Фу-у… еле смогла… оторваться… — захлёбываясь, переводя дух, выпалила Ксюха, — ниже, ниже, руки, дура, во-от!
Она опять принялась целовать рот, язык — теперь уже в качестве главного дела поцелуйной прелюдии. Ей очень нравилось, что Ю-ю тискает ее сзади — она даже расстегнула пуговицу и приспустила штаны, удерживая их от полного паденья на пол за счёт расставленных ног. Сама она тёрла рукой по лосинам Ю-ю спереди, пытаясь, не снимая, пробраться в самую глубь.
Ю-Ю вдруг оторвалась, отстранилась, мутно поглядела и начала сама лизать лицо Ксюхи. Язык её был необычайно длинный и большой, какой-то неуклюжий… детско-розово-ванильный, тёпленький… Лизнув раз 8, длинно, выгибая его весь, как спину, «до самой его спины», и, конечно, запрокидывая при этом голову, она устала и обмякла. — Ксюха стала целовать её шею, засовывая руку внутрь лосин, Ю вяло гладила ее трусики сзади, сжимала свои ножки, мешая любовнице.
Ксю всё пыталась направить ее на путь истинный, но никакие намёки, тычки и мычания не помогали. Чувствуя, что маленькая опять пытается атаковать, она даже чуть сама запрокинула голову…
Ну, родная, не надо так сильно шею — засосов наставишь… и вообще… не жмись, расслабься… уже время-то… сколько… пора бы уже… а сама хуль ты мне трусы гладишь — давай не жалей, засунь туда, пожалуйста — там уже наверно пот струится, так что не бойся… врывайся, пока дают!..
Кто, кто-то пришёл, шум, шаги, дёрнули дверь — они замерли, задыхаясь, своё дыхание им показалось громким, пытающимся помимо их воли выдать их. — Зашли в соседний отсек сортира, полилось. «Подожди меня!» — сказала девушка. — «Ладно, не пысай», — ответила другая. — «Как же не пысать!..» — смеялась та. — «В смысле «не ссы», — смеялась другая.
Не пысай, Ю, залезай ко мне туда, — шептала Ксюха, засунув-таки руку под трусики Ю-ю. Опять нашлись губы, опять начали целоваться.
Ну давай, давай, маленькая, комон, не спи… ну что ты там?.. я устала уже стоять — пора бы уж хотя бы на жопу присесть… или в жопу… Что ты так аккуратничаешь… Смотри, сейчас я в тебя… — расслабься, ну чё ты как маленькая! — всю руку засуну! Шучу! Вот пока первый указате… указывает куда…
Пусти, — простонала Ю.
Терпи, детка. Второй как дома… да у тебя там подготовляется уже… ну ничё, вот и третий свободно… только неудобно, блин…
Пусти… в туалет…
— Терпи! — и засмеялась.
Ю пыталась вырваться, лицо ее исказила гримаса боли и детской обидчивости, Ксюха все трепыхания награждала агрессией. «Ты ж ведь на крючке», — вслух басово и безэмоционально сообщила она Ю.
Опять послышались шаги. На мгновенье даже мелькнуло — «спасительные»…
Буду кричать, — вслух и жалобно, со слезами, сказала Ю.
Ты чё, Ю? — серьёзно, как опытный психолог, спросила Ксюха, перестав ее теребить, ослабляя хватку, отпуская, — ладно, иди писни, дрисни, я покурю… (Она, всхлипывая, торпливо отходила на отхожее место.) Слушай, ты не можешь… (Ксюха вдруг подскочила, хитрющая) задом встать…(хватает ее и разворачивает) сюда — во-от та-ак! о!
Ю пыталась вырваться, но естественные процессы, уже запущенные, мешали, сковывали. Ксю смеялась, держа ее как маленького ребёнка, за талию, слегка раскачивая ради шутки и даже воспроизводя наставительные детские звукоподражания…
Ха! Теперь я тебя научу, как надо работать! Ну тихо, тихо! Не брыкайся, не смеши мои коленки!.. Туда и не такое можно всунуть, поверь мне!
Ю опять забрыкалась и закричала.
Из сортира через стенку кто-то вышел и полетел вниз.
— Ах ты так! — усмехнулась Ксюха и, придерживая свою подружку одной рукой за талию, вмазала ей коленом в бок. Что-то ёкнуло, и Ксюха не раздумывая обрушила согнутый локоть на спину Ю. «Сочно вошёл, в цвет!» — как будто это сказала сама Ю. Но Ю едва-едва вскрикнула, всхрипнула, медленно опадая вперёд… Схватив её под руки, стащив с постаментика, придерживая чтоб не упала, она перехватилась — схватила за волосы и, приподняв голову, сильно ударила кулаком в губы, потекла кровь. Хотела ещё раз быстро перехватиться — надо только на миг оставить ее в невесомости — она повалилась, но удар, к счастью, почти успел, попав куда-то в щёку. Ю свалилась в угол, стоная. Ксюха отошла, достала сигаретку, закурила.
Она стояла над своей жертвой, широко расставив сильные ноги в армейских бутсах, курила, механически застёгивая ремень, и, казалось, размышляла, что сделать ещё. Жадно втягивала ртом приятный дым, а носом — запах нечистот сортира, в голове шумело, в груди колотилось, в паху сжималось, конечности тряслись, глаза упирались в настенные рисуночки и надписи… Вдруг совсем внезапно она налетела на Ю-Ю и начала так лупить пинками по голым ляжкам, по нежным грязным местам, к которым минуту назад подлезала так нежно, что потом, когда она уже переводила дыхание, ей даже стало стыдно. Кое-как докурив, она выбросила окурок (проскользнула мысль затушить о голую ляжку Ю, но он уж совсем истлел) и принялась приподнимать лежащую. Стала целовать её кровавые разбитые губёшки, слезливые мутные глаза и вдруг саданула её лицом в стенку, бросила, плюнула, задыхаясь, закуривала… курение почти всегда вызывает в животе неприятные позывы, и она, расстёгивая опять ремень и штаны, пошла к толчку, но вернулась, раскорячилась над лицом девушки, приблизившись вплотную… Сходив, со спущенными брюками подчалила к окошку, достала салфетки из сумки, вытерла и губы, потом бросила ей на память, затушила об неё, ещё — прыгнула пяткой ей на ногу, чтоб остался тоже на память отпечаток, застегнулась, осмотрела себя, заметив две мелкие точечки на майке, и принялась разматывать крючок…
На улице было уже темно, но народ ещё суетился. Накаченная адреналином, она двигалась быстро. На Кольце показываться было ни к чему, и она решила сразу рвануть в «Metal tank». На душе было легко, но вместе с тем уже и немного как-то тяжко и мерзко — как после очередного, доходящего в своём пике до безумства, «упражнения» или после дикой пьянки — вот если б вообще не было никакого похмелья, ни совести — впрочем, она их и так пока что вполне успешно игнорирует!..
Выйдя на Советскую, она тормознула «мотор» — дикан имелся, впрочем, это последнее что имелось. «Как она, бедная, домой поедет, надо было ей оставить… хотя в машине-то изнасилуют её ещё в таком виде да такую прелесть!.. в автобусе всё-таки народ… или в милицию сразу… не дай бог сразу на Кольцо припрётся… там наши наверно все ещё сидят… хотя мне-то что — на мне на лбу что ль написано!..»
Водитель что-то спросил.
Не слышу. Убавь ты своего Шуфутинского, мать!
Убавил.
— Может ещё прокатимся — со мной? Можем зарулить коробочек взять… — перевыполним план, а? — И опять прибавил.
Нет, спасибо, вон до того столба…
— Такая красивая девушка — куда спешишь-то? Я уверен, что это не срочно. Заедем в «Рокс», успеешь. А там и в «Яну»… — Пользуясь случаем плохой слышимости, он цинично добавил «Яму», знаменитую баню и сауну.
Аа? (он убавил).
Говорю: едем-едем в далёкие… Ну согласна, да?
Убавь совсем.
Зачем?
Он убавил. Девушка громко пукнула. Он остановил.
— Приятно было познакомиться! — сказала она, захлопывая дверь и изображая при уходе «танец маленьких утят», но тут же спохватилась — сунула в зазор окошка свой червонец, шагнула, изогнула спинку на прощанье, но, видимо, не получилось…
Уже дело было, по-моему, к одиннадцати, мы собирались отчаливать домой, кажется, ещё и дождь накрапывал. Я, уже на взводе, всячески унижался перед Репою, вытеребляя из неё 10 руб. на ещё одну «Яблочку», но деньги у неё были дома (так же как и у нас с Сашей — рубля как раз по три), но оно, конечно, и не давало их даже теоретически (и по сей день припоминаю тот день, «не забыть того дня», когда оно, купив стакан тархуна в буфете, — филфак, 1-й курс — не дало мне, спохмельному, допить его). Я было порывался звонить… Плохо на полпути, когда не допиваешь…
О.Фролов шёл уж сжавшись, как крючок, весь вжавшись в себя, сгорбившись, наклонившись вперёд, рюки в брюки, раскрасневшись и злобно-юродски косоротясь-улыбаясь, что обозначало, что уже в дуплет или чуть не дойдя оного. Хорошо, что пока это была только вполне абстрактная, всеобщая нервная мизантропия в мыслях и словах, мимике и жестах, а не чудовищная параноидальная фобия — когда он убегал даже от нас, по сути трёх единственных людей, с которыми он «общался» (читай: пил). Мы дебильно смеялись, глядя друг на друга, вероятно оттого, что вот, дескать, мы повстречались, а все в дуплет почти. О.Ф. нам поведал, что только что вот прибыл из дома, то есть со своей малой родины, знаменитого своим выпускником села Столовое, как случайно напал на Игорище и помогал им загружать аппаратуру и возить её в «Метал танк», где сегодня, оказывается, состоится концерт «Беллбоя», а потом они в четверых откушали три Tambower Wolf ’a (водкы).
