класса, надеясь, что Кукушку паралич переебёт и она сдохнет. Впервые я выходил из класса с поднятой головой, и это мне понравилось. Только ненависть никуда не делась. Она, медленно тлеющая раньше, сейчас разгоралась до размеров ебучего пожара.
Конечно, Кукушка позвонила моим родителям и пожаловалась на хамство с моей стороны. К моему удивлению, меня не наказали. Отец махнул рукой и сказал, что я все правильно сделал, а мамка, поджав губы, долго качала головой. Для неё такое поведение было неприемлемым. Знаменитое уважение к учителям в Совке во всей красе, где на них крайне редко залупались, а тех, кто залупнулся, песочил комсомол и остальные сознательные. Только она нихуя не понимала, что учителя менялись так же, как и все остальные в то неспокойное время. Я тоже начал меняться, хоть и не понимал этого до конца.
Учителя травили меня недолго. Тогда, кажется, каждый понимал, что есть такие семьи, которым лучше потратить деньги на еду и одежду, чем оплачивать охуевшие запросы на репетиторство. Лишь Елена Владимировна поддержала мое выступление у Кукушки. Она, в отличие от других учителей, занималась с нами абсолютно бесплатно. Естественно, с теми, кто выбрал литературу дополнительным экзаменом. Среди лохов я был единственным, кто выбрал. Алёнка взяла химию и биологию, а Шпилевский геометрию и черчение. Уроды выбрали то, за что заплатили их родители. Я же не мог выбирать и поэтому остановил свой выбор на тех предметах, в которых хоть что-то понимал – истории и литературе. Было еще желание пойти и сдать биологию, но в итоге Елена Владимировна перевесила. Я точно знал, что она никого не будет топить.
Но чем ближе подкрадывались экзамены, тем больше возрастал градус неадеквата. Дэн без стеснения таскал учителям подарки, а порой подсовывал конверты с деньгами. К концу года напротив его фамилии в журнале почти по каждому предмету стояли четыре и пять.
Иногда Дэн вытаскивал из пакетов дорогой алкоголь и распивал его с другими уродами под лестницей. Как только я понял, что это теперь их территория, то нашел новую нычку для бутербродов и разговоров с Алёнкой. Лестниц в нашей школе было много, но нашлась одна, о которой никто почти не знал. Рядом с кабинетом труда и спортзалом для пиздюков. Небольшая лесенка наверх и уютное маленькое укрытие с пыльным крохотным окошком. До одиннадцатого класса это было мое укрытие на переменах, и уроды, искавшие меня по всей школе, так и не удосужились заглянуть под эту лесенку.
За месяц перед экзаменами Кукушка сошла с ума. Она пачками валила тех, кто не ходил к ней на платные занятия, и лизала жопу тем, кто исправно отстегивал деньги. Тупорылый Зяба, выбравший историю, потому что её выбрал и я, неожиданно начал наступать на пятки Огурцовой и Лазаренко. Алёнку вообще покоробило, когда Кукушка поставила ему «пять» за неправильный ответ. Лазаренко же сделала вид, что её это не касается. Её волновал лишь её аттестат.
Так же, как и Кукушка, безумствовали Рыгало и Антрацит. В какой-то момент я просто забил на учебу и вчистую перекатывал домашку у Алёнки, чтобы получить стандартный трояк и заебанный проповедями мозг. К «бездарю» и «тупице» добавились «сволочь», «лодырь» и «тихий ужас». Хотя Огурцова за ту же домашку получала пятерки.
Про уродов и говорить не стоит. Их вытягивали, как могли. Лишь Глаза начал проебывать уроки, когда учителя прямым текстом сказали ему, что поставят тройки за экзамен и в аттестат, лишь бы он перестал ошиваться в классе. Я же мысленно был уже на каникулах и ждал, когда закончится эта истерия с экзаменами. На пальцах Кукушки появилось новое золотое кольцо, но она продолжала заебывать своими истериками и все так же зазывала отстающих на дополнительные занятия.
К моему удивлению экзамены прошли так быстро, что я их толком и не заметил. Сначала был последний звонок, где учителя рыдали, принимая от выпускных классов цветы. Эти цветы вечером обнаружились в мусорке, рядом со школой, но всем было похуй. Крокодильи слезы Кукушки и Рыгало мало кого трогали. Потом в актовом зале Слепой зачитал привычную речь уходящим во взрослую жизнь и… сука, как же я им, блядь, завидовал. Через две недели они станут свободными, а мне предстояло еще два года терпеть уродов и мразей со званием «учитель».
Алгебру я худо-бедно сдал. С помощью Шпилевского, которого посадили со мной. Лёнька, забрав у меня второй вариант, быстро накатал в черновике решение, не забыв сделать ошибки, а потом вернулся к своему варианту экзамена. Правда до этого он решил алгебру всем уродам и Панковой до кучи, а Антрацит, глядя, как он, обложенный листками, решает чужие работы, даже бровью не повела. Лицемерная блядь.
Русский тоже отлетел, как по щелчку. Мы писали диктант и небольшое сочинение. За диктант я получил трояк, а за сочинение четверку. Смешно, учитывая, что грамотность у меня врожденная. Я сделал вид, что не заметил лишних запятых, перечеркнутых красной ручкой, которых я точно не мог поставить. Аттестат за девятый класс мне точно не пригодится, если я пойду в десятый, поэтому я забил хуй и правильно сделал, сохранив хотя бы остатки нервов.
По литературе у нас было сочинение на одну из предложенных тем. Я выбрал Грибоедова, которого мы с Еленой Владимировной изучили досконально за несколько уроков. За это сочинение я получил пятерку, и эта была единственная честная оценка за экзамены в девятом классе.
История тоже далась легко, но Кукушка, не забывшая моих выебонов, демонстративно влепила мне трояк, несмотря на то, что я всегда получал по её предмету четверки и пятерки. Она ебала мне мозги полтора часа, пытаясь завалить, но нихуя у неё не получалось. Я отвечал на каверзные вопросы, даже из тех категорий, которые мы не проходили. В итоге Кукушка психанула, заявила, что я пользуюсь шпорой, и, влепив трояк, выгнала меня из класса.
На вручение аттестатов я, как и остальные переходящие в десятый, не пришел. Нам сказали, что мы получим их в одиннадцатом, вместе с аттестатом о полном среднем. Но те, кто пошел, потом рассказывали, как Глаза, нахуярившийся от радости водки, приставал к Кукушке в туалете и залез ей в трусы, а свой аттестат умудрился заблевать. Достойное, блядь, завершение учебного года. Я же порадовался хотя бы тому, что его рыбье ебало я больше не увижу. Как покажет время, хуй там плавал. Уроды никогда не исчезают из твоей жизни. Они будут еще долго напоминать о себе. Иногда во снах, а иногда