же ей было, наверное, — вздохнула Веша.
— Я тебя умоляю, — фыркнула русалка, — поплакала, да с болотниками утешаться пошла. Те токмо и рады, венков ей из лилий озерных наплели, да на руках потом по лесу таскали.
Вешка прыснула, представив картину сию.
— Вот и улыбаешься уже, — покосилась на нее через плечо Миланья, — а то пришла смурнее тучки.
Веська вздохнула только, последнюю прядку расчесывая.
— Ну-ка, не надумай даже печалиться снова. Подумаешь! Ну, сходил он на лужок с колокольчиком тем распроклятым, ты ж не знаешь, что там было!
— Да ни для кого не секрет, что там бывает, — вздохнула печально.
— Свечку-то не держали!
— Твоя правда, — согласилась, не желая спорить. На душе-то кошки все равно скребли.
— Я же ведь хотела его попросить с Арьяном поговорить, теперь уж не знаю.
— А что с Арьяном? — оживилась Миланья.
Веша осеклась сперва, да все ж Милаша к себе располагала. И уж коли про Лесьяра той поведала, то чего про Арьяна утаивать?
— Так прямо и сказал? — изумилась русалка на рассказ о том, что змею любовь ее не надобна. Лишь только она сама, как вещь, стало быть. — Вот завсегда ведала, что полозы — те еще гады ползучие! Это ведь надобно этакое заявить.
— Вроде бы как сам он любит, а прочее уж дело десятое… — негромко пояснила Веша. Странно то звучало, как же так можно любить, да взаимности не желать?
— Ты осторожнее с ним. Про Хозяина-то, бесспорно, всякое говаривают, да то практически по большей части враки для тех, кто рядышком не обретается, да деяний его не ведает, не слышит. А вот в Арьянову опочивальню полным-полно девок заявлялось, да выходили не все. Уж не ведаю, что там дальше с ними было, да токмо не связывалась бы ты с ним.
— Я и не собиралась, — отшутилась Веська, да рукой махнула.
— Ты-то, может, и не собиралась, а будет ли он о том спрашивать?
Ведунья на то плечами пожала. Она и сама ответа на тот вопрос не знала. Но и перед русалкой страха своего выказывать не хотелось.
— Вот и все, — с последней прядью закончила, да шелк волос меж пальцев пропустила.
— Ой, спасибо тебе, Весеньюшка, истинная ты избавительница! — русалка волосы по водной глади раскинула, с радостью оглядывая их, гладкие, без узлов-колтунов.
— Обещала как-никак, — улыбнулась ей ведунья. В небо глянула — темнело уж. — Пора мне, — вздохнула горестно. В башню возвращаться не шибко хотелось.
— А хочешь — оставайся.
— Да куда ж мне, — вздохнула Веша, — я ж под водой дышать не смогу. А ночью здесь замерзну, да и боязно.
— И то верно, — Милаша б и хотела той еще чего предложить, да не нашлась.
— Ну, до встречи тогда? — Веська с дерева слезла, да подружке рукой на прощание махнула.
— Погоди! — вдруг спохватилась русалка, — вот, возьми, — и протянула девушке закрытый цветок белой лилии. Да крупный такой, с тыкву размером. — На Велесову ночь придешь к нам, а цветок загодя перед ней откроешь, там сюрприз, без коего тебе неловко будет.
— На Велесову ночь? — удивилась девушка, — так людям же не положено.
— Ты моя подруга! — отвечала Милаша строго, — а я в этом году хозяйка принимающая, могу кого хочу позвать.
— А не опасно мне-то будет? — с сомнением крутя цветок в руках, спросила Веша. Про Велесову ночь-то тоже разное говаривали, как Навь в нее отрывается. Мир мертвых, тени, да призраки, существующие там под началом царя Коща.
— Я рядом буду, да и Хозяин тоже за порядком следить будет, так что не волнуйся. Повеселимся!
Веша не удержалась, улыбнулась в ответ яркой улыбке русалки.
— Хорошо!
— Вот и славно! — обрадовалась та, — а теперь ступай, а то уже и правда темно станет скоро, заплутаешь еще, с кем я танцевать буду? В Велесову то ночь мы из воды выходим!
Весь путь к башне Веська представляла себе грядущий праздник, недолго до того оставалось. Да то первый такой будет у ней в жизни, в деревне то не шибко ярко празднества проводили.
К башне уже затемно воротилась. Дверь тихо приоткрыла, внутри темень стояла. Шагнула опасливо внутрь.
«И чего крадусь только? Точно преступница какая…»
Все было тихо. Плечи вот расправила да прошла к спальне своей. Свет специально зажигать не стала, мало ли потанята спят уже? Отсюда не видать было. Те проказники не каждую ночь в башне проводили, по большей части все где-то пропадали, но все ж и здесь ночевали порой.
На ощупь до стола добралась, цветок вот подаренный русалкой положила.
— И где ты была? — от голоса, раздавшегося из темноты подскочила, разве что не взвизгнула.
Магик стоял в дверях ее спальни. Силуэт, привалившийся к косяку двери, был едва различим, и то благодаря свету его же собственных глаз.
— Где была, там уже нет, — ответила резко, да только сам заслужил.
Магик удивление движением бровей лишь выдал, да того в темноте Весе не видать было.
— И не поспоришь, — усмехнулся в ответ.
— А ты-то сам, что так быстро управился? — а голос-то прозвучал вовсе не равнодушно, как Веся того хотела.
— С чем? — вроде как и не понял даже.
Веша нос вздернула, да фыркнула. Не понимает он, ну как же!
— А то ты не знаешь? — на вопрос ее магик молчать продолжал, очевидно, предлагая Веше самой озвучить. — Думаешь, не знаю я, для чего колокольчик на Топи лежит?
Губы его в улыбке растянулись, оторвался от косяка, да шагнул к девице.
— И для чего же? — прошелестел вкрадчиво, еще ближе тенью перетекая.
— Чтоб Топи Хозяин к девкам мог бегать, когда те его позовут юбки задравши! — прошипела сердито, а саму такая злость взяла. Так бы и выцарапала той девице глаза ее наглые, коими та наверняка на Лесьяра глядела с вожделением. И самого магика бы чем тяжелым по хребту бы огрела!
— А ты, стало быть… — вот он уж совсем близко оказался. Да только не отшагнула Веся, руки на груди скрестила и вперила взгляд сердитый, — ревнуешь..?
Сказал, а сам скалится. А Веська-то от такого заявления весь воздух потеряла.
— И не думала даже! — ответила-то так поспешно, точно сама той мысли испугалась. А магик на свой лад принял, засмеялся тихо, с хитрым прищуром ее разглядывая.
— Точно ревнуешь, — а сам довольный такой.
— Это чего бы мне учителя ревновать к девицам всяким? — фыркнула снова, да уж понимала, что переигрывает.
— А ежели скажу, что ничего у меня с ней не было? Я лишь крови взял, да отплатил как положено. Даже пальцем не притронулся…
— А то мне дело есть! — и нос еще выше
