затем обе дамы возобновляли свою игру. Тогда, усевшись на табурет, с носом на уровне стола, я принимался с интересом следить за хитрыми комбинациями, развертывавшимися передо мной. Я пытался понять их, разобраться в их сложности. Я старался усвоить правила игры, одно название которой подстрекало мое любопытство.
Увы, дорогая госпожа д'Альбан, эти старания и погубили меня. Мог ли я предполагать, что почтенные дамы вводят меня в заблуждение, на которое лишь случай должен был в один прекрасный день открыть мне глаза?.. Как мог я догадаться, что их безик — безик апокрифический и ложный? Уже много лет, как их ослабевшая память, старые глаза и дрожащие руки мало-помалу и незаметно для них самих заменили правила игры, наивно называемой ими безиком, другими, произвольно ими выдуманными. Их безик не был обычным безиком. Он стал для них таинственным и лишь им одним доступным развлечением, нераздельно им принадлежавшим и нигде более не практиковавшимся, кроме этой провинциальной гостиной, за этим старинным столиком с выцветшим сукном, где, сидя на своем табурете, я преемственно усваивал его нелепые и суетные законы. Такова была, дорогая госпожа д'Альбан, единственная карточная игра, которая меня когда-либо интересовала. Судите теперь сами, могу ли я состязаться с господином Лемарне, для которого в бридже и покере нет тайн и который, сверх того, обладает четырьмя внушительными миллионами и выгодной внешностью?
И Пьер де Вернон с удрученным видом положил в пепельницу сигару, которая у него погасла:
— А затем, дорогая госпожа д'Альбан, это детское приключение оставило прочный след в моей памяти. Я вижу в нем довольно верный образ моей судьбы. Мне всегда в жизни недоставало уменья играть в игру, принятую другими; в моей игре было всегда что-то химерическое и ни к чему не приложимое. Это хорошо выразила наша очаровательная приятельница госпожа де Гири, когда сказала обо мне: «Невозможно до конца утверждать, что он ни на что не пригоден, но весьма трудно убедиться в противном». Как могу я после этого надеяться стать для нее чем-нибудь иным, нежели незначительным зрителем ее грации и красоты!
EX VOTO
Не без некоторого изумления маленький городок Ланьон-ле-Винь узнал о том, что г-н де Ла Шалэ ищет руки девицы Алисы де Верналь.
Причиной этого удивления было прежде всего то, что г-н де Ла Шалэ не обладал особенными данными, чтобы стать приятным мужем. В самом деле, его четыре десятка уже наградили его лысиной, морщинами и подагрой, равно как не способствовали улучшению его характера, который всегда был ворчливым и придирчивым. Поэтому казалось весьма странным, чтобы особа таких лет и внешности, как девица де Верналь, могла согласиться соединить свою жизнь с жизнью подобного супруга, тем более что говорили, будто девица де Верналь слегка неравнодушна к настойчивому ухаживанию со стороны юного и пылкого г-на де Жервиля, считавшегося местным щеголем.
К несчастью, г-н де Жервиль, кроме своих красивых манер и стройной талии, был лишен иных благ, что решительно побуждало родителей девицы де Верналь предпочесть несомненному изяществу г-на де Жервиля материальные преимущества г-на де Ла Шалэ, делавшие его несравненно более выгодным для них зятем. Мнение их на этот счет выражалось в настойчивых попытках заставить ее разделить их точку зрения и решиться на выбор, к которому ее должно было склонить если не сердце, то расчет. Тем не менее девица де Верналь колебалась принять решение, которое ей дорого стоило, и неопределенность положения затянулась бы, не случись события, ускорившего исход.
Событие это произошло на празднике у графини де Лорен. Г-жа де Лорен пригласила на вечеринку с танцами подруг своей дочери Этьенет. Так как дело было весною, сад был иллюминован цветными фонарями. В продолжение всего вечера г-н де Жервиль открыто и упорно ухаживал за девицей де Верналь, которая, казалось, предпочитала внимание с его стороны ворчливому поклонению г-на де Ла Шалэ. Она, впрочем, доказала свои чувства в этом отношении, углубившись с г-ном де Жервилем в тайники боскета, по выходе из которого оба влюбленных очутились нос к носу с разгневанным г-ном де Ла Шалэ. Следствием этой встречи было то, что раньше, чем окончился вечер, г-н де Ла Шалэ сумел найти случай под каким-то ничтожным предлогом повздорить с г-ном де Жервилем, которому на следующее утро, при его пробуждении, был нанесен визит секундантами его соперника.
Г-н де Жервиль был не таков, чтобы уклониться от подобного приглашения. Он стрелял из пистолета, как ангел, а вызов г-на де Ла Шалэ предоставлял ему выбор оружия. Г-на де Ла Шалэ отвезли домой с пулей в колене, притом столь неудачно засевшей, что врачи признали необходимым ампутировать ногу, так ловко раздробленную.
Когда в Ланьон-ле-Вине стало известным, что г-н де Ла Шалэ останется навсегда калекой, люди, хорошо осведомленные, от которых в провинции не ускользает ничто из чувств, даже самых интимных, их ближних, заявили, что брак между г-ном де Ла Шалэ и девицей де Верналь, который и раньше был весьма сомнительным, теперь стал вовсе маловероятным; но их предсказания были быстро опровергнуты, так как не замедлила распространиться новость, что девица де Верналь объявила своим родителям о своем решении выйти замуж не за кого иного, как за г-на де Ла Шалэ, что вызвало со стороны г-на и г-жи де Верналь резкий протест. Но как раньше девица де Верналь отказывалась считаться с их желаниями, так и теперь она не хотела слушать их возражений. Говоря по правде, скрытым мотивом ее поведения было то, что она, благодаря своему кокетству с г-ном де Жервилем, была немного причастна к постигшей г-на де Ла Шалэ беде и теперь стремилась возместить до некоторой степени ущерб, ею причиненный. Таким образом, несколько месяцев спустя, в один прекрасный день лучшее общество Ланьон-ле-Виня собралось в церкви, чтобы увидеть, как в нее вошла в белом платье новобрачной девица де Верналь и затем вышла обратно под руку с г-ном де Ла Шалэ, деревянная нога которого стучала по плитам более гулко, чем алебарда швейцара.
Всякий другой на месте г-на де Ла Шалэ был бы тронут поступком столь благородным, великодушным и деликатным, но г-н де Ла Шалэ был недоступен для такой чувствительности. Бедная Алиса де Верналь не замедлила это почувствовать,
