Засим она постучала монеткой в перегородку, и когда водитель обернулся и приоткрыл окно, распорядилась:
— Сейчас езжайте через Гиффорд-плэйс на Хансберри-стрит — там на углу зеленная лавка Уорблза, у нее и встанете.
Таксист решил пошутить (момент для этого он выбрал неудачно).
— А я-то думал, дамочки, вы в Америку едете!
— Делайте что вам говорят и не лезьте куда не надо — не то блох наберетесь, — осадила его миссис Харрис с неожиданной для шофера свирепостью. Она опять начала волноваться, потому что приближался тот миг, в который могут рухнуть самые близкие к осуществлению планы.
Такси подъехало к лавке. Сам мистер Уорблз стоял снаружи и обрывал хвостики морковок.
— Делать ему нечего, кроме как снаружи торчать, — пробормотала миссис Харрис, присовокупив не вполне хорошее словцо. Но в эту секунду кто-то позвал зеленщика и он, прихватив свои морковки, скрылся в лавке.
— Пора! — воскликнула миссис Харрис подруге, которая, согласно предписаниям, боязливо озирала улицу. — Видишь кого?
— Н-нет… — пробормотала та. — Кажется, никого. Во всяком случае никого из знакомых…
Миссис Харрис склонилась к окошку в перегородке.
— Бибикните три раза, — велела она.
Затюканный (и заинтригованный) таксист повиновался. В тот же мгновение из-за корзин с кочанами капусты метнулась маленькая фигурка. Худой темноволосый мальчуган не глядя по сторонам влетел в приоткрытую дверцу такси, с проворством хорька ввинтился под груду багажа — и мгновенно исчез. Дверь захлопнулась.
— Ватерлоо! — шепотом велела миссис Харрис.
— Чтоб мне лопнуть, — пробормотал себе под нос таксист, озадаченный увиденным и послушно тронул машину с места. Ему, конечно, и в голову не могло придти, что две почтенные пожилые дамы, да к тому же по всем признакам лондонские уборщицы, отъезжающие в Америку из приличного, хотя и небогатого района, могут по пути похитить ребенка.
Никто так не бросается в глаза, как ребенок, который хочет, чтобы его заметили. Но никто не умеет быть и таким незаметным, как ребенок, не желающий привлекать к себе внимание — особенно если у него есть возможность затеряться в толпе.
И маленький Генри, и миссис Харрис превосходно владели этой техникой, и потому, когда на платформе вокзала Ватерлоо к ним подошли Шрайберы (миссис Баттерфильд испуганно ахнула), миссис Харрис заставила Генри исчезнуть быстрее, чем любой фокусник проделал бы это с кроликом. Она слегка шлепнула его пониже спины (это был условный сигнал), и Генри спокойно сделал шаг в сторону и встал рядом с какими-то чужими людьми. Шрайберы раньше никогда не видели Генри, поэтому сейчас он был для них просто чьим-то ребенком, стоящим подле чьего-то багажа и взирающим куда-то вверх (не иначе как милый мальчуган тихо молится про себя).
— Вот вы где, — задыхаясь, промолвила миссис Шрайбер. — Надеюсь, все в порядке? Ну да я уверена, все будет как надо. Нет, ну вы когда-нибудь видели такую толпу?.. Так… билеты я вам отдала или нет?.. Ох, какая же суета!..
Миссис Харрис попыталась успокоить хозяйку:
— Полно вам, дорогая, — промолвила она. — Все лучше некуда. И не волнуйтесь — за мной присмотрит Вайолет.
Сарказм последней фразы ускользнул от миссис Баттерфильд, которая покрылась еще более обильной испариной и нервно обмахивалась веером. Она ждала, что кто-нибудь из Шрайберов спросит, «Что это с вами за ребенок?» — хотя как раз в эту минуту Генри с ними не было.
Но мистер Шрайбер сказал только:
— Они в полном порядке, Генриетта. Ты все время забываешь, что миссис Харрис вполне самостоятельно ездила в Париж и провела там целую неделю.
— Конечно, конечно, — поспешно согласилась миссис Шрайбер и вдруг покраснела. — Но… я боюсь, вам не позволят приходить к нам в каюту, когда мы будем на корабле.
Ей было стыдно, потому что подобная классовая дискриминация выглядела не демократично и не по-американски. Поэтому она быстро добавила:
— Ну, вы же понимаете — на этих кораблях очень строгие правила насчет перехода из одной части в другую. Я хочу сказать… словом, если вам что-то будет нужно, вы, конечно, сможете послать нам записку… Ох, честное слово…
Мистер Шрайбер помог супруге выйти из затруднения, сказав:
— Да разумеется, все будет в порядке. Ну, пошли, Генриетта, нам пора в наш вагон.
Миссис Харрис показала им оба больших пальца в знак своей уверенности в успехе. Немедленно после того, как Шрайберы удалились, малыш Генри вновь возник из пустоты и все так же спокойно встал возле своих благодетельниц.
— Ты проделал это просто великолепно! — восторженно поаплодировала ему миссис Харрис. — Умница! Давай и дальше в том же духе!
Ее быстрые хитрые глазки все время бегали по сторонам, оглядывая отъезжающих и провожающих — их легко было отличить друг от друга, потому что путешественники нервничали, а их друзья беззаботно шутили и если и поглядывали на часы, то явно без боязни опоздать.
Неподалеку возле открытой двери вагона суетилось огромное американское семейство — отец и мать возле чудовищной кучи багажа, а с ними несчетное число ребятишек — то ли пять, то ли шесть, но несчетным оно было потому, что ребятня непрестанно вертелась, бегала, суетилась, играла друг с другом не то в салочки, не то в прятки — даже миссис Харрис никак не могла их пересчитать. Понаблюдав немного за этим семейством, миссис Харрис тронула Генри за руку, мигнула ему на шумную семейку и, наклонившись, шепнула:
— Они.
Генри не ответил — только несколько сумрачно кивнул, но его печальные глаза внимательно изучали американцев, подмечая все, что могло впоследствии помочь незамеченным смешаться с ними.
Было бы, конечно, гораздо интереснее для развития сюжета, если бы планы миссис Харрис были нарушены или, паче того, сорваны пресловутыми превратностями судьбы — но на самом деле все прошло блестяще.
Пользуясь заранее согласованной методикой, наша троица от Ватерлоо добралась до Саутгемптона, от Саутгемптона до катера, а вскоре над ними нависла черная, в заклепках, стена с кремовой надстройкой и ярко-красной трубой — лайнер «Виль де Пари». Как только в пределах видимости появлялся кто-либо, даже отдаленно схожий с контролером, кондуктором, таможенником или сотрудником паспортного контроля, Генри временно становился членом семьи профессора Альберта Р. Уэгстаффа, преподавателя литературы Средневековья в университете города Бонанза (Вайоминг). Инстинкт помог миссис Харрис выбрать в качестве прикрытия не кого-нибудь, а именно классического рассеянного профессора. Доктор Уэгстафф не был уверен ни в том, сколько у них мест багажа, ни даже в том, сколько при нем едет детей. Несколько раз почтенный профессор принимался пересчитывать чемоданы, всякий раз получая новый результат, пока, наконец, его жена не воскликнула:
— Ради всего святого, Альберт, перестань считать! Приедем — узнаем, все довезли или нет, а пока не морочь мне голову!
Гнев миссис Уэгстафф неизменно приводил ее мужа в состояние паники — поэтому он только вздохнул:
— Хорошо, дорогая, — и прекратил всякие попытки пересчитать не только багаж, но и свое потомство, хотя ему и начинало казаться время от времени, что их по крайней мере на одного больше, чем должно быть. В результате задача Генри сильно облегчилась и все прошло без сучка и задоринки.
Правда, в какой-то момент нашим путешественникам стало не по себе. Они уже сидели в своей каюте туристского класса № 134 — уютной и довольно симпатичной, с двумя верхними и двумя нижними койками, стенным шкафом и ванной, как вдруг раздались тяжелые шаги и кто-то громко и уверенно постучал в дверь.
Красное от волнений и беготни лицо миссис Баттерфильд стало розовым — в этом состоянии побледнеть сильнее было бы невозможно. Она ахнула и без сил опустилась на койку, покрывшись холодным потом и изо всех сил работая веером.
— Боже правый, — прошептала она. — мы погибли!
— Заткнись, — яростно велела ей миссис Харрис и шепотом приказала Генри:
— А ты ступай в ванную, милый, и посиди там тихо, как мышка, а мы пока что узнаем, кто ломится к двум беспомощным дамам, которые спокойно едут себе в Америку. Можешь заодно сделать что тебе нужно, если хочешь.
Генри во мгновение ока скрылся в ванной, а миссис Харрис открыла дверь каюты, обнаружив за ней потного и задерганного стюарда-француза в расстегнутом белом кителе.
— Прошу прощения за беспокойство, мадам, ваши бильеты, пожалуйста.
Взглянув на миссис Баттерфильд — сейчас она покраснела так, что, казалось, ее вот-вот хватит апоплексический удар, — миссис Харрис любезно ответила:
— Ну разумеется! — и, достав из ридикюля билеты, передала их стюарду.
— Жарко, не правда ли? — сказала она. — Моя подруга того гляди растает!
