вытаскиваю добычу, вижу, что в сети запуталась женщина. Она не может пошевелиться, да, видимо, этого и не жаждет, но несомненно жива, так как поглядывает на меня из-под опущенных век. С тела ее крупными жемчужинами стекает вода. Смотреть приятно! Что до чешуйчатого хвоста вместо ног, то такое представить куда труднее. Впечатление, прямо скажем, не из приятных! Но раз уж так получилось, то либо я больше его не замечаю, либо быстренько осваиваюсь.
Да и вообще, истории эти добром не кончаются, что верно, то верно! Невзирая на всю их любовь, жены и девы из морских глубин на земле не приживаются, а бывает, что рыбак в последнюю минуту выпустит невод и хочешь не хочешь — нырнет за ним следом. И даже если он на это не решится — не та у него повадка, — все равно пропащий он уж человек! Он сторонится людей, особенно женщин. Да, особенно женщин! И если он по забывчивости когда и женится, то хорошего не жди. Вечерами только и видишь, как он сидит на одиноком утесе и не сводит глаз с моря. А порой даже слышно, как поет.
Но так уж оно всегда бывает, и ничего тут не поделаешь. А кому рисковать не хочется, пусть сидит дома и кушает приготовленные бабушкой любимые блюда.
Однако никому не доводилось слышать, чтобы нечто в таком роде случилось с женщиной. Честно говоря, и я считал, что море населяет только женское сословие. Разве еще пресловутый морской дед с трезубцем и неаппетитным белесым пузом. А неугомонная коричневая братия, что, словно тюленье стадо, толчется у его ног, так она в счет не идет.
Ну а вдруг это всего лишь скороспелое суждение, вызванное тем, что женщины не так склонны болтать о подобных похождениях, как мы, мужчины?
Однако как бы там ни было, а именно такое приключилось с Ханной Ш. От имени Ханна я, признаться, не в восторге. Возможно, это и предубеждение: в бытность мою ребенком была у нас прислугой некая Ханна с толстенной белокурой косой и неописуемым румянцем во всю щеку. Я невзлюбил ее за то, что, собирая меня в гости, она надевала на меня неизбежный тогда для мальчиков парадный костюм с туго накрахмаленным воротничком и белым бантом, что доставляло мне крайние неприятности. Короче, если б я сам придумал эту историю, я подыскал бы для такого случая более благозвучное имя, нежели Ханна, — ну хотя бы имя, связанное с каким-нибудь памятным событием прошлого. Однако имя Ханна уже приобрело для нас известное звучание, и, услыхав его, читатель подумает: «Ага, так вот что он имеет в виду!» Или же: «Вот, значит, как ее следует себе представлять!» Но Ханна, о которой пойдет речь, совсем не белокура, у нее темные шелковистые волосы при короткой стрижке. И лицо не румяное, а бледное и узкое, да и фигурка у нее щуплая и хрупкая. Проще сказать, худышка. Большой беды я в том не вижу: ведь уже восемь лет, как мы ходим голодные. Будь я французом, я, пожалуй, назвал бы ее Сюзеттой. Но давайте уж держаться Ханны — и правды.
Как-то в июле в девятом часу вечера Ханна вошла в море, чтобы искупаться, и вдруг почувствовала, будто что-то под водой тянет ее назад: слабое, но явственное прикосновение повыше левого колена. Ей даже пришло в голову, что она запуталась в водорослях.
День-то, надо сказать, был жаркий, а сейчас, вечером, море как зеркало, не шелохнется. Над водой стелется фиолетовая марь, постепенно сгущающаяся к горизонту. До соседней косы, кажется, рукой подать. Стоящая там рыбачья избушка призрачно белеет в темноте — и это при полном отсутствии какого-либо источника света.
Так вот, только к вечеру добралась Ханна до места. Дорога измотала ее, да и немудрено при нынешнем неудобном железнодорожном сообщении. Последний отрезок пути, где прежде ходил автобус, пришлось ей проделать пешком: по такой жаре да с чемоданом — сомнительное удовольствие. Поговорив в деревне с немногими уцелевшими за войну рыбаками, она заручилась ключом к одному из крошечных дачных домиков, куда горожане обычно приезжали, чтобы провести у моря субботу и воскресенье. Домики стояли на высоком берегу, Ханна как-то уже бывала здесь и решила опять рискнуть.
Домик изрядно обчистили, да Ханна ничего другого и не ждала. Наведя кое-какой уют и решив этим в крайности обойтись, она без сил опустилась на стул в кухоньке-столовой. «Напишу-ка я письмо», — подумала она. Но вспомнила, что еще не повидала море. Встала, вынула из чемодана купальные принадлежности и спустилась на пляж, совершенно пустынный в этот поздний час.
Немного поразмыслив, она разделась, натянула купальник и, осмотрительно ступая, вошла в море. Вода у берега была ей по щиколотку, и Ханна почувствовала приятную свежесть. Но подождала пускаться вплавь, а шаг за шагом двигалась вперед, осторожно, словно боясь оставить на дне свои следы. Вскоре вода дошла ей до бедер, но тут дорогу преградила песчаная отмель, которая и вовсе подняла Ханну из воды. Дальше дно опять стало понижаться. Вода уже омывала ей плечи, и Ханна подумала: вот теперь поплаваю. И тут-то оно и случилось.
Пожалуй, я неточно выразился, сказав, что, по ощущению Ханны, что-то в воде потянуло ее назад. Вернее, кто-то ухватился за ее колено.
Пощупав колено, Ханна решила, что в него вцепилась чья-то маленькая легкая ручка, пожалуй даже детская. Но такие ощущения обманчивы — они, возможно, объясняются действием воды.
Крайне удивленная, Ханна вытащила руку и, повернувшись вполоборота, поглядела в воду. И тут различила у своих ног какую-то белую фигуру, но толком разглядеть ее не могла.
— Отпустите сейчас же! — крикнула она, и рука разжалась. Но фигура все еще лежала на дне, огибая ее ноги. Ханне почудились вопросительно устремленные на нее глаза, но в воде все мгновенно расплывалось.
— Встаньте! — крикнула она. И сразу почувствовала волнообразное движение воды от ног и вдоль всего тела. И тут же на поверхность вынырнула голова юноши.
Некоторое время они молча стояли лицом к лицу. Юноша был лишь немного выше Ханны. Вода доходила ему до подмышек. Плечи составляли с берегом прямую линию, тогда как Ханна стояла спиной к морю.
Она не испугалась, и я не вижу в том ничего удивительного. Я бы тоже не испугался, случись мне выудить морскую деву. Поначалу, как только с
