class="p1">— Так не пройдет, Урмет, мазурик этакий, — кинул ему майор в ответ и наполнил кружку до краев. — Есть особое постановление: кто опаздывает, но приносит с собой хороший подарок, получает сразу две нормы.
Бивуак шумел и бурлил. Только Удо Кенк сидел в стороне, опершись спиной о ножку рояля, и что-то чиркал в записной книжке. Когда Ирена заметила ему, что работники радио отрываются от масс, он не обратил на нее никакого внимания. Зато вся компания оживленно начала сыпать объяснениями: «Не мешать Удо! На Удо нашло вдохновение! Радио составляет передачу сегодняшнего вечера!»
— Товарищ интендант! — крикнула вдруг обычно молчаливая Моника Кыдар. — Составитель передачи получил свою норму?
— Ничего я ему пока не дам. Посмотрим, посмотрим, что он там состряпал.
Поднялся общий гвалт. Одни считали, что майор Багрицкий прав. Другие — что интендант не на своем месте. Третьи — что тощего Кенка следовало бы по крайней мере накормить. Кто-то хриплым голосом настойчиво просил слова. Кто же был этот наивный человек? Ну конечно, «столп торговли» — так прозвали Эди Кыдара среди знакомых из-за его комплекции и занимаемой должности.
Маленькая, худая Моника Кыдар, предусмотрительно пришедшая на вечер в серых, отлично сидящих брюках, сразу начала нервничать, бормоча про себя, но достаточно громко:
— И он туда же. И чего ему-то лезть! — И доверительно, как своей коллеге, шепнула Ирене на ухо: — Мы вообще могли не попасть сюда. Эди вернулся сегодня вечером из Пярну, такой тепленький, что просто ужас.
Тепленький мужчина тем временем поднялся во весь свой рост, невзирая на плакат, который вывесила Теа: «Стоять в расположении лагеря строго воспрещается!» Стоящего криками заставили сесть. Но он все-таки успел поставить вопрос о Кенке на голосование. Эта процедура понравилась. Особенно понравились всем выборы счетной комиссии и шумный спор — должно ли голосование быть открытым или тайным. За все это время на аскетически худом лице Кенка — главного объекта спора — не дрогнул ни один мускул. Когда десяток людей наперебой, напрягая все силы, стараются стать центром внимания, один человек может добиться этого эффектным молчанием. Кенк к тому же был здесь единственным холостым мужчиной: его жена, химик, находилась в командировке в Кохтла-Ярве, и он мог свободно, не опасаясь критики, дать волю своей фантазии.
Результатов голосования так и не успели выяснить: молчаливый объект всеобщего внимания поднялся, вытащил из-под рояля круглый табурет и сел за рояль, повернувшись к компании боком. Затем он заговорил торопливо, точно валя одно слово на другое, но так как он по нескольку раз повторял слова и целые фразы, то ни одна мысль не пропала.
— Внимание, товарищи, внимание! Сейчас мы все вместе исполним куплеты о сегодняшнем вечере в вигваме Раусов на мотив «Под Пярну в Вяндраских лесах». Мотив, конечно, всем известен, всем известен.
Конечно же, мотив был всем известен.
— Я пропою первый куплет, я пропою первый куплет, рефрен поют все, не так ли, рефрен поют все.
И пение началось в доступном для всех регистре, под весьма приличный аккомпанемент. Куплеты, конечно, начинались с упоминания о звездочке на погонах, которая еще не делает мужчину мужчиной, если он не прошел сквозь огонь и воду. Теа, которая до замужества работала в издательстве и считалась лучшей машинисткой, теперь присваивался титул лучшей хозяйки. Майору Багрицкому оседлавший Пегаса автор советовал быть усердным виночерпием не только сейчас, но и в дальнейшем, на собственном празднике, где будет обмываться его новое звание. Были, конечно, упомянуты и Урметы с их сидолом и Кыдары с их поздним появлением. Досталось немного и майору Алликмяэ, который почему-то держался несколько в стороне от всех. Ему в пример была поставлена его жена Валли, нежно названная маленьким солнышком всего общества. Жене майора Багрицкого, врачу скорой помощи, которая плохо понимала по-эстонски и участвовала в общем веселье лишь застенчивой улыбкой, Кенк посвятил куплет на русском языке. В этом куплете он советовал уже заранее купить сосиски к вечеринке, когда будет праздноваться присвоение нового звания ее мужу. Лидия Багрицкая смеялась чуть не до слез — не столько рассмешило ее содержание куплетов, сколько сделанные автором грамматические ошибки и его попытка срифмовать «сосиски» и «Багрицкий».
Пение куплетов, казалось, стало кульминационным пунктом вечера. Складно написанные строфы сразу запомнились, и компания еще долго перебрасывалась ими, как цветными шариками.
Ирена остерегалась пить вино. Теа несколько раз присаживалась около нее и доверительно шептала на ухо, что во время обеих своих беременностей она вела себя совершенно свободно и ничего плохого не случилось. Но Ирене после долгого затворничества и без того было хорошо находиться среди людей, она считала, что все организовано великолепно. Польщенная хозяйка, которая и сама могла это видеть, сказала, что позже будет кофе, и заторопилась к «столпу торговли». Тот опять собирался встать во весь рост — ему очень хотелось, чтобы все пропели хором песню с начала до конца. Но никакого хорового пения не получилось: все мужчины в это время дразнили майора Багрицкого, который под Сокольниками будто бы по ошибке со своей ротой заехал на лыжах в тыл к немцам и, следовательно, тоже по ошибке, совершил все те геройские подвиги, о которых писала дивизионная газета. Багрицкий, сам шутник, ничего не отрицал, но тряс кулаком в сторону пузатого организатора хорового пения, поскольку именно он выдал тогда его победоносным и проголодавшимся солдатам жалкую пшенную кашу. Кыдар ничего не помнил. Кыдар знал только, что пшено выиграло войну, и он, как бывший интендант дивизии, не позволит сказать о пшене ни одного худого слова.
В этот момент раздался звонок у двери, и Теа бросилась открывать. Слегка навеселе прибыл поздравить подполковника Аугуст Лээс. Шумное внимание, которым встретили высокого гостя, было для него явно привычной вещью. Во всей его манере держаться, в той небрежности, с которой он пожимал руки, в том, как он отмахнулся от объяснений Теа, в том, как он снял туфли и уселся у ног Валли, — во всем сквозило фамильярное превосходство и уверенность, что собравшиеся должны быть счастливы, наконец дождавшись его прибытия.
Сообщение, что он был в бане, следовало, очевидно, принять как извинение за опоздание. Да, он, бывший батрак кулака — «серого барона» в Мульгимаа, не мог себе представить субботы без хорошей парной бани. Но он и вполовину бы так не опоздал, если бы не Урмет. Он виноват, чертов Урмет! Обнаруживать ошибки — это он умеет, а вот сразу известить кого надо — как бы не так! А у
