хоть и надеялась частенько, что он вернется и заберет меня с собой из этого Ада.
– Нет, – ответила я. – Он, как ушел от мамы, когда я была маленькой, так больше и не приходил. Не звонил и не писал.
– Странно это все, – Ванька почесал мокрый от пота лоб и, достав сигарету из штанов, лежащих рядом, закурил.
– Почему?
– Ну, у меня ж оказывается тоже братка есть, – глупо улыбнулся он, заставив меня удивиться. – Ага. Я тоже охренел, когда папка нам с мамкой об этом рассказал. Гулял он на Окурке бабу одну, ну, до мамки еще, а потом они расстались, с бабой этой. Родила она пацана, значит. На два года меня старше. Пацан вырос и мамку свою спросил, мол, «а где папка»? Та и рассказала ему все, что знала. А дальше пацан пошукал, да моего папку нашел.
– И что? – осторожно спросила я, когда Ванька замолчал. – Отказался от него?
– Не, ты чо, – рассмеялся он. – Наоборот, принял. Сели они с ним, выпили, да поговорили, как мужики. Папка-то сам ни сном, ни духом, что у него еще один сын есть. Так что без обидок обошлось.
– Повезло, – кисло улыбнулась я и легла на мокрое полотенце. – Я о своем ничего не знаю.
– А если мамку спросить?
– Спрашивала. Орёт только. Еще ударить может, если часто спрашиваю.
– И ты вообще ничего не знаешь?
– Имя только, – хмыкнула я. – Отчество-то в свидетельстве о рождении записано. Вот это и знаю. Михаилом его зовут.
– А фамилия у тебя разве не его? – нахмурился Ванька. Я помотала головой в ответ. – Мамкина?
– Ага. Она, как только он ушел, сразу на развод подала и старую фамилию себе вернула. Ну и мне переписала тоже.
– Хреново, – вздохнул он и пояснил. – У мамки сестра в паспортном столе работала. Коны остались. Была б фамилия, можно и поискать. Сможешь дома в документах полазить? Наверняка мамка твоя не все выбросила.
Я побледнела, услышав его предложение. У мамы была отличная память. Она помнила все, включая сущие мелочи вроде того, как стояли бутылки с алкоголем в баре, и как лежали в шкафу школьные принадлежности.
– Не знаю, надо ли это, – пожала я плечами. – Папа ушел, значит, были причины. Если бы хотел, то нашел бы меня.
– Ну, смотри, – хмыкнул Ванька. – Если найдешь чего, то можно и попробовать. Не обещаю, что получится, но так хоть спокойнее будет.
– «Будет ли»? – подумала я, но вслух не сказала. Ванька правда хотел помочь. Он не хитрил, не пытался разбередить старые раны.
Но Ванькины слова все равно заставили меня задуматься и принесли боль. Не физическую, душевную.
Я не знала отца, да и воспоминание о нем было только одно. Однако, каждый раз засыпая после маминой взбучки, давясь слезами и беззвучно крича в подушку, я раз за разом задавала себе один и тот же вопрос: почему отец не вернулся, чтобы спасти меня.
Вряд ли мама стала такой после его ухода. Вряд ли он просто так бы исчез. Значит, были причины и как же я хотела их узнать. Конечно, никто не давал гарантий, что мой папа не такой, как мама. Но в душе теплилась надежда на лучшее. Я видела другие семьи. Видела, как в них относятся к детям. Видела и завидовала тому, что дети получают ласку, а не подзатыльник или ремень. Я пыталась несколько раз узнать у мамы об отце, но всегда нарывалась только на зуботычину.
– Не угомонишься никак, да? – спросила мама, отвесив мне подзатыльник. Голова дернулась так сильно, что аж зубы лязгнули, но её это только повеселило. – Чего он тебе дался, козёл этот?
– Просто интересно, – тихо ответила я, присаживаясь рядом. Но на достаточном расстоянии, чтобы мамина рука меня не достала. – Ты не рассказывала о папе…
– И не собираюсь. Есть у тебя отец уже. Вон, Игорь. А в следующий раз спросишь, ремня дам, – предупредила она, беря с тарелки зефир. Я жадно сглотнула слюну и нехотя отвела взгляд. Зефир мне тоже было нельзя. От него портились зубы и росла жопа, как говорила мама. Матвей с Андреем почему-то сладости лопали без проблем. Мама мой вздох поняла по-другому. – Ну, что еще? Ушел он, что говорить. Может тебя увидел, пересрался и ушел. Ребенок – это же не игрушка. За ним глаз да глаз нужен. А он только и делал, что игрался. Поиграет и на работу свалит, а я с тобой сиди. Сиськи, каши, пеленки, говны выгребай. А оно мне надо было, это все?
– Не знаю, – осторожно ответила я, когда мама замолчала. Она бросила в мою сторону недовольный взгляд и вздохнула.
– Тебе-то откуда знать, балда. Соплёй была, когда он убёг. А я говорила, нахрена мне… – мама осеклась и посмотрела на меня. Потом замахнулась, а когда я отпрянула, вжав голову в плечи, ехидно рассмеялась. – Уроки сделала?
– Да.
– Пошли, проверю. Хватит мне тут душу наизнанку выворачивать. Без тебя тошно.
Больше я не пыталась выведать у нее хоть что-нибудь об папе. Но Ванькины слова о том, что дома могут быть документы, не давали мне покоя. Настолько сильно, что у меня отключился инстинкт самосохранения. Даже Катька покачала головой, когда я рассказала ей об этом, пока мы прогуливались вокруг пруда после школы.
– Дурная ты, Насть, – фыркнула Катька, выслушав мои бредовые идеи залезть в ящик с документами. – А если она тебя поймает за этим делом? Пизды даст, или убьет, что тоже невесело. Оно тебе надо?
– Да, – тихо, как и всегда ответила я, когда кто-то повышал на меня голос. Катька знала об этом, но порой забывалась.
– И нахуя? – коротко спросила она.
– А вдруг есть возможность к нему переехать, Кать? – вздохнула я и резко вытерла ладонью глаза. Катька снова вздохнула, а потом обняла меня.
– А если нет, ты себе снова сердце разобьешь, родная, – шепнула она мне на ухо.
– Я люблю маму, – кивнула я. – Но не понимаю, почему она меня не любит…
– Не любит? – удивилась Катька, на миг отпрянув. – Да она тебя, блядь, ненавидит, Насть. Я ни одной такой суки в жизни не видела, чтобы ребенка своего до синевы пиздила. А видела я всякое.
– Ей одной тяжело было, – пробормотала я. – Да я маленькая на руках.
– Ты себя-то слышишь? – осторожно спросила Катька, заглядывая мне в глаза. – Насть, ау! Проснись! Вылези из сказки. Хватит искать ей оправдания. Почему мои родаки меня не лупят, хотя регулярно косячу, а?
– Потому что любят, – виновато улыбнулась я. Катька поджала губы и помотала головой.
– Нет. Просто они
