не стал ли он счастливее без тебя. Ну что сказать, думаю, он счастлив. Конечно, у него есть заботы и трудности, но они есть у всех. Возможно, он также был бы счастлив, если бы вы были вместе. Откуда я могу наверняка это знать? Но теперь мы имеем то, что имеем. Ты тоже счастлива. Ты вышла замуж, и волосы твои снова стали виться. Это хороший знак. Ну, ты сама это чувствуешь. Понятно, что существует много видов счастья. Но если человек хочет быть счастливым сразу двумя способами, он, определенно, станет несчастным.
— Каким ты стал умным.
— Да, порой я и сам удивляюсь своим речам. При этом они, как правило, попадают в яблочко. Правда, я с этого ничего не имею.
— Мне кажется, что я никогда тебе особенно не нравилась.
— Как ты можешь так говорить? Между прочим, я никогда об этом не задумывался. Для этого просто не было поводов. Вы были парой, а я был другом; с этим было все в порядке. Я же не мог в тебя влюбиться. Конечно, я вижу, что ты красива. Да, да! Или ты этим хочешь сказать, что я должен был испытывать чувство вины и ревновать тебя?
— Я вообще ничего не имею в виду. Просто ты не очень высоко ценишь женщин.
Сначала я хотел резко возразить на этот упрек. Однако не стал этого делать. В конце концов, я пришел сюда не для того, чтобы рассказывать ей о себе. Кроме того, некоторые вещи лучше делать только наедине с собой. Смогла бы она правильно меня понять, если бы я объяснил ей, что мне всегда приходилось облаивать и отгонять проходящих мимо женщин, потому что я боялся, что они отвлекут меня от моего караульного поста? Я непроизвольно вздохнул. Бог свидетель — очень нелегко наблюдать, как они проходят мимо. Я бы с удовольствием крикнул одной из них: «Стой! Побудь немного со мной» — и так далее. Но в это время мой узник мог бы вырваться на свободу, и я снова начинал думать о своем долге и исполнять его. Что за проклятая жизнь!
Я чувствовал, как во мне все сильнее закипал гнев, ибо все чаще расцветала весна, но я был непричастен к этому цветению. Самое лучшее, что я мог сделать, — это побежать к своему узнику и бросить ему в голову камень. Я не убил бы его этим; самое большее — он бы пробудился.
Чтобы отвлечься, я сказал:
— Не пройтись ли нам вон туда? — и указал на обратную сторону Луны. — Я там ни разу не был, но один человек мне говорил, что, согласно физическим законам, Луна не круглая, а имеет, вероятно, форму груши. Должно быть, это комическое зрелище.
Но она не захотела. Она даже вздрогнула и подтянула к себе ноги. Она была уверена, что там все становятся прозрачными и теряются, и такая перспектива не доставила ей удовольствия. Меня же эта идея возбуждала, и я решил, что, как только у меня будет время, я схожу туда один. Я, однако, ничего ей об этом не сказал, но просто повернул голову в том направлении и прислушался.
— Ты тоже слышишь это? — удивленно спросил я ее.
— Звук доносится не оттуда, — ответила она.
Слышались аккорды, которые могли принадлежать только музыкальному произведению, которое называют «Аппассионатой». Это была отнюдь не главная величественная тема, а спокойные вариации, следующие за ней.
— Как можно было так назвать это произведение? — вслух поинтересовался я.
— А какое надо было дать ему название? Оно очень хорошо подходит.
— Что? Ты говоришь, подходит? В нем кипит неземная страсть, а его называют «бесстрастным». Ты хочешь сказать, что это правильно?
— Это почему? Она и называется «Страстная».
— Она называется «Аппассионата», а приставка «А» в начале слова означает отрицание, — поучительно изрек я. — Вот так-то!
— Ты, оказывается, не так умен, как я думала.
— То есть?
— Итальянского ты не знаешь, поэтому загляни в словарь.
— Неужели это правда? — тихо спросил я и встал, чтобы сразу пойти посмотреть. Как я уже сказал, больше всего меня сбивало с толку то, что я смог прожить полжизни с этим заблуждением. Сколько еще есть на свете вещей, о которых я мог бы прочитать в словаре? Марианна тоже поднялась.
— Да, мне пора спать. Знаешь, думаю, что на твоем месте я бы со спокойной совестью отпустила этого узника на волю.
Я не отважился возразить ей с тем же пылом, с каким сделал бы это прежде. Мы пожали друг другу руки и расстались. На прощание она кивнула. Я понял этот жест как просьбу передать привет Бертольду. Мы пошли каждый своей дорогой. Я сразу подошел к книжной полке и открыл словарь на букве «А». Да, Марианна была права. Странно…
Поезд остановился так резко, что мы все попа`дали друг на друга. По соседнему пути медленно прополз состав с беженцами, который мы должны были пропустить. В открытых дверях вагонов для скота стояли тени людей, которые без всякого желания и любопытства смотрели на нас. Может быть, они нас и не видели, и вообще смотрели в другую сторону.
Я задумался. Кому-то приходится бежать, бросая все на произвол судьбы. Намного труднее снова и снова прекращать бегство.
Это еще одно из многих дурацких умных изречений, которые на сто процентов истинны, но на те же сто процентов бесполезны. За них просто становится стыдно.
Потом поезд тронулся, и мы поехали в город.
Юноша из морских глубин
То и дело слышишь, что где-то рыбак сетью выловил из моря женщину, и нам это уже не в диковину. Со мной, правда, подобного не случалось, возможно потому, что мне еще не приходилось рыбачить в море. Однако, не сомневаюсь, что и мне бы могло так повезти. Мысленно я уже представляю, как сеть напрягается, становясь все тяжелее и тяжелее по мере того, как я вытаскиваю ее из воды. Выглядываю за край лодки, и — что за притча! — в воде что-то светится. Я, разумеется, не выпускаю невод, напротив, тяну изо всех сил. И когда наконец
