов, — подсказал Белобород.
— О, и этот здесь, — Ротберг притворился, что не удивлен. — В общем, все в сборе.
— Ты, маркграф Эдвард Ротберг, обвиняешься в убийстве моего отца. В мятеже против власти императора. В узурпации власти. Это тяжкие преступления, они караются смертью.
— Так-так, — Ротберг занервничал. — Во-первых, я не убивал твоего… вашего отца. Он был казнен как убийца. Тому есть свидетели… Да вот Стенн, например.
Стенн, стоявший неподалеку, кивнул.
— Затем, мятеж. Это был не мятеж! — Ротберг повысил голос. — Ваш отец сам направил мне письмо с просьбой прислать войска. И я откликнулся на призыв! Что же касается узурпации — то у меня было право на это! Грамота императора Клавдия Вреддвогля, данная моему предку, которая гласит, что род наш до скончания времен обладает привилегией вступления в право регентства империи, если император не может сам управлять ею, несовершеннолетен, слаб, болен или умер.
— Но отец управлял империей! Он был здоров и жив!
— Он ставил себя выше интересов страны! — Ротберг кашлянул. — Он не желал принять нашего войска. Он закрыл перед нами ворота города, оставив нас под стенами, будто мы были врагами.
— Вы и были ими. Вы пришли сбросить его с трона.
— Вовсе нет. Мы пришли по зову нашего императора. Пришли и обнаружили, что он потерял чувство здравого смысла. Поэтому я вынужден был воспользоваться…
— Ты все подстроил, — слабым голосом сказала Алов. Она уже почувствовала, что проигрывает спор. — Отец терял все в любом случае. Впусти он вас — ты бы взял власть силой.
— Я не буду отвечать на это, — усмехнулся маркграф. — Тем более, он нас и не впустил. Так или иначе, мои действия были оправданы и правомочны. Все до одного.
Алов закрыла глаза. Ротберг был прав, он не сделал ничего противоправного — с точки зрения закона, разумеется. Она с удивлением обнаружила, что желания расправиться с ним больше не испытывает. Ненависть угасла. Это пугало — ей казалось, что она предает отца. Маркграф формально был невиновен. Но не отпускать же его вот так просто!
— Уберите его, — она махнула рукой. — Мне нужно подумать, что делать с ним.
Ротберг удивился: видимо, надеялся, что его освободят. Однако перечить не стал.
Следующим перед владычицей Алов предстал хан Озмак II: его вытащили из темницы в Шемкенте и привели в приличный вид.
— Хан Востока, Озмак II из рода Демиркол. Ты обвиняешься в развязывании войны. Вся эта кровь на твоих руках.
Хан ответил не сразу, будто накопив побольше сил:
— Я начал военные действия, но войну разжег не я.
— А кто же?
— Тот, кто убил моего сына!
— А кто это сделал? Ты знаешь это? — Алов взволновало упоминание Озхана.
— Нет, увы, — хан понурился. — Иначе убийца был бы уже мертв.
— Но как война связана с… твоим сыном?
— Мы расследовали его смерть. Ниточки вели на Запад. Я думаю, ваш отец подстроил это убийство. Мы должны были отомстить.
— Мой отец?! — гнев вскипел внутри Алов. — Причем здесь мой отец? Ты лжешь, хан. Мой отец никогда бы не пошел на такое злодеяние. Ты говоришь так, чтобы оправдаться.
— Но расследование… — хан начал фразу на повышенном тоне, но вдруг осекся. — Ан-Надм! Он все подстроил. Он обманывал меня!
Привели ан-Надма. Он ссутулился, растеряв прежнее достоинство, и как будто постарел.
— Великий вазир Востока, Малик ан-Надм! Знаешь ли ты, кто убил Озхана, сына Озмака из рода Демиркол?
Она знает! Она все знает! Эта мысль пронзила его как молния, пригвоздив к полу. Все кончено, она не простит его. Он осмотрелся вокруг и увидел в толпе знакомый зеленый тюрбан. Ну конечно, мерзкий Вишванатан все рассказал. Надо было убить его! Оставить сгореть вместе с проклятыми южанами! Ненависть накрыла его с головой.
— Да, да! Да, это я! Этот проклятый цветоложник говорит правду! — закричал он сквозь слезы, указывая на Вишванатана.
— Что? Какой цветоложник?
Все повернулись к сыщику, и в наступившей тишине ан-Надм хрюкнул. Он понял, что только что выдал сам себя.
Вишванатан вышел в середину и преклонил колени.
— Он, наверное, говорит обо мне, Амара. Я Прабхавата Чакрамурти Вишванатан, я сыщик и врач.
— Что он имеет в виду?
— Я расследовал смерть Озхана, Амара, — отвечал Вишванатан. — Я выяснил все.
— Кто же убил его? — Алов приподнялась на троне. — Говори!
— Его убил он, — Вишванатан указал на ан-Надма. — У него были ключи от всех дверей. Он мог ходить по дворцу незаметно, как тень.
— Я спас тебя, — воскликнул ан-Надм, — вытащил из лап огненной погибели! И этим ты платишь мне.
— Ты — великий вазир, — возразил сыщик. — Ты мог не допустить этого ужаса.
— Какого ужаса? — спросила Алов.
— Тысячи моих соотечественников были сожжены, Амара, — сказал Вишванатан. — По приказу хана район Лотосов был запечатан и предан огню. Тех, кому удалось спастись, убили солдаты.
— Зачем такая жестокость, хан? — голос Бессмертной дрогнул. — Разве они были враги тебе?
— Так было нужно! — ответил Озмак резко. — Что ты понимаешь в войне… — он осекся, потому что стражник ударил его по спине, говоря:
— Не смей дерзить Бессмертной Деве!
А сама Дева тем временем повернулась и бросила длинный взгляд на ан-Надма.
— Ты убил Озхана? Но зачем? — Алов склонила голову.
— Потому что… так мне сказал мой учитель, — отвечал ан-Надм тихо.
— Я убью тебя! — хан бросился к вазиру, вцепился ему в горло, и они покатились по полу. Стражники насилу растащили их. Хан продолжал изрыгать проклятия. Ан-Надм с трудом поднялся на ноги.
— Учитель? — Алов будто не заметила этого происшествия.
— Старый Решем-Цедер. Он пророк, он никогда не ошибается, — прохрипел ан-Надм.
Привели Решем-Цедера, наоборот, приободрившегося и помолодевшего, как будто он отнял часть жизни у ан-Надма.
— Кто ты, старик?
Прорицатель поклонился и отвечал:
— Я не помню своего настоящего имени. Меня называют Решем-Цедер Мудрый, я прорицатель Нового Дня.
— Это ты велел ан-Надму убить Озхана Демиркола?
— Я? Велел? — Решем-Цедер посмотрел на вазира с подозрением. — Кто я такой, чтобы велеть ему что-то. Я лишь читаю Книгу и говорю с богом.
— Но ты же говорил, что сын хана должен умереть?! — вскинулся ан-Надм. — Таково пророчество, говорил ты!
— Таково пророчество, да. Но разве в нем был ты? Разве я говорил, что ты должен убить его?
— А война?! — ан-Надм почувствовал, что все поворачивается против него. — Ты сказал, что война неизбежна…
— И больше ничего, — отвечал Решем-Цедер. — Я не велел тебе начинать ее. Ты сам принял это решение.
Настал черед ан-Надма взъяриться и наброситься на собеседника с кулаками. Прорицатель пал, сраженный ударом в ухо. Стражники схватили вазира и помогли подняться старику.
— Этот старик манипулировал им, — сказал Белобород тихо. — Он — корень всех бед.
— Но ведь Озхана убил не он, а ан-Надм. Войну вел не он, а хан.
— Виновны все, без сомнения, — кивнул Белобород.
Алов подняла руку и в зале стало тихо.
— Суд мой будет быстрым, — сказала она устало. — Маркграф Эдвард Ротберг! Хан Озмак II из рода Демиркол! Великий вазир Малик ан-Надм! Лжепрорицатель без настоящего имени! Вы все виновны. Кровь тысяч павших на вас. Искупление вашему злу одно — смерть.
