колледж. Она сама пробивалась в жизни, узнавала гораздо больше, чем учили по программе, стала фельдшерицей, изучила медицину и многого добилась в своей профессии. Ходили даже слухи, что она «очень хорошо обеспечена» и намеревается «уйти на покой», однако другие кумушки судачили, что жизнь у нее совершенно не сложилась, иначе бы она не вернулась в родной город.
Как бы то ни было, Джоан приехала и была желанной гостьей, предметом настоящей гордости сестры и источником смутной радости зятя. В дружеском общении с ней оживали его давно забытые качества: он вспоминал забавные истории, в нем просыпался интерес к давно позабытым вещам, которые, казалось, канули в вечность среди быстротекущей жизни.
«Из всех ничем не примечательных и не привлекательных порядочных людей…», — думала Джоан, глядя на зятя, когда вдруг его рука свесилась с дивана и со стуком упала на пол. Он проснулся и торопливо сел с видом человека, застигнутого врасплох.
— Не подскакивай так резко, Артур, это вредно для сердца.
— У меня ведь все в порядке с сердцем? — спросил он с заискивающей улыбкой.
— Не знаю, я его не выслушивала. А теперь посиди-ка спокойно. Ты же знаешь, что нынче днем в лавку вряд ли кто наведается, а если и придет, то их обслужит Джейк.
— А где Эмма?
— Ой, Эмма ушла в свой «клуб» или куда-то еще, хотела взять меня с собой, но лучше я поболтаю с тобой.
Он бросил на нее довольный, но недоверчивый взгляд, поскольку был высокого мнения о клубе и невысокого — о себе.
— Послушай, — вдруг начала Джоан, когда Артур устроился в соседнем кресле-качалке, налив себе воды из термоса со льдом, — что бы ты стал делать, если бы мог себе это позволить?
— Путешествовал бы, — так же неожиданно ответил мистер Пиблс. Он заметил ее изумление. — Да, я бы путешествовал! Всегда хотел, еще мальчишкой. Да все без толку! А теперь… даже если бы мы и смогли… Эмма терпеть не может поездок.
Он виновато вздохнул.
— Тебе нравится заправлять в лавке? — резко спросила Джоан.
— Нравится? — Он улыбнулся весело и озорно, но со странной безнадежностью во взгляде. Потом печально покачал головой. — Нет, не нравится, Джоан. Нисколько не нравится. Но что с того?
Они немного помолчали, затем Джоан задала еще один вопрос.
— Чем бы ты занимался в жизни, если бы мог выбирать?
Ответ удивил ее втройне: содержанием, быстротой и прочувствованностью. Артур произнес одно слово:
— Музыкой!
— Музыкой! — повторила она — Музыкой! А я и не знала, что ты играешь… или интересуешься ею.
— Когда я был мальчишкой, — объяснил он, глядя в увитое плющом окно, — отец принес домой гитару. Сказал, что подарит ее первому из нас, кто научится играть. Конечно же, он имел в виду девчонок. Вообще-то первым играть научился я, однако гитару не получил. Вот и вся музыка в моей жизни, — добавил он. — А здесь и послушать-то ее негде, разве что в церкви. Я бы купил патефон, но… — Он сконфуженно рассмеялся. — Эмма говорит, если я принесу его домой, она его разобьет. Говорит, это хуже кошек. О вкусах не спорят, сама знаешь, Джоан.
Он снова улыбнулся странной улыбкой, чуть поджав уголки рта.
— Ну, мне пора за дело.
Она отпустила его и вернулась к своим заботам, сразу посерьезнев.
— Эмма, — осведомилась Джоан через пару дней, — как ты посмотришь на то, что я обоснуюсь… в смысле, поселюсь здесь?
— Я на это надеялась, — ответила сестра. — Как бы выглядело, если бы ты открыла у нас в городе практику и не поселилась у меня — ты же моя единственная сестра.
— Думаешь, Артуру это понравится?
— Конечно, понравится! К тому же… если бы и не понравилось… ты же моя сестра… и это мой дом. Артур давным-давно записал его на мое имя.
— Понимаю, понимаю, — кивнула Джоан.
И чуть погодя спросила:
— Эмма, тебя тут все устраивает?
— Устраивает? Конечно же, да. Грех жаловаться. Девочки удачно вышли замуж, и я очень за них рада. Дом — просто прелесть, да и вести его не надо. Наша Матильда — сокровище, каких поискать. Людей она любит и рада им услужить. Да… Беспокоиться не о чем.
— Здоровье у тебя отменное, это я вижу, — заметила сестра, окидывая одобрительным взглядом чистую кожу на лице Эммы и ее сверкающие глаза.
— Да, жаловаться не на что, насколько мне известно, — призналась Эмма, однако среди причин быть благодарной судьбе Артура она не упомянула и, кажется, даже не подумала о нем, пока Джоан совершенно серьезно не поинтересовалась ее мнением о здоровье мужа.
— Здоровье Артура? Да он всегда в порядке. Ни дня в жизни не болел… Разве что иногда жалуется на сильную усталость, — добавила она, чуть помедлив.
Доктор Джоан Баском завела в городке знакомства — как профессиональные, так и «светские». Начала принимать пациентов, выкупив практику у дряхлеющего старого доктора Брайтвейта, с которым подружилась раньше всех. Она сразу почувствовала себя дома. У сестры нашлись две свободные комнаты на первом этаже и просторная спальня на втором.
— У нас масса свободного места с тех пор, как уехали девочки, — наперебой уверяли мистер и миссис Пиблс.
Затем, благополучно устроившись, доктор Джоан начала подпольную деятельность по изменению склонностей и симпатий зятя. Не для себя — о нет! Если в былые дни она и ощущала потребность в спутнике жизни, то это было очень и очень давно. Ее целью было освободить мистера Пиблса от душащих его уз — не рискуя затянуть их еще сильнее.
Она купила шикарный граммофон с набором первоклассных пластинок и с улыбкой заявила сестре, что той их слушать вовсе не обязательно, и Эмма угрюмо сидела в самой дальней комнате, пока ее муж и сестра наслаждались музыкой. Со временем она, по ее собственным словам, к ней привыкла и присаживалась на крыльцо, а Артур мог спокойно
