— В этом вы очень похожи, — Ильхо невесело усмехнулся.
— Тебе нужно поспать.
— Мне нужны все записи, что есть об этих искрах и о том, что ты делал с ними и своими… «людьми».
— Нет никаких записей. Я не доверяю такие знания бумаге. А инструменты… — Он обвел кабинет рукой. — Что из этого тебе нужно?
Ильхо глядел теперь осоловело, усталость явно подкашивала его.
— Мне нужно все, что понадобится, чтобы починить её.
— В этом я тебе помогать не стану.
Ильхо без истерик принял его отказ, он спустился на пол и неуверенной походкой направился к двери.
— Я убью тебя, если ты прикоснешься к Этерь, — бросил он перед тем, как выйти. И это не было пустой угрозой.
Герцог не проронил ни слова в ответ. Ильхо больше не был прежним. Но, если отбросить все прочие обстоятельства, это было вовсе не плохо.
*
Словно в тумане, Ильхо добрел до холла. Там ничего не переменилось: всюду виднелись разбитые фигуры, царил бардак, и только Этерь лежала целая и невредимая. Но все такая же неживая.
Ильхо тяжело опустился на нижнюю ступень, прислонившись к перилам.
— Лучше бы ты оказалась русалкой, — с грустью заметил он.
И незаметно для себя задремал.
========== Эпилог ==========
Он работал весь день. Три вырытые могилы зияли черной влажной пустотой. С утра прошел дождь, и копалось легко; сад одурманивал запахами, расцветшими от щедрой влаги.
Ильхо отбросил на траву лопату, раздобытую в опустевшем городке, и утер пот с лица низом рубахи. Он выждал две недели, чтобы дать себе время оправиться от раны, — и то не дождался полного заживления. Кое в чем отец был прав. Ему в любом случае нужны обе руки.
Могила тетки была выкопана тут же, в нескольких шагах. Она не упала в море, а разбилась о площадку причала под замком — Герцог сам похоронил её тем же днем, что и погибли все остальные, но для них не было заготовлено могил.
Ильхо же подготовил три.
Останки Лолли и Тео он сложил в корзины, принесенные с кухни. В корзинах же и опустил в землю. Этерь он оставил последней — не хотел видеть, как она лежит в могиле, словно спит, пока он будет закапывать сестру и друга.
Когда перед ним предстали два аккуратных холмика свежей земли, Ильхо, тяжело дыша, облокотился о лопату. Ладони жгло. Стоило, пожалуй, надеть рукавицы или обмотать их хотя бы тканью. Но он не стал этого делать. Закапывая Этерь, он хотел ощутить всю полноту даже этих необязательных мучений.
Но Ильхо медлил. Он смотрел на неё — долго, неподвижно.
Это был конец: об этом сказал тогда отец, об этом красноречиво говорили все доводы, да он и сам понимал прекрасно. Но… Но.
Для неё не все ещё было потеряно, а его жизнь больше ни для чего не годилась, так почему он не может потратить её на поиски?
Это новое для него чувство обладало потрясающей силой: оно ошеломило, придало сил духу и спокойствия мыслям. Это была решимость.
*
Он заподозрил неладное, как только они приблизились к острову. У него был нюх на подобные вещи. Поэтому, когда Химеру заякорили, Руперт приказал Руте достать подзорную трубу. У нее был один здоровый глаз, но им Старшая Бестия обрыскала весь остров.
— Там люди, — мрачно заключила она, подойдя ближе и понизив голос. — Мертвые люди на пляже.
— Мертвые или?..
— Или.
Тогда Руперт отправил вниз трех Бестий, пока сам продолжал изучать остров в трубу. «Дружище, ты все-таки вляпался, как я тебя и предупреждал».
Бестии вернулись через час. Они не стали обходить остров — только осмотрели замок.
— Там пусто, никого. Кроме одного пассажира.
— Пассажира?
— Это сын Герцога, и он просит разрешения подняться.
Руперт почувствовал, как неуютно сделалось в желудке недавно съеденному мясному рулету.
— Хорошо, поднимайте.
— Понадобится скинуть тросы для подъемов грузов — у него там здоровенный сундук.
Итак, прежде всего на борт был втянут тот самый сундук. Руперт не знал, из какой части замка Ильхо вытащил его на «посадочную» площадку, но в любом случае был впечатлен и его размерами, и количеством вещей, которые юноша собрался прихватить с собой в путь. Это могло быть серебро из замка. В конце концов, если он решил сбежать, то ему понадобятся деньги. Ведь скрываться от закона всегда лучше с деньгами, чем без.
Но Ильхо подняли на борт еще и с двумя заплечными мешками, в которых тоже что-то позвякивало.
А потом Руперт забыл про серебро и прочие глупости, потому что посмотрел на него и узнал с трудом.
Он подошел, чтобы поприветствовать, но вместо этого произнес с печалью:
— Мальчик мой, что с тобой случилось?
Из Ильхо словно выветрилась нежная юность. Черты лица сделались тоньше, острее, и — может ли так статься, что дело было просто в высоте, на которую он поднялся? — даже глаза его потемнели. Из светлой-светлой, теплой зелени, они вдруг стали напоминать цветом влажную зелень лишая на мокром камне. И смотрели на удивление трезво, без предвкушения, без обмана.
И Ильхо посмотрел на него этим своим новым взглядом, заставив Руперта почувствовать скручивающий приступ вины еще до того, как мальчик заговорил.
— Ты ведь знал? — спросил он без обвинения. — Знал, что он делает?
Руперт даже не стал накручивать нервно бородку на палец, он и не был виноват. Но и был тоже.
— Знал.
Ильхо провел ладонью по лицу, словно пытаясь стереть усталость, отпечатавшуюся в уголках губ и в прикрытых веках.
— Тебе нужно отдохнуть, ты выглядишь невыспавшимся.
Ильхо кивнул.
— Я плохо спал в последнее время.
— Как давно?
— Месяц.
Одежда на юноше была вся темная, закрытая: высокий ворот, плащ, сапоги, перчатки и шарф — он основательно подготовился к путешествию по небу, разворошив, очевидно, еще тот гардероб, что был привезен отцом с материка. И на плечах у него была повязана черная, гладкая и слабо переливающаяся на солнце радугой кожа.
— Твой отец, он жив? С ним все в порядке?
— Наверное. Я видел его только один раз, две недели назад.
— Вы ссорились?
— Там было немного другое. Но он не пытался меня остановить.
— От чего? — осторожно уточнил Руперт.
— От того, чтобы обчистить его мастерскую.
Ильхо сообщил это голосом ровным, лишенным равно как сожаления о собственных поступках, так и самолюбования.
— Так этим набиты твои мешки? — спокойно уточнил Руперт, стараясь сделать вид, что все происходящее тревожит его не больше, чем недосоленный Идом рулет.
Ильхо только кивнул.
— Собираешься податься к нам в механики? — постарался пошутить Руперт, но шутка увяла под невеселым взглядом мальчика.
Значит, не серебро. Он похолодел.
— А что в сундуке, Ильхо?
Но тот молчал.
— Хорошо, мы поговорим обо всем позже. А сейчас мне нужно все-таки спуститься и проведать твоего отца… Рута! Где он?
Рута поднесла ему ларец.
— Останься здесь, присмотри за ним, — тихо, с беспокойством попросил он её, глядя на отошедшего к фальшборту мальчика.
— Будь уверен, глаза не спущу, — заверила Рута.
— Я иду один.
— Но охрана!..
— Один, Рута.
Старшая Бестия всегда роптала, если куда-нибудь он отправлялся без нее или ее девочек — в конце концов, за это он им и платил. Но сегодня был особый случай, и Руперт не думал, что кто-нибудь из врагов будет поджидать его на Коралловом острове в компании Герцога.
— Погоди! — обратился к нему Ильхо, когда он уже готов был зайти в корзину. — Оставь мне одну.
Руперт озадаченно помедлил.
— Это заказ, оплаченный твоим отцом.
— Всего одну.
— Что в том сундуке, Ильхо?
— Мое сердце.
Руперт не мог стерпеть нуждающегося взгляда. Ладно, одиннадцать искр против дюжины — что бы там ни случилось, Герцог сейчас не будет опечален, если одна из искр ускользнет.
Он приказал дать ему стеклянный сосуд с плотной крышкой на замке и, завернув ларец в тонкую кожу со всех сторон, кроме одной, медленно приоткрыл крышку, вплотную подставив горловину склянки к щели. Искра скользнула внутрь — сосуд был закупорен, а сундучок плотно закрыт.
