Ознакомительная версия.
Дом Ивасэ стоит вверх по течению реки Са-сэбо, вокруг полно мотелей для любовных встреч.
Прямо перед его домом находилась лавка, где продавали нитки и пуговицы, канцелярские товары, носки и косметику. Женщина, похожая на мать Адама, стирала с полок пыль. Во всех отношениях это была самая заурядная лавка. Огибая ее, я подумал, какая могучая вещь культура.
– Послушай, Адама, тебе не кажется, что в культуре есть что-то ужасающее?
– Почему?
– Вспомни Ивасэ. Если бы мы не знали всей этой западной культуры вроде «Led Zeppelin», Верлена и томатного сока, он бы всю жизнь торговал нитками у папаши в магазине. Тебе это не кажется мерзким?
– Ты мог бы сказать то же самое и о себе, и обо мне, ты же сын простого школьного учителя?
– Болван! Я – СЫН ХУДОЖНИКА. А ты из…
Я собирался сказать «из угольной шахты», но вовремя сдержался. Адама еще не до конца оправился после истории в баре.
За домом был садик, в котором цвели космеи. Там сушились платья, нижние рубашки и панталоны и только несколько мужских трусов. У Ивасэ было четыре старших сестры. Цветы космеи покачивались на ветру, а из окна комнаты Ивасэ доносилось бренчание гитары и слышалась песня:
Отражаясь в омуте Голубого неба, Проходим вместе Мы с тобой. И вечная зима…
– Что за чушь он порет? – возмутился Адама. – Читает буддийские сутры? Неужели Ивасэ вступил в общество Сока-гаккай?
– Мы же пришли сюда, чтобы поговорить и убедить Ивасэ остаться с нами, – сказал Адама.
Возможно, слабое место выходцев из шахтерских поселков в том, что из-за взрывов на шахтах они ко всему относятся излишне серьезно.
Адама легонько постучал по оконному стеклу. Ивасэ выглядел удивленным, но широко улыбнулся.
– Я готов помогать, – сказал он, – распространять билеты, устанавливать оборудование в концертном зале, но не хочу, чтобы мое имя числилось среди организаторов. И дело не в вас. На вас я не в обиде.
Но письмо Ивасэ глубоко задело Адама. Возможно, он считал, что его вступление в нашу группу вызвало раздор между мной и Ивасэ. После сладостной встречи в церкви мы направились в «Бульвар», где договорились навестить Ивасэ и убедить его вернуться в «ИЯЯ».
– Знаешь, Ивасэ, я все-таки не понимаю, почему ты не хочешь участвовать в съемках. Ты же говоришь, что ничего не имеешь против меня и Кэна? Почему же ты хочешь уйти?
– Адама, ты не понимаешь, я НЕНАВИЖУ СЕБЯ!
Мы с Адама переглянулись. Юноша в семнадцать лет не должен заявлять: «Я ненавижу себя», если только он не пытается выпендриться перед старшеклассницами. Любому время от времени приходят в голову подобные мысли. И уж тем более такие мысли одолевают семнадцатилетнего провинциала, у которого нет ни денег, ни бабы. Это было вполне естественным, поскольку мы были близки к возрасту, когда нас рассортируют и разделят на разные категории, словно домашних животных. Но если ты произнес вслух недозволенные для произнесения слова, они омрачат всю твою последующую жизнь.
– Кэн-сан и Адама, общение с вами помогло мне лучше понять себя. Это для меня было полезно, но я не совсем понимаю то, что происходит сейчас. Я не могу толком объяснить, но все это стало казаться мне смешным, не знаю почему.
– ЯСНО, – сказал я.
Я понял Ивасэ, но если что-то и является правильным и вполне понятным, это вовсе не означает, что тебя воодушевляет такой расклад. Я не хотел больше ничего слышать.
– Кстати, Кэн-сан, я слышал от приятеля, который учится в индустриальном училище, что ты собираешься привлечь к церемонии открытия фестиваля Нагаяма Миэ. Он сообщил мне, что главарь банды из их училища, влюбленный в Нагаяма, рыщет повсюду в поисках тебя, намереваясь избить до полусмерти. Может быть, тебе лучше отказаться от ее участия, – произнес Ивасэ при прощании. При этом он напомнил, что бандит из индустриального училища возглавляет Клуб кэндо.
Возвращаясь по дороге вдоль реки, мы с Адама почти не разговаривали. Все-таки Ивасэ -
говенный парень, а такие люди живут за счет того, что высасывают энергию у других. При этом шуток они не понимают.
– Не поддавайся, Адама, – сказал я, когда мы возвращались домой. – Кажется, как-то ты сказал, что тебе нравится эта сумка, – сказал я и протянул ему свою оранжевую наплечную сумку, на которой крупными латинскими буквами было написано мое имя – KEN. – Если хочешь, мы можем поменяться.
Адама посмотрел на меня и покачал головой. Он прикинул, что тот, у кого будет сумка с моим именем, рискует стать жертвой нападения тренера по кэндо.
Это случилось, когда мы подошли к кафе «Бульвар».
Внезапно мы оказались окруженными шестью старшеклассниками с бамбуковыми мечами в руках.
Шестеро парней с бамбуковыми мечами окружили меня и Адама. Они все были в помятых школьных фуражках со значками ИНДУСТРИАЛЬНОГО УЧИЛИЩА. Бамбуковые мечи мрачно поблескивали. Адама побледнел.
– Ты и есть Ядзаки из Северной школы? – спросил меня крупный парень с низким лбом и прыщавым лицом.
У меня задрожали ноги при мысли о том, что в любой момент бамбуковые мечи могут опуститься на мою голову, и я утвердительно кивнул. Чтобы сдержать дрожь, я глубоко втянул воздух носом и попытался успокоиться. Если бы они почувствовали, насколько я испуган, это только подзадорило бы их, и мне было бы еще труднее им противостоять.
Адама вырос в шахтерском поселке в окружении самых крутых парней и выглядел довольно сильным. Почему у нас, организаторов представления, не имелось рядом парочки крепких ребят в качестве телохранителей? Но уже было поздно.
В средней школе я иногда участвовал в драках, но это были невинные стычки между детьми. Бамбуковые мечи, велосипедные цепи или ножи существовали для меня только в ДЕТСКИХ КОМИКСАХ.
– Так ты и есть Ядзаки? – угрожающе прорычал Прыщавый.
– Я самый. Вы, наверное, из индустриального училища? Я предвидел, что с вами встречусь. Может, зайдем в кафе и там поговорим?
Я произнес это настолько громко, что случайные прохожие обернулись, после чего я направился в сторону «Бульвара». Прыщавый опустил руку на мое плечо и задержал.
– Постой! – сказал он, глядя на меня свысока, выпятив подбородок и слегка вскинув брови. Он подражал героям гангстерских фильмов, популярных в прошлом десятилетии, которые все еще показывали в кинотеатрах провинциальных городов, вроде нашего.
– Ты хочешь о чем-то поговорить? – У меня еще дрожали ноги, но я произнес это спокойным тоном.
Когда-то отец посоветовал мне, что, если придется иметь дело с якудза, нужно сохранять спокойствие, быть вежливым, но не терять самообладания. Много лет назад, еще двадцатилетним, он ударил по голове бейсбольной битой президента РТА, который был при этом якудза. Однажды его окружили дружки президента и приставили ему нож к горлу. «Они могли убить меня, – сказал он мне. – Ты тогда еще был маленьким, и мне не хотелось умирать, оставив мать одну воспитывать тебя. Но если начать перед ними унижаться, они будут вдвойне рады поиздеваться. Хотя я и извинился, но сказал при этом, что, если они меня хоть пальцем тронут, их детям после мало не покажется. Я думаю, что мне повезло, но эти слова позволили мне выйти из переделки целехоньким…»
Мы вошли в полумрак кафе «Бульвар» и направились к самому удаленному от двери столу. Бамбуковые мечи и школьные формы плохо сочетались со звучавшей в кафе музыкой из «Финляндии» Сибелиуса.
Мы с Адама сели спиной к стене, а Прыщавый с четырьмя приятелями заняли два стола, стоящие полукругом напротив нашего, и прислонили бамбуковые мечи к стене.
Некоторое время можно было не опасаться, что нам разобьют головы.
– Все будут пить кофе? – спросил я, окидывая их взглядом.
Равновесие сил немного изменилось. Достаточно было посмотреть на их школьные куртки с пятнами от пота и кое-где порванные, что сразу выдавало в них учащихся задрипанной школы.
Они не бывали раньше в этом кафе, поэтому чувствовали себя неуютно. Я заказал у знакомой официантки восемь чашек кофе.
– Чуваки, мы хотели поговорить с вами насчет Нагаяма-сан, чтобы вы не истолковали это неверно, – сказал я.
Прыщавый и его приятели переглянулись.
– Ты хочешь что-то сказать про Нагаяма? – спросил верзила, сидевший напротив меня.
– Мы просто собираемся пригласить Нагаяма-сан принять участие в нашем фестивале и решили вначале обсудить этот вопрос с вами.
– Послушай, мужик, не еби мозги. Мы можем кое-что обсудить в этой дыре, но помни, что тебя ждет, когда мы выйдем наружу. В лучшем случае тебе придется лишиться только одной руки.
Я почувствовал, как у меня снова начали дрожать ноги. Угроза от такого крутого типа, как Прыщавый, звучала вполне реально.
– Вы распространяли билеты на вечеринку, – сказал он, имея в виду «Фестиваль Утренней Эрекции».
Ознакомительная версия.
