запахло торгами. Новые заботы навалились на Бакшиса, потому что только он переживал за будущее графини Мартины. Выживший из ума граф Михалек играл в шашки со своим стареньким слугой Франеком, а вдова Шмигельского, крестная Мартины, госпожа Милда, переняв должность покойного мужа, плевала в потолок, думая лишь о своем трауре. Хотя траура-то — с гулькин нос. Каждое воскресенье на скамье Карпинских, прикрыв лицо черной вуалью, она посылала молитвы не к алтарю, а к смертельному врагу Бакшиса — начальнику кукучяйского участка Мешкяле, который, погубив когда-то графиню Ядвигу, теперь, по словам Горбунка, снимал у господина Крауялиса квартиру, жеребца и жену...
Ни с кем не советуясь, настоятель Бакшис отвел тучу торгов, скупил все долговые расписки, векселя, квитанции Земельного банка, сложил их в огромный конверт, перевязал красной ленточкой и, запечатав церковной печатью, запер в железном шкафу, сделав в своем завещании дописку, что этот конверт после его смерти следует вручить графине Карпинской. Может, когда-нибудь, вернувшись в рассудок, она поймет, что к чему... Ах, господи, дозволь увидеть хотя бы перед смертью Мартину здоровой! И ничего больше. Ничегошеньки. Ты же видишь, боже, что твой верный слуга, обратив свои сбережения в кипу бумажек, отрекся от всего земного. Выслушай его просьбу и призови к себе. А чтобы всевышний не усомнился в искренности его слов, настоятель Бакшис написал длинное письмо другу юных дней епископу Кукте с просьбой немедленно прислать к нему наследника — молодого да крепкого викария.
Едва только Бакшис подписал дрожащей рукой сие роковое письмо и гордо, словно командующий капитулирующей армии, отнес на почту, как почувствовал, что силы земные покидают его бренную плоть.
Чахнул, хирел настоятель. Глядя на него, стали сохнуть и богомолки. А сапожник Горбунок пил горькую и, наигрывая на своей дьявольской гармонике, распевал веселые песенки, хотя у его бабы Марцеле и впрямь стали пухнуть ноги после проклятий богомолок. Усовестившись, виновницы этого пришли даже проведать свою богобоязненную сестру и извиниться. Ведь и впрямь, разве ей, слабой женщине-то, справиться с блудным муженьком. Однако Горбунок выгнал их вон и заявил, что после проповедей Синей бороды его Марцеле отреклась от католической веры, стало быть, скоро рухнет и вся римская католическая церковь.
В тот же день Розалия, жена Умника Йонаса, послушав «детехтор», доложила, что к земле мчится комета. Неизвестно, дескать, что будет со всем человечеством...
В эту критическую минуту в Кукучяй появился новый помазанник божий — викарий Стасис Жиндулис, и у богомолок сразу посветлело в глазах. Дело в том, что викарий по своей белокурости да подвижности весьма смахивал на солнечного зайца, который, носясь по костелу, обдавал всех сладким запахом брилиантина и еще более сладкой улыбкой. Со всеми здоровался, детей гладил по головке, стариков утешал, от девичьих взглядов густо краснел и опускал глаза. Поскольку настоятель Бакшис с первого же дня взвалил на его плечи большинство пастырских повинностей, то вскоре весь приход наполнился добрым духом и добрым настроением, потому что викарий вертелся живее даже двух молодых полицейских — Микаса и Фрикаса, которых Мешкяле усадил на велосипеды и гонял по всей волости, заставляя собирать налоги и поддерживать пошатнувшийся порядок. Кстати, кукучяйскому полицейскому голове новый викарий сразу же пришелся по вкусу, потому что первым снял шляпу и первым сказал: «Слава Иисусу Христу». Мало того, на первой же проповеди огласил, что грешат те католики, которые, прижатые налогами или казенными штрафами, не к богу взывают, а злобятся на представителей власти. Кто же они, дескать, эти представители? Такие же добрые католики, но по долгу службы поддерживающие земной порядок. А что же такое земной порядок? Первый шаг к порядку божественному, который поощряет кротость, послушание и самоотречение. Кто восстает против порядка земного, тот восстает и против божественного, ибо святой Павел сказал: «Отдайте каждому, что ему должны: кому плату — плату, кому страх — страх, кому уважение — уважение». Всем бунтарям, которые не внемлют этой истине, напомнил слова святого Матфея: «Быстро помирись с врагом своим, пока идешь с ним по дороге, дабы враг твой не отдал тебя судье, судья не отдал палачу и дабы тебя не ввергли в темницу. Воистину говорю тебе, не выйдешь оттуда, пока не отдашь последнего гроша».
Впервые в жизни восхищенный проповедью ксендза, Мешкяле приказал своим подчиненным каждое воскресенье слушать слово божье, оглашенное из уст викария, чтобы на торгах у них не тряслись поджилки, как у баранов, и они смело проводили из хлева последнюю коровенку, наплевав на слезы обнищавших крестьян.
— Так надо, значится. Молитесь, а не ревите. Такова воля божья!
Микас и Фрикас слушали с разинутыми ртами своего начальника, а старый Гужас, которого подуськивал бес, не соглашался, однако с возражениями не лез, поскольку назубок знал неписаный закон, что в любую эпоху, будучи представителем власти, больше возьмешь стиснув зубы, чем дав волю языку. Любая власть поддерживает правоверных, а не отшепенцев. Поэтому хитрый полицейский должен руководствоваться не сердцем, а рассудком. Пока жив, верить оплачивается — вот в чем весь секрет. На следующей проповеди Жиндулис продолжил мысль Гужаса, таким образом подкупив и его:
— Дорогие братья и сестры, во имя здравомыслия спрашиваю вас — что вы теряете, веря в Христа, в нашу матерь церковь, даже в том случае, если по ту сторону окажется пустота? Ничего. Абсолютно ничего. А что же обретаете? Гарантию! Гарантию вечного блаженства и покоя на том свете...
Ни прибавить, ни отнять, — размышлял, вернувшись из костела, приятно взволнованный Гужас. Этот парень, хоть он и в сутане, здорово рассуждает. Это вам не старик Бакшис или Синяя борода, желающие страхом и испугом обратить безбожников. В теперешние времена одной палкой ни хрена не сделаешь. Нужны умные ксендзы. Зачем выставлять себя страшилищем? Не лучше ли, что Жиндулис всегда весел и по вечерам вместе с органистом распевает дуэты из окна нижнего приходского дома? Дай боже ему выдержки, чтобы доброе настроение не погасло, чтобы не расхотелось умные проповеди говорить да темный народ просвещать. Дай боже, чтобы с осени Бакшис доверил ему и уроки закона божьего в школе, чтобы бойкая Гужасова дочка Пракседа, вернувшись домой, больше с плачем не спрашивала, когда же настанет страшный суд — днем или ночью, весной или осенью?
Какое счастье, что после страшных пророков появился-таки в Кукучяй разумный, трезвый и добродетельный ксендз, — радовался Гужас, засыпая, а его бесенок, всегда бодрствующий, тут же спросил: «Интересно, что Горбунок запоет, увидев Жиндулиса? Тебе
