Радуга - Пранас Трейнис

Никто по сей день достоверно не знает, какая судьба постигла Миколаса Валюнаса после того, как они, вместе с конокрадом цыганом, убили полицейского, конвоировавшего их в паневежскую тюрьму, и сбежали. Говорят, что добрую неделю спустя оба убийцы добрались до Кукучяй, но испугались облавы, устроенной местной полицией и шаулисами, и подались к польской границе. Подались — и будто в воду канули. То ли в трясину провалились, то ли польские солдаты их арестовали — одному богу это известно...

Сыну Миколаса Валюнаса Андрюсу уготована была доля сироты. Сбылись-таки слова цыганки, сказанные его матери Веруте в день суда... Рос Андрюс, не ведая, что его ждет, а за смуглость все обзывали его цыганенком, тем паче, что цыганка, покормив тогда Андрюса молоком своей груди, наворожить ему не успела, всей правды не сказала и утопилась в реке Вижуоне.

Когда малец смог дотянуться до дверной ручки, Веруте Валюнене хлебнула горя. Ткала день-деньской да еще прислуживала фельдшеру Аукштуолису, который снимал у нее половину избы, и не поспевала за своим пострелом. А поспевать ведь надо было: во дворе колодец, за одними воротами — большак, за другими — жужжащий улей. Много ли надо для беды? Летом, бывало, Веруте целыми днями носится по городку да сына кличет.

— Где же ты пропадал, горе мое? — спрашивала она ребенка, когда тот являлся домой, но Андрюс, проголодавшись, уминал хлебушек и молчал. И ведь не обругаешь мальца, не выпорешь. Не зная, за что и хвататься, Веруте утыкалась лицом в одежду мужа Миколаса, которая все еще висела в шкафу, и заливалась плачем. Мамины сдерживаемые рыдания смахивали на голос кукушки, и Андрюс тут же передразнивал ее. Однажды в саду соседа Крауялиса он слышал настоящую кукушку. Перед дождем, когда на небе сияла радуга. Может, потому Андрюс никак не мог забыть ее заливистое кукование.

— Хватит, Андрюс. Довольно.

Но ребенок не унимался.

— Андрюс. Ради бога. Кукушки-то нету. Нету больше.

— А где кукушка?

— Далеко за лесом. В сказочных краях.

— Расскажи сказку.

Веруте нажимала на подножку кросен, хлопала бёрдом и начинала рассказывать о королевне, которую злой волшебник Синяя борода обратил в кукушку...

Слушал Андрюс печальный, напевный мамин голос, глядел на узорчатую ткань и видел воочию далекие волшебные сказочные края.

Наверно, от этих сказок лето у него полнилось тайнами. Тут и соня ежик, и жуки величиной с мамин сундук, и гусеница, изогнувшаяся радугой среди садовой травы, и стрекозы, и бабочки. Великое множество чудес искрилось перед глазами, пока в один прекрасный день за забором Краяулисов не увидел он большеглазую девочку в алом платьице и потому похожую на махровый цветок мака. Сразу потускнели все жуки и стрекозы сада. Девочка напевала — куковала что-то, и Андрюс решил, что это кукушка из сказки снова обратилась в королевну. Беда только, что мать строго-настрого запретила ему перелезать через этот забор. К тому же королевну все время охранял какой-то дохлый человечек. Ретивее девятиглавого змея из сказки. Этой королевне не так просто было угодить. Чем больше старался человечек, тем больше она блажила, отказывалась от еды, питья и ласки. Случалось даже, что королевна, рассердившись на человечка, падала на спину, истошно визжала и сучила ножками. Тогда дохлый человечек подбегал к крыльцу и кричал таинственное заклятие: «Тякле!» Из двери выбегала очень красивая женщина, хватала королевну в охапку и уносила в дом.

В пятое лето жизни Андрюс решил освободить королевну из этого плена и поселить у себя под крыльцом амбара, где мама держала кур. Однажды, когда человечек, недокричавшись Тякле, сам убежал в дом, Андрюс юркнул в брешь в заборе и потащил королевну на свою сторону, Однако та отнюдь не обрадовалась, а распустила глотку. С крыльца сбежал огромный мужчина в фуражке с красным околышем. Ои выругал перепуганную королевну, а его, освободителя, зажал между колен и снял упругий ремень... Ну и всыпал же этот фуражечник Андрюсу! Так всыпал, чтоб тот на всю жизнь запомнил, что нельзя касаться грязными пальцами к королевне Крауялисов.

Пока его лупцевали, Андрюс молчал, но потом целую неделю бредил по ночам. Мать увидела синие полосы на спине сына и тщетно пыталась дознаться, кто же его так выпорол... Поправившись, Андрюс стал убегать из дому. Его манила голубизна лесных далей и тайная надежда, что там, «за девятью борами», бьет волшебный ключ, напившись из которого, он вдруг станет большим и могучим, как третий брат из сказки. Даже школа ему не помогла. Весь первый класс учительница Кернюте по просьбе матери уводила на переменах Андрюса к себе разглядывать картинки или просила девочек присмотреть за ним. Во втором классе Андрюс ночью, не просыпаясь, стал бегать, кричать, часто падал с кровати. Мать не раз показывала его фельдшеру Аукштуолису, но тот не нашел болезни. Решив, что ребенок захворал от молока той несчастной цыганки, взбудоражившего его кровь, Веруте Валюнене хотела было отвести сына к знахарю. Но к весне богомолки Розочки разнесли весть, что в Кукучяй вот-вот приедет святой босоногий отец Еронимас, одно благословение которого исцеляет все недуги.

Было много ветра. Солнце совало из прорех в тучах длинные пальцы, безжалостно рыхля снег. Стая богомолок пришлепала по слякоти на железнодорожную станцию, чтобы встречать святого монаха. Примчался сюда и Андрюс вместе с другими мальчишками Кукучяй. Всем хотелось увидеть, как монах будет месить босыми ногами раскисший снег. Ведь от станции до городка добрый километр. Такое чудо умел сотворить только лесоруб Андрей Мейронас. Когда по весне не на что бывало выпить, он в корчме бился об заклад с мужиками на поллитра, что сходит босиком на станцию. Туда и обратно. И шел. Медленно, нога за ногу. Дети вскачь неслись перед ним, горланя песенку, которую сложил крестник Горбунка Зигмас Кратулис: