Мой друг – разумный, трезвомыслящий человек, который никогда не верил в призраков. Назову его Патриком. До тех пор, пока Патрик не переехал в этот загородный дом, он был похож на меня: уравновешенный, практичный, благоразумный.
Теперь же, сдается мне, он совершенно заврался.
Чтобы проверить, так ли это, я попросил у Патрика разрешения пожить в его доме, пока он сам будет в отпуске, где-то в другом конце страны. Мне, мол, нужно тихое место подальше от людей, чтобы спокойно заняться сочинительством. Я пообещал поливать цветы, и Патрик уехал, оставив меня на две недели одного. Чуть позже я устроил в его доме вечеринку.
Человек этот, о котором я веду рассказ, не единственный из моих друзей, которым вечно мерещится бог знает что. Еще один мой друг, вернее, подруга – назову ее Брэнда, – считает, будто наделена способностью предсказывать будущее.
За обедом она прерывает какой-нибудь интересный рассказ, неожиданно делает глубокий вдох, прикрывает ладонью рот, отодвигается назад вместе с креслом и выкатывает глаза в выражении неописуемого ужаса. Если спросить, что случилось, Брэнда отвечает: «Нет-нет, ничего особенного». Затем закрывает глаза и пытается стряхнуть с себя кошмарное видение.
Если же вы продолжаете настаивать, пытаетесь добиться ответа на вопрос, что же так ее напугало, Брэнда наклоняется над столом, и видно, что глаза ее полны слез. Она берет тебя обеими руками за руку и умоляет: «Прошу тебя. Следующие шесть лет держись подальше от автомобилей!»
Следующие шесть лет!
Брэнда и Патрик – люди чудаковатые, но они мои друзья и всегда жаждут внимания.
«Мое привидение чересчур шумное…»
«Ненавижу заглядывать в будущее!»
На скромную вечеринку в доме с привидениями я собрался пригласить Брэнду и ее духовных друзей. Я намеревался пригласить и другую группу людей, недалеких умом, самых заурядных друзей, которые не отличаются какими-то экстрасенсорными способностями. Мы бы выпили красного вина и понаблюдали за тем, как вокруг порхают медиумы, как они впадают в транс, вступают в контакт с духами, пишут внушаемые ими послания, занимаются столоверчением, а мы исподтишка посмеиваемся над ними.
Итак, значит, Патрик уехал в отпуск. На вечеринку собрались с десяток человек. Брэнда привела с собой двух незнакомых мне женщин – Бонни и Молли. Обе уже практически падали в обморок от незримой потусторонней энергии, которую испускал дом. Поднимаясь на крыльцо, они почти на каждой ступеньке спотыкались, раскачивались, хватались за перила, лишь бы не завалиться на пол. Впрочем, все мои друзья слегка спотыкались и покачивались, но у нормальных причиной тому было красное вино. Мы все сели за обеденный стол, посередине которого стояла пара зажженных свечей, и экстрасенсы взялись за дело.
Сначала они повернулись к моей подруге Ине. Ина – немка, причем весьма здравомыслящая. Ее выражение эмоций ограничивается прикуриванием очередной сигареты. Медиумы по имени Бонни и Молли до этого ни разу не видели Ину, но тотчас наперебой принялись уверять ее, будто рядом с ней витает призрак женщины. Ее имя Маргарита. И она осыпает Ину крошечными голубыми цветками. Незабудками, уточнили медиумы. Тут Ина неожиданно отложила сигарету в сторону и заплакала.
Мать Инны несколько лет назад умерла от рака. Ее звали Маргаритой, и Ина каждый год высеивает на ее могиле семена незабудок, потому что это были любимые цветы ее матери. Мы с Иной дружим вот уже двадцать лет, но даже я не знал этих подробностей. Ина никогда не упоминает об умершей матери, а сейчас ревет и просит налить ей еще красного вина.
Расстроив вконец мою подругу, Бонни и Молли повернулись ко мне.
Они заявили, что над моим плечом склонился какой-то мужчина. Обе согласились с тем, что это призрак моего убитого отца.
Только не это, я вас умоляю! Мой отец!
Здесь давайте немного отвлечемся от всей этой чуши.
Подробности убийства моего отца известны всем. Вот уж воистину ирония судьбы. Когда отцу было три года, его отец застрелил его мать, то есть свою жену, затем стал гоняться за отцом вокруг дома, пытаясь застрелить и его. Первые детские воспоминания отца – это как он прячется под кроватью, слыша, как мой дед зовет его, видит его тяжелые башмаки, дымящийся ствол ружья низко над полом. Пока он прятался, дед в конечном итоге застрелился. Затем отец всю свою жизнь пытался избавиться от этих воспоминаний. Братья и сестры согласны со мной, что всю свою жизнь он пытался найти мать в бесконечной череде браков. Он все время разводился и снова женился. Он был уже двадцать лет разведен с моей матерью, когда увидел в газете объявление о желании найти спутника жизни. Он стал встречаться с женщиной, которая дала это объявление, не зная, что у той был муж-садист. Придя к ней домой после третьего свидания, отец, к своему удивлению, застал там ее бывшего мужа, который застрелил обоих. Произошло это в апреле 1999 года.
Вообще-то об этом очень много писалось в газетах. Дело дошло до суда, и убийцу приговорили к смертной казни. Бонни и Молли вовсе не нужно было обладать особыми талантами, чтобы узнать, как все случилось.
Но они продолжали настаивать на своем. Они сообщили мне, что отец очень переживал из-за того, как он поступил со мной, когда мне было четыре года. Безусловно, это был жестокий поступок, но, по его мнению, только так и можно было преподать мне нужный урок. В то время он сам был слишком молод и не понимал, что зашел слишком далеко. Бонни и Молли взялись за руки и сказали, что видят меня маленьким мальчиком, сидящим на коленях перед деревянной колодой. Мой отец склонился надо мной, в руках у него что-то деревянное.
– Это палка, – немного погодя, добавили они. – Нет, не палка. Это топор…
Остальные мои друзья примолкли.
Бонни и Молли тем временем продолжают:
– Вам четыре года. Вы принимаете какое-то очень важное решение. Это что-то такое, что изменит вашу оставшуюся жизнь…
Они описали то, как отец наточил топор и сказал: «Ты действительно решил лишиться… – затем сделал паузу и добавил: – …пальца?»
Ина все продолжала рыдать. Дурочка. Я налил себе вина и выпил. Затем еще налил. Я прошу Бонни и Молли, этих проводников в незримый мир, рассказать новые подробности.
– Действительно, очень интересно, – говорю я и усмехаюсь.
– Ваш отец сейчас очень счастлив, – сообщают они. – Он счастливее, чем когда-либо раньше в своей земной жизни.
Неужели бывает как-то по-другому? Это скромное успокоение для всех, кто безутешен в своем горе. Бонни и Молли относятся как раз к тому типу людей, которые всегда молятся за скорбящих. В лучшем случае они наивные дурочки. В худшем – чудовища, цинично играющие на людских слабостях.
Чего я им не говорю, так это того, что, когда мне было четыре года, я натянул на палец металлическую шайбу. Она наделась очень туго, и мне никак не удавалось ее снять. Я дотянул до того, что палец распух и побагровел, и только тогда обратился к отцу за помощью. Нам всегда запрещали надевать на пальцы резиновые кольца и что-то в равной степени тугое, объясняя, что это может привести к гангрене, после чего палец сгниет и отвалится. Отец сказал, что палец придется отрезать, и весь день мыл мне руку и точил топор. Все это время он внушал мне, что человек должен нести ответственность за совершенные им поступки. Он сказал, что если я буду делать глупости, то мне придется заплатить за них соответствующую цену.
Весь тот день я слушал его слова. Никакого страха я не испытывал, не было ни слез, ни паники. В моем сознании четырехлетнего мальчонки отец оказывал мне великую услугу. Когда он отрубит мой распухший, багровый палец, мне будет больно, но это все-таки лучше, чем мучиться неделями и ждать, пока тот сгниет и отвалится.
Я опустился на колени перед деревянной колодой, где прямо на моих глазах было обезглавлено так много кур, и положил на нее руку. Во всяком случае, я был безумно благодарен отцу за помощь и решил больше никогда не винить других людей в моих бедах. Отец занес над колодой руку и, конечно же, промахнулся. Мы вернулись в дом, и там при помощи мыла и воды отец освободил мой палец.
Это почти забытая мною история. Почти забытая. Я не вспоминаю ее, то есть не рассказываю друзьям, ожидая, как они отреагируют. Потому что уверен: другим людям не понять урока, который преподал мне отец. Они наверняка усмотрят в его поступке жестокость. Боже меня упаси пересказывать это матери – она взорвется от праведного гнева. Подобно детским воспоминаниям отца о тех злополучных выстрелах, случай с топором – мое самое давнее воспоминание, и оно вот уже тридцать шесть лет остается моей тайной. И тайной отца. А теперь о ней знают эти две глупые женщины, Бонни и Молли, они рассказывают эту историю мне и моим подвыпившим друзьям.
Я никоим образом не собирался подыгрывать им. Пока Ина продолжала рыдать, я налил себе еще вина. Я улыбнулся и пожал плечами, заявив, что все это очень интересная болтовня, но тем не менее полная чушь. Через несколько минут одна из женщин свалилась на пол, совершенно больная, и попросила довести ее до машины. Вечеринка окончательно расстроилась, и мы с Иной остались допивать вино и доходить до кондиции.
