самого на столе несколько телефонов. Только на совещании начинает выкладывать...
— Ну скажи, Эйно, чего ты этим хотел добиться? Когда ты...
— Кусти, уважай внутренний распорядок, — крикнула Теа через всю комнату.
— Что?
— Дайте пришедшему из бани мужчине выпить и закусить.
Высокому гостю сунули в одну руку миску с капустой и сосисками, в другую — кружку, наполненную водкой. В это время Теа просвещала его по поводу правил внутреннего распорядка. На бивуаке запрещалось говорить: а) о делах служебных (мужчины) и б) о детях (женщины).
Конечно, Лээсу нечего было возразить, он полностью согласился с правилами, только еще добавил:
— Ты, Эйно, мировой парень и свой парень, но сегодня ты мне подложил свинью. Мы же не успеваем все просмотреть.
Но теперь и Урмет не мог не ответить.
— Откуда же я мог знать? Это во-первых, а во-вторых...
— Никаких во-первых и во-вторых! — повторила Теа уже более требовательно.
— Подожди, я пересяду к тебе поближе, — начал Лээс, приподнимаясь.
— Валли, не пускай Кусти к Эйно, — скомандовала Теа.
Все поддержали Теа — никто не хотел, чтобы компания распалась на отдельные группы. Валли своей мягкой рукой обняла Лээса за покрасневшую шею и пригнула его кудрявую темную голову к своим коленям. Мизансцена выглядела довольно пикантно, но Валли это было позволительно, она умела обращаться с большими мужчинами, как с маленькими детишками.
— Да, да, этот Эйно ужасно плохой мальчишка, — заговорила она, словно убаюкивая его. — Он подкладывает Кустику свинью, но Кустик ее не хочет, Кустик хочет совсем другого — водки и сосисок. Ну, кусай теперь водку, хоп! И хлебай сосиски. А вот еще и кусочек хлебушка. Вот так. А вот еще капусточка, видишь, вот капусточка — народное кушанье из твоих родных мест.
Бывший батрак из-под Вильянди растаял. Удивительно вкусная капуста. Почти что настоящая. Могла бы быть чуть-чуть покислее, а так — ну почти настоящая.
— Нет, ты исключительно замечательная девушка, Теа, — подвел итоги Лээс и окинул взглядом компанию. Морщины на его низком лбу углубились, брови приподнялись. — А Ванды нету? Где же Ванда?
— Об этом я спросила у тебя еще в передней, но ты, буйвол, и не слышишь, когда женщина спрашивает, — насмешливо отрезала Теа под общий хохот.
— Ванда сказала, что она меня ждать не станет, если я еще собираюсь в баню. Очевидно, товарищ супруга рассердилась и отправилась куда-то в другое место. А я думал, она прибыла сюда раньше меня.
Отсутствующая жена Лээса, высокая блондинка, сразу же оказалась в центре всеобщего внимания. Вспоминали ее высказывания и ее контральто, заключали пари — придет она или нет, советовали Аугусту Лээсу ковать железо пока горячо и наслаждаться свободой. Когда насмешки достигли предела, у дверей позвонили. О волке речь — волк тут как тут! Теа побежала в переднюю, оттуда послышались тихие голоса и звонкий смех хозяйки. Компания в комнате притихла. Неужели пришла не Ванда? Казалось, там несколько голосов, но голоса Ванды не было слышно.
Но в тот же момент она сама появилась в дверях во всей своей красе. Ее густые светлые волосы были взбиты в некое экстравагантное сооружение, что и являлось единственным праздничным дополнением к простому платью бутылочного цвета, если не считать блестящих пряжек на черных замшевых туфлях. На нее смотрели с нескрываемым интересом, женщины даже с легкой завистью, как всегда смотрят на тех, кто имеет смелость выделяться одеждой и прической, не опасаясь при этом стать посмешищем. О ней как керамисте сравнительно редко упоминали в многочисленной секции художников-прикладников, но в маленьких компаниях она всегда занимала очень заметное место. Правда, ходили какие-то слухи, что она всему предпочитает общество молоденьких женщин, но эта совершенно не подкрепленная фактами сплетня могла быть пущена каким-нибудь отвергнутым сластолюбцем мужского пола. Сейчас Ванда стояла в дверях величественная, готовая ответить на любую колкость или шутку.
— Подполковник Раус! Встаньте! — скомандовала она на самых низких тонах, в то время как захмелевший виновник торжества уже пытался это сделать по собственному почину. Когда воротник был снова застегнут на все крючки и Раус встал по-строевому (ему единственному было разрешено не снимать туфель, которые, как утверждала Теа, еще ни разу не надевались на улицу), Ванда с глубоко серьезным видом подала знак в переднюю и произнесла повелительно, как королева:
— Внести!
Две со вкусом одетые девушки, никому здесь не знакомые, внесли большую напольную керамическую вазу. Нетрудно было догадаться, что эта кирпично-красная, с разбросанными по ней золотистыми звездочками ваза — произведение Ванды. Раздались бурные аплодисменты. Особенно оживились лица мужчин при виде спутниц Ванды. Одна из них, невысокая шатенка, была настоящая красавица.
Вазу со звездочками торжественно вручили Раусу от имени керамистов Прибалтики, и Теа собиралась поставить в нее розовые хризантемы. Но подполковник, с его серьезным характером, не смог выдержать до конца шутливый тон.
— Такие ценные вещи дарить нельзя, Ванда. Ваза слишком красивая.
— Не цена сделала ее красивой, а любовь одной женщины к этому дому, — отпарировала Ванда и представила компании своих спутниц, художниц из Риги — Риту и Айну. Именно на то, чтобы преодолеть их застенчивость, ушло у нее так много времени. А теперь, как она надеется, благодаря достоинствам и неподдельному радушию Эстонского народа, прекрасные латышки будут испытывать приятные эмоции вместо того, чтобы скучать весь вечер в неуютном номере гостиницы. Последнее ей не надо было и говорить — все служители Бахуса, сидевшие на полу, и без того приняли незнакомых художниц с распростертыми объятиями.
Поспешив в кухню на помощь Теа, Ванда высказала надежду, что она поступила не самым худшим образом, притащив сюда молодых латышек, которых правление секции поручило ее заботам. Ванда была убеждена, что девушкам из Риги вполне стоит показать вечеринку у Теа. Кроме того, она пообещала взять их под свое идейное руководство, чтобы не доставлять хлопот другим.
Хозяйка, старающаяся прославиться своим умением принять гостей, делает это, конечно, для того, чтобы услышать подобное признание своих талантов; поэтому она прервала извинения Ванды, сунув ей в рот «суворовское» печенье и заявив, что Ванда просто превзошла самое себя, когда она эту вазу, эту ценную вазу... Теперь наступила очередь Ванды взять с кухонного столика печенье и заткнуть им рот Теа.
— Ну, ну, не будь мелочной, моя дорогая, — сказала она, обняв Теа за талию, и плавным шагом направилась в комнату.
Веселье было в разгаре.
