— Да, не все. Ту часть архива вашего деда, что находится в спецхране, мы не видели… То есть — я и один наш сотрудник. Он-то и раскопал ваш материал.
— Кто это?
— Есть у нас один молодой человек, — Чемоданова испытывала неловкость. — Колесников. Евгений Федорович Колесников. Эта фамилия вам о чем-нибудь говорит?
— Колесников? — в недоумении переспросил Янссон. — Нет, не знаю. Впервые слышу.
Они перешли улицу и остановились у хмурого многоэтажного дома.
— Пришли? — Янссон поставил портфель на жестяной подоконник первого этажа.
На скрежет жести занавеска за стеклом отодвинулась и в зарешеченном окне показалось лицо девчушки лет восьми с косичками, торчащими наподобие оленьих пантов. Янссон растянул узкие губы до ушей и согнал к переносице круглые зрачки. Он вообще был мастер строить рожицы. Девчушка беззвучно засмеялась за двойными рамами окна и что-то крикнула в сторону. Тотчас рядом с ней вынырнула головка белобрысого мальчугана, заранее готового повеселиться.
— Вас тоже сдадут в спецхран, — проговорила Чемоданова. — Доиграетесь.
Янссон надвинул кепи на нос и отвернулся от окна — все, концерт окончен.
— Так и будем стоять? — спросил он. — Или вы забыли, где живет этот Колесников?
— Представьте себе… Дайте сообразить. Я давно не была в этом районе, — Чемоданова пыталась вспомнить объяснение Колесникова — не звонить же ему еще раз по телефону, уточнять маршрут.
— Возьмем такси, — предложил Янссон. — Скажите таксисту адрес, и дело будет иметь конец.
«Будет иметь конец», — мысленно передразнила Чемоданова, еще не решив для себя — идти к Колесникову или нет?
В стекло постучали.
— Дети просят повторить на бис! — проговорила Чемоданова, вглядываясь в зарешеченное окно. Теперь за стеклом они видели разгневанного небритого мужчину, в подтяжках и майке.
— Требует снять портфель с подоконника, — догадалась Чемоданова. — Устроили в помещении египетскую ночь.
— Ах, извините, — спохватился Янссон и стянул с подоконника «дипломат». — Извините! — крикнул он в стекло.
Небритый мужчина погрозил Янссону кулаком и что-то немо произнес.
Чемоданова укоризненно покачала головой, вспомнив свою с Янссоном поездку в автобусе. Везет же этому Янссону на впечатления.
— У вас побежали бы за полицией? — ехидно проговорила Чемоданова, намекая на давний разговор.
— У нас бы не поставили портфель на чужой подоконник, — ответил Янссон без улыбки.
— А вы конформист, Николай Павлович. Сразу приобщились к нашим порядкам, — пошутила Чемоданова. — Ладно, пойдем к Колесникову. Найдем его и без такси, — решительно добавила она.
Дом Жени Колесникова находился в двух кварталах отсюда. Чемоданова вспомнила, что бывала здесь когда-то, навещала больного Колесникова по поручению месткома. Вот газетный киоск, вот трансформаторная будка, рядом с которой должен быть подъезд с некрашеной фанерной дверью. Вообще сегодняшний визит к Колесникову домой был неожиданным для Чемодановой. Можно было понять нетерпение Янссона, которому предстояли два тягостных нерабочих дня, а у Колесникова, возможно, имелись более пространные выписки из дела магистра фармацеи Зотова.
Услышав в телефонной трубке голос Чемодановой и вникнув в ее просьбу, Колесников пришел в жуткое волнение. Он стал кричать, что не готов к такому приему, что неважно себя чувствует, что вдруг нагрянет эта халда, его тетка, и наверняка расскажет Янссону, что у них есть в Швеции какое-то родство, а это неизвестно чем кончится, надо знать тетку… Чемоданова прикрыла ладонью трубку, хотя Янссон и так маячил далеко от телефонной будки: «Пойми, Женька, он свалился как снег на голову — ночью позвонил, утром уже здесь. А впереди — суббота и воскресенье. Ну, просмотрит он твои выписки, и дело с концом… Подумаешь, родственник! Мы все друг другу такие родственники». — Чемоданова не сомневалась, что уговорит Колесникова…
— Вот! Дом номер сорок четыре, — объявил Янссон. — А какая квартира? Шестнадцать? — Громоздкий «дипломат» оттягивал ему руку.
«Что он там прячет?» — в который раз подумала Чемоданова в ожидании Янссона у лифта.
Кабина поднималась лениво, грозя вот-вот остановиться, а к последнему этажу ее начало трясти и дергать. При тусклом освещении лицо Янссона казалось приближенным до неприличия. Какая-то бледная полоска сползала от щеки к шее и скрывалась под шарфом, а глаза окаймляла красноватая нить.
— Не переломите цветы, — улыбнулся Янссон.
— Мы их сейчас поставим в воду, — отстранилась Чемоданова. Янссон сделал вид, что не заметил ее жеста…
Колесников встретил их на площадке. Белая рубашка с отложным воротничком очень шла к его тонкой и мускулистой шее. Он протянул руку Янссону и улыбнулся… Посторонясь, мужчины пропустили Чемоданову вперед. «А кто орал, как ненормальный, по телефону?» — проходя, шепнула Чемоданова Колесникову и громко проговорила:
— Женечка, цветы хотят пить. Срочно какую-нибудь вазу.
Она поставила Колесникова в затруднительное положение. Найти вазу в их доме, да еще под такие цветы?! А когда-то вазы были, и какие! Севрского фарфора, тонкостенные, с расписными фавнами. Или хрустальные, толстые, с глубоким рисунком нового автомобильного протектора… Все исчезло после смерти бабушки Аделаиды.
— А бутылка из-под кефира? — Колесников вовсе не шутил.
— Лучше бросить в холодную воду, — догадливо улыбнулась Чемоданова. — Где у тебя ванная комната?
Ванна в доме была, и, кстати, в приличном состоянии.
Шумно разрешив эту проблему, они втроем полюбовались на прильнувшие к воде пунцовые розы в ворохе зеленых остреньких листочков.
— Что-то в этом есть языческое, — заметил Колесников и засуетился. — Что же вы не раздеваетесь? — И бросился помогать Чемодановой.
Янссон уже освоился. Повесил пальто, кепи, поставил к стене «дипломат».
— Послушайте, а не отправиться ли нам всем потом в ресторан? — предложил он, рассматривая себя в зеркало, что висело у двери Он видел устремленный на него открыто любопытный и смущенный взгляд Колесникова.
— А вы еще ничего, Николай Павлович, вы еще смотритесь, — Чемоданова игриво склонила голову, разглядывая Янссона.
— Конечно, — поддакнул Колесников. — Отличное питание плюс электрификация всей страны.
Янссон не знал, как ответить, лишь хмыкнул и направился в комнату, подчиняясь жесту хозяина квартиры. Показная бравада не могла скрыть смятения Колесникова. Между телефонным звонком Чемодановой и этим визитом прошло полчаса, не более. Пол в коридоре и на кухне еще не успел просохнуть, а кучку мусора в углу комнаты Колесников невинно укрыл от постороннего взгляда новым зеленым совком.
— О… это ваша комната? — вежливо одобрил Янссон.
— Это его пещера, — проговорила Чемоданова.
После того как из квартиры съехала тетка, Колесников рьяно взялся за благоустройство. Подкрасил книжные полки, что собственноручно соорудил лет десять назад. Повесил три иконки, полученные вместо денег от служителя церкви Богородицы за приведение в порядок приходского архива. Покрыл лаком шкаф, отчего старенький шкаф выглядел словно экспонат музея. А главное, отциклевал пол, на что убил уйму времени… И сейчас, войдя в комнату следом за своими гостями, он как бы заново разглядывал свое обиталище, стыдясь убожества представшей перед глазами картины. Все, кроме книг, казалось придуманным, холодным, не его, словно снятым с чужого плеча… Почему так? Только несколько минут назад ему казалось все вполне достойным. Неужели он так стеснялся своего… незнакомого родственника? Ну да черт с ним, в конце концов. Что он Янссону, что ему этот Янссон, мысленно каламбурил Колесников с тоской под ложечкой… Надо что-то предпринять отвлекающее, не думать о том, что единит его с Янссоном. Он стыдился себя, тетки Киры, ее новоявленного мужа-проводника. Не хотелось навязывать этому славному, видимо, человеку, свои проблемы, тяжелые, точно жернова.
— Знаете, Николай Павлович, у меня просьба… Прежде чем вы просмотрите мои выписки, расскажите о смысле вашего интереса… В чем суть вопроса, что ли.
— О, понимаю, понимаю, — вскинул фалды пиджака Янссон и присел.
— Коротко. В двух словах.
— В двух словах, — согласился Янссон.
В серебристом пиджаке, кремовых брюках и черных узконосых туфлях, он походил на большую экзотическую птицу, невесть каким образом попавшую в старую клетку. Учуяв в этой картинке невольный укор, Янссон ссутулился, сжал коленями кулаки. Но по мере своего рассказа он распрямлялся и уже не думал о внешнем впечатлении.
Незадолго до того как покинуть Россию, дед Янссона, Зотов, Петр Алексеевич, подал прошение в Медицинский департамент о продаже населению его аптекой нового препарата. Лечил он от недугов, связанных с расстройством мозгового кровообращения. После инсультов, различных ушибов или даже атеросклеротического происхождения. Департамент принять препарат воздержался. Потребовал доработки, дескать, один из компонентов является стратегическим материалом. Дед занялся разработкой нового метода синтеза, а тут подоспел отъезд, и дед уехал, оставив все записи лабораторных исследований, — он же работал не в своей аптеке, а у хозяина. Да и не один, с другими фармацевтами. Правда, всему голова был он… Как-то Янссон, разбирая семейные документы, обратил внимание, что одна из работ, проведенная дедом, по своему эффекту значительно превосходит существующий девикан и более современный кавинтон. С этого все и началось… Если довести до ума методику деда по синтезу, можно предположить, что результат превзойдет все известные аналоги… Так, если коротко.
