пару монет, оставшихся с проезда на работу, и положила на стойку. Старушка улыбнулась и, посторонившись, пропустила меня к полке, чтобы я могла выбрать то, что захочу.
Когда я вышла из библиотеки, Катька, пританцовывая, закуривала третью сигарету. Увидев меня, она фыркнула и покачала головой. Я же, показав ей язык, прижала к груди «Волкодава», которого давно хотела почитать, да его постоянно забирали, опережая меня.
– Нормальные девки деньги на шмот тратят, а ты сказки покупаешь, – пошутила Катька. – Пошли? Чуть манду себе не отморозила.
– Нормальные девки в мороз не юбки носят, а штаны, – парировала я и, взяв Катьку под руку, медленно пошла домой.
Возле подъезда Катька остановилась и снова смерила меня внимательным взглядом. На секунду её глаза расширились и в них появился холодок.
– Шрама у тебя не было, – тихо сказала она, прикасаясь к нему пальцем. Я дернулась в сторону и пожала плечами. – Прости, родная.
– Все нормально, – ответила я, крепче сжимая книгу.
– Нет, Насть. Не нормально, – помотала головой Катька. Я вздохнула, но на подругу мой демонстративный вздох не подействовал. – Нечего вздыхать. Сначала синяки… теперь шрамы. Дальше что? Табуретки у подъезда, еловые ветки и оркестр?
– Нет, – покраснела я, поняв, куда клонит Катька. Та поджала губы и изогнула бровь, готовясь к очередному моральному втыку.
– Да. К этому все и идет. Бабки рассказывали у подъезда, как ты орала… – ответила она, заставив меня вздрогнуть. – Мамка твоя потом пизданула, что ты себе на ноги кипяток вылила случайно. А мне сказала, что ты гриппом болеешь.
– Кать…
– Что «Кать»? – буркнула она, а потом махнула рукой. – Я ж вижу, что ты сама на себя не похожа. Тебя пиздят все сильнее и сильнее. Долго это продолжаться будет?
– Больше меня не будут бить, – тихо ответила я. Катька, открыв рот, тут же его захлопнула и недоверчиво на меня посмотрела.
– Точно?
– Точно, – кивнула я и робко ей улыбнулась. Катька покачала головой, ругнулась и, вытащив пачку, закурила. Её родители были не против, что дочь курит. Катька сама однажды зашла на кухню, бросила на стол сигареты и сказала, что с этого дня курит. А на все возмущения парировала так, что я потом долго хохотала, когда она мне рассказала. «Вот когда станете белыми и пушистыми, тогда и будете мне говорить, что делать. Я курю и чо?».
– Ох, родная, – вздохнула подруга, чиркая зажигалкой. – Нездоровая это все хуйня. Нездоровая.
Сплюнув, Катька выбросила зажженную сигарету в урну и, пихнув меня в спину, вошла в подъезд. А я, идя за ней, улыбалась. Хоть кому-то на меня не плевать. Катька правда волновалась. Врать она не умела, да и не стала бы. Тем более, мне.
На удивление, оставшиеся полгода до конца девятого класса, да и половину десятого мама меня не била. Могла изредка отвесить подзатыльник, но и то, будто бы сдерживалась. Даже Матвея стала гонять, если тот ко мне лез. Я не знала причин такой неожиданной смены настроения, но в душе лишь порадовалась. Впервые за все время я смогла прийти весной в школу в блузке с коротким рукавом и буквально светилась от счастья.
На работе тоже было спокойно. Лида постепенно начала меня ставить с собой в пару на пельменный автомат и даже пару раз дала постоять за пультом. Изначально мне казалось, что это самая легкая работа в цеху, но после того, как сама попробовала, мнение поменялось. Лида, стоя на возвышении, контролировала всю линию и, как мне думалось, весь цех. После того, как предыдущего мастера уволили за инцидент с Верой, Лиду, ожидаемо, поставили на его место, но она и тогда не отказалась от простой работы, частенько занимая место оператора.
Лида не кричала на меня, когда я случайно жала не ту кнопку, не обзывалась и не швырялась в меня замороженными пельменями. Вместо этого она ставила линию на отдых и еще раз подробно объясняла, что и как надо делать, пока у меня не стало получаться. Остальные работницы посмеивались, наблюдая за нами, да и я сама стала улыбаться куда чаще.
– Дочка у неё была, – улыбнулась Таечка, рослая, тучная женщина, которая встала после Веры на фаршемешалку. В ночную смену мы сидели в подсобке и гоняли чаи, пока Лида побежала к кладовщикам за заказом на сборку. Новенькая Наташа поинтересовалась у остальных о причинах любви Лиды ко мне, но все почему-то сразу замолчали. Только Тая решила ответить. Она работала в цеху давно и знала все о тех, с кем работала.
– Дочка? – удивилась Наташа, отхлебывая горячий чай из кружки. Таечка кивнула.
– Настина ровесница. Лидка тогда только в цех устроилась, ученицей. Работала, как коняга, за десятерых, а после смены домой еле ползла. А дома у нее не только дочка-школьница, но и мужик-раздолбай. Синячил, руки распускал, лодырничал, а Лидка его любила. Все ему прощала. Он дома сидит, пузо нажирает, а она здесь – рохли тягает и жопу морозит. Так вот. Летом Лидка на работе в ночь осталась, а утром, как обычно, домой. А там…
– Что там? – испуганно спросила Наташа, когда Тая замолчала.
– Что-что, – фыркнула Анька, вытирая лоб косынкой. – Белку её долбоёб поймал, да дочку Лидкину того… Наглухо.
Я побледнела, услышав это, да и Наташке стало неловко за заданный вопрос. Но Тая похлопала девушку по плечу и улыбнулась.
– Не хлопай глазами. Лидка нам сама потом рассказала. Когда в цеху дневала и ночевала. После того… ну… квартиру она продала, да в Блевотню съехала. Все думали, что она следом уйдет. Высохла вся, бедная. Одни глаза остались. Но нет. Выкарабкалась, оклемалась. А тут Настёна в цех пришла. Вот и накрыло Лидку.
– Чего лясы точим? – весело крикнула Лида, открыв дверь. В руке была зажата накладная, а значит, пора за работу. – Пошли, бабоньки. Пошли. Дома чаи гонять будем.
– Ты чего тихая такая? – спросила Лида, когда я стояла на пульте и следила за линией. Я робко улыбнулась и пожала плечами. – Вон, что. Рассказали, значит? Ну, сучки. Нашли, чем дитя пугать.
– Это правда, Лид? – вопрос был задан осторожно, но Лида все равно дернулась. Почти незаметно, но я заметила.
– Правда, – вздохнула она и, погладив меня по голове, улыбнулась. – Ну, дело это давнее, да ничего уже не попишешь. Ты лучше за лентой следи. А то вон Анька халявничает…
– Ничо не халявничаю! – возмутилась Анька, услышав, что сказала Лида. Правда, увидев, что та улыбается, махнула рукой и тоже рассмеялась. – Ну вас. Дурынды две.
Вернувшись домой, я не успела раздеться, как мама позвала
