за Амелфа? — в голосе Весеньи уже сталь слышалась. Это значит он будет девицу какую-то в танце кружить, пока она здесь прозябает? Уж не для того ли ей в башне сидеть велел?
— Так мать, хозяйка леса… Шумска майка ее еще кличут.
— В прошлом году она и правда как хозяйка смотрелась, платье из светящихся васильков надела, на нее сам Руслан, воевода Коща, уж который год зарится.
— А Хозяин что? — не унималась Весенья.
— Так Амелфа сама его заполучить не прочь. Говаривали одно время, что больно часто она в Топи шастает… — но тут Лита подружку локотком толкнула, чтоб та в своих россказнях остановилась, да на Весенью той кивнула. Ведунья ноготок покусывала, в раздумья погрузившись. Уж хотела отказаться от плана своего, а тут вот как выходит? Лесьяр собрался с девицей какой-то вытанцовывать, распрекрасной, да ладной, что сам воевода Навьего царства в открытую по ней сохнет. Так еще и сама красопетишна эта за Лесьяром, стало быть, таскалась когда-то. Нет уж, Весенья должна теперь сама убедиться, что там твориться будет. Ведь ежели станется, что Лесьяр на сторону бегает, то она ему боле потакать в его шалостях охальных не станет. И в руках его плавиться тоже прекратит.
— Ты не слушай ее, — Лита ведунью по плечу погладила, утешая, — то для Хозяина обязанность, первый танец провести.
— Вот и погляжу, — решительно сообщила Весенья. Почти ведь надумала на попятную пойти, но теперь-то точно пойдет и сама все узнает.
— Тебе решать, — улыбнулась Лита. Веся той в ответ кивнула.
— Ой! — Мита тем временем разглядывая всяческие девичьи мелочи, на комоде лежавшие, случайно коробку с лентами на пол спихнула. Вместе торопливо собирать принялись.
Веша снова на ступни босые взглядом натолкнулась, из-под подола виднеющихся
— А как так вышло, что вы… — она замялась, но девицы и без слов поняли, по направлению взгляда, о чем, стало быть, ведунья спросить хотела,
— Несколько недель в году мы можем по земле ходить, — рассказала Лита, поднимаясь, когда собрали все, да в зеркале себя разглядывая, — в русалочью неделю, в Велесову ночь и три дня до нее, да с Ивана Купалы до Ильина дня, там почти уж на месяц уйти можно. Тогда хвосты и сбрасываем.
— Главное чешую собрать, да в иле спрятать, — вздохнула Мита, присаживаясь на постель и пружиня, на мягкость, стало быть, испытывая, — водяницы ее любят утащить.
— А коли утащат? — опасливо поинтересовалась Весенья, неуверенная, что хочет ответ знать. Мир нечистых бывал жестоким. Русалочки переглянулись.
— Придется новую отращивать, а это ой как неприятно, — поморщилась синеокая и поспешила тему перевести, — Миланья говаривала, что белоцвет тебе подарила?
Веська встрепенулась. Точно ведь! Цветок! Милаша велела его раскрыть, когда время придет. Пришло, стало быть. Полезла в шкаф, здесь она его на верхней полке припрятала. Бутон был все столь же свеж, точно его только-только сорвали, ощутимо веяло магией.
— Ты лепестки начни раскрывать, а дале он уж сам все довершит, — подсказала Лита. Веся так и поступила. Русалки и сами с большим ожиданием и интересом на цветок ее глядели.
Отогнула первый лепесток, за ним еще один. И чем больше отворачивала, тем ярче свечение от бутона исходившее делалось. После пятого, лепесточки уж сами раскрываться стали, стекая по пальцам девичьим да пол устилая. Свет яркий заполнил комнату, от чего зажмуриться пришлось, а как закончилось, обнаружила Весенья на ладонях заместо цветка ткань воздушную. Нежный кремовый оттенок контрастировал ярко с ее кожей, придавая той какую-то особую белизну.
— Красота какая, — выдохнула одна из русалочек, проводя по ткани кончиками пальцев, — ну, разверни, — подсказала Веше.
Девица на вытянутых руках перед собой дар цветка распростерла, да в который раз за день ахнула. То, оказывается, платье было. Струящееся, многослойное, с рукавами длинными, со шлейфом летящим от самых плеч в длинный подол переходящим. Нижний слой плотной ткани точно по фигуре должен был облечь, верхний — прозрачный, летящий, весь этакий струящийся — создавал эффект легкой дымки.
— Это что же… платье? Мне? — не поверила Весенья своим глазам. Даже слезы выступили, никогда прежде таковой красивости не носила. В этаком наряде она самой красной раскрасавице фору даст.
— Тебе-тебе, — закивали русалочки с улыбками, — только мы тебя сперва в порядок приведем. После нашей работы — блистать будешь!
— Ты погляди, волосы у ней какие, — Мита притронулась осторожно Вешиной косы.
— А что с ними? — спросила удивленно-подозрительно ведунья.
— Коса какая толстая, — завистливо Лита протянула.
— Распустишь — красиво лягут. А в свете фонариков и костров и вовсе золотом переливаться станут. Мы уж тебе и венок заготовили, но он у озера припрятан.
— Главное, чтоб князь не позарился, он, говорят, по злату чахнет, — прыснула зеленоглазка. Подружка ее лишь глаза закатила.
— Правда? — переспросила Веся озадаченно.
— Не слушай ее, — махнула рукой другая. — Ну, начнем?
Спервоначала Весенья все ж отправилась в ванную, усадив предварительно русалочек взвара похлебать. Те без меры благодарны оказались, давненько уж людской еды не пробовали. По такому случаю ведунья им и пряников достала и меду с орешками…
Как с банными процедурами было покончено, русалки сами за дело взялись. Робкие в общении, в вопросе женской красоты оказались строгими мастерицами. Весю и так и этак крутили, та уж сама на стену лезть готовилась, как нещадно ее то щипали, то волосы накручивали, то мазали чем… Но терпела. Морщилась, попискивала, но держалась стойко, лишь бы на празднестве не хуже прочих оказаться. Пока собирались, русалки ей поведали, что в эти дни все красавицы из нелюдей на славу стараются. Знамо дело — перед навьей верхушкой многим выслужиться охота. А магик и вовсе один там, каждая с ним шашни завести жаждет, чтоб тот хоть глоток силы подарил. А Лесьяр, как оказалось, прошлые годы щедр бывал.
«Бабник…» — шипел внутренний голос, — «меня дразнит, а сам вознамерился за другими юбками ухлестывать?!»
Впрочем, все отошло на десятый план, когда Мита и Лита закончили ее в руках крутить-вертеть, да платье помогли натянуть. То по фигурке девичьей легло ладно. Впрочем, то ведь магии творение, так что чему удивляться…
— И взаправду Амелфа подавится, — ручки на груди сложив, да любуясь работой своей, выдохнула Мита. Лита той голову на плечо уложила, вздыхая столь же проникновенно.
Весенья и сама к зеркалу обернулась, да глазам своим не поверила… Не деревенская девчонка перед ней стояла, а всамделишная мавка лесная… Волосы золотом по плечам волнистыми локонами струятся, кожа светлым бархатом сияет, русалочки ее натерли чем-то, что та теперь мелко-мелко, едва заметно искрилась в отсветах, платье силуэт обрисовывало с тонкой талией, плечами покатыми. Даже
