тропке в обратную сторону устремилась. Лесьяр вслед, да глазеет еще подозрительно. Минувшие разы плавилась в его руках, податливая, точно нагретый воск, а сейчас что случилось..?
— Весенья… — позвал ее, да только та и не обернулась, даже чтоб зыркнуть озлобленно, как прежде бывало.
Так и шли б по тропке в бледном свете фонарей волшбой сотворенных, коли бы не зашуршало в траве рядышком. Магик тут уж без церемоний девицу ухватил, к себе притягивая, да в свободной руке уж и нити силы наготове придерживал.
— Что там? — зашептала Веша, во мрак ночной всматриваясь.
— Магией фонит, — глухо отозвался Лесьяр, — а ну, кто там? Покажись на свет!
Трава снова ходуном пошла, да тут выкатилось на тропку…
— ГЛАВА! — Веська заверещала, едва магику на шею не полезла, завидев, как перед ними, дурными глазами хлопая, круглая башка из травы явилась. Вся в зелени, да земле перемазанная, там и здесь впившиеся соломины торчали. Путь ее, видать не легок был.
А башка-то лыбится, зубами сверкая. Веся от сей картины едва в обморок не хлопнулась. Нет, уж всякого повидать успела — и черти, и бесы, и иная нечисть, но чтоб голова отрубленная болтала, да в ухмылках губы тянула? Это уж где-то за гранью значилось!
Не сдержавшись, Вешка подобралась вся, а после, сделав несколько поспешных шагов, со всей силы ногой зафинтилила по непонятной штуковине. Полетело хорошо, со свистом. Странно только, что орало притом, да такими словами бранными, что, вероятно, в ту ночь все болото много нового узнало.
— Весенья, — магик дланью по лицу провел обреченно, — зачем ногой-то сразу?
Даже лягухи притихли, и ветер стих от той картины и сопровождавшей ее похабщины.
— Хозяин! — заорало басом с той стороны, куда башка улетела, — что за баб дурных ты вечно с собой таскаешь? Я в кусту застрял!
Веся рот ладошкой зажала, осознавая уже, что выкатившее на дорожку нечто было кем-то разумным, а не просто отрубленной головешкой.
Магик вздохнул тяжело, бормоча что-то из серии «как вы все мне дороги», и, раздвинув заросли осоки, с тропы сошел.
— Здесь обожди, — велел девице, отправляя к ней пару светляков. Веська и не собиралась с тропки уходить, не хотелось в трясину угодить. — Ты хоть голос подай, каравай.
— От каравая слышу! — пророкотало в ответ.
Не прошло и с полминуты, как страшный треск раздался, брань очередная, басистым голосом произносимая, а после воротилилсь уж вместе, и Лесьяр, и катившийся по земле… незнакомец.
— Прости, пожалуйста, — залепетала Весенья, — не со зла я, напугалась.
— Напугалась она… — ворчал недовольный.
— Колоб… — вздохнул Лесьяр, отряхиваясь, — ты что ночью в лесу делаешь?
Веша непонятливо на магика воззрилась. Они знакомы?
— Да вот как сказать, — а на лице круглом этакое натянутое выражение неловкости, — проблемы у меня случились, ха-ха, — и смех-то натужно прозвучал. О том, что Веша его в кусты зашвырнула пинком, уж и говорить не стал боле.
Весенья тем временем пригляделась и немного подуспокоилась. Поняла теперь, что вовсе не голова перед ними человечья, а нечто круглое, да с лицом. Щеки, испещренные тонкими бороздками, напоминали корочку румяного пирога.
— Это что? — все же шепнула на ухо магику, да только на нервах слишком уж громко-то прозвучало в ночной тиши.
— Не «что», а «кто», барышня! — возмутилось румяное нечто, — Я Колоб! И это, чтоб ты знала, звучит гордо!
— Что опять натворил? — Лесьяр головой покачал.
— Да проигрался я… в берлоге собирались. Косой, Потапыч, Волче и Лиска. Всех обставил, а с рыжей не совладал.
— И на что играли?
— Так ясно на что — на годы.
Веша вовсе уже потеряла нить разговора. Только взгляд заторможенный переводила с одного на другое.
— И? — кажется, магику уж надоедало вытягивать из Колоба каждое слово.
— Что «И»? Не осталось у меня лет уже! На той неделе проиграл последние, десяток месяцев осталось. Все хорошо шло, уже полтинник наиграл, так рыжая во все тяжкие пустилась, все на кон поставила! Я то уверен был, что карта нужна пойдет, а она… — и вздохнул горестно.
— Отыгрался бы, как в прошлый раз.
— Не дали. А я ставку не отдал, сквозь пол провалился, да так и сбег. Слушай, подсоби, а?
— Да что происходит, Лесьяр? — Веся снова магика за рукав потянула.
— Этот кусок заколдованной булки…
— Я бы попросил!
— Проси… так вот, этот кусок заколдованной булки очень любит азартные игры. А нечисть, знамо дело, на деньги редко играет. В основном годы жизни на кон ставят. Свои, али чужие, тут уж что есть. И он проигрался, — и тут уж к самому Колобу обращаясь, — надо думать, прежде чем с оборотнями за стол садиться. В берлоге тем более.
— Да кто ж знал…
— Берлога — место в лесу известное, — продолжил девушке пояснять, — там часто нелюди собираются, браги кикиморовой выпить, новости последние узнать, или вот — в карты поиграться. Да только все знают, что с оборотнями играть — себе дороже.
— Да ты б знал, какие они ставки делают! — а у самого глаза заблестели.
— Вот ты и доставился. Ладно, бывай, — махнул магик рукой, и вместе с Вешей пошли они по тропе дальше.
— Эй, Хозяин! Что значит «бывай»?! — круглый за ними покатился.
— А что с ним будет теперь? — украдкой спросила у Лесьяра, через плечо на скачущий колобок оборачиваясь.
— Да почем я знаю… — плечами пожал, — может, сожрут. Оборотни, они такие, вечно в пасть тянут что ни попадя.
— Как сожрут? — Вешка даже остановилась и спутника за рукав потянула. — Нельзя ж его бросать вот так!
— Весенья, — снова этот строгий тон, — я его уже не единожды выручал. Поверь, кроме проблем, это ничего не приносит и его самого ничему не учит. Я уже зарекся.
— А я не зареклась! — не могла Веша оставить колобочек этот махонький, хоть и мужским басом говоривший. Как представила, что оборотни его на части рвут в своих пастях зубастых, так похолодела целиком.
— Послушай девицу, Хозяин, ну не бросай ты меня на произвол, а?
Магик голову назад запрокинул да простонал громко от осознания своей ноши тяжелой.
— За что мне все это? Мало мне своих забот? — запричитал магик, да под двумя жалостливыми взглядами вздохнул, глаза закатывая. — В башню за нами катись. И Весенье спасибо скажи. Я бы тебя еще одним пинком куда-нибудь отправил, как ты мне осточертел, хлеба кусок.
— Хлеб — всему голова! — с достоинством известил Колоб.
— Так ты что ж, из хлеба? — удивилась Весенья. Втроем они уж двинулись дальше по тропе.
— Можно и так сказать, — ответил задумчиво, — женка моя оказалась страшная ведунья, но это я уж после свадебки прознал.
