них. Правда, многие из военачальников уже вслух начали возмущаться бездействием Львиного Сердца. Им казалось позорным стоять лицом к лицу с врагом и не нападать на него. Уже не однажды герольдам приходилось успокаивать возникающее среди отрядов волнение криком: «Шесть труб! Помните про шесть труб! Ждите команды!»
Было около трёх часов дня, когда произошло то, что и предполагал Ричард: горный отрог, с левой стороны почти вдававшийся в реку, стремительно покрылся чёрными фигурами. Раздался оглушительный рёв, сопровождаемый нестройным хрипом медных труб и хлопаньем литавр — сарацины уже не впервые использовали этот устрашающий приём, хотя давно поняли, что на воинов Креста он почти не действует — не было случая, чтобы христиане при этом обратились в бегство...
— Стоять! — проревел Львиное Сердце, поднимая коня на дыбы, чтобы лучше видеть происходящее.
Около пяти тысяч магометан, потрясая кривыми саблями, что есть силы понукая коней, обогнули левый фланг крестоносцев и попытались врезаться сзади в их ряды. Их встретили выставленные щиты и копья иоанитов, сомкнувшихся так плотно, что меж ними не могла пролететь даже стрела. Ударившись об эту живую стену, всадники отхлынули, и тотчас рыцари повернули щиты ребром, пропуская кинувшихся вперёд лучников и метателей. Стрелы и камни из пращей густым дождём осыпали нападавших. Те завопили уже не в воинственном порыве, а в отчаянном страхе — их ряды редели на глазах.
Второй атаки не было — сарацины, частью оставшиеся пешими, потому что лошади под ними пали, бросились на противоположный берег, нарушая строй тех, кто ещё не вступил в битву.
— Наступаем? — спросил Ричарда нетерпеливый Иаков Авенский.
— Пора! — подал голос с другой стороны герцог Бургундский.
— Нет! — резко возразил Львиное Сердце. — Они наступали малым числом, и их бегство не отмело основные силы от берега. Ещё час-два терпения: скоро они вновь пойдут в атаку!
Однако терпение было не в натуре многих предводителей крестоносцев. Ричард знал это и опасался этого больше всего. Уже много часов, сидя неподвижно в своём седле, чувствуя, как нетерпеливо вздрагивает под ним благородный конь, он понимал, что в таком же возбуждённом напряжении находятся сейчас почти все его рыцари и воины, и молил Бога укрепить их мужество.
Сарацины, как показалось многим, тоже устали ждать — на противоположном берегу происходило движение, люди и кони то и дело подступали к воде. Было видно, как они черпают воду вёдрами, как пьют с ладони, временами зыркая в сторону христиан, то ли с опаской (расстояние было куда короче полёта стрелы), то ли, как многие думали, с насмешкой.
Крестоносцы испытывали уже настоящие муки в раскалившихся железных доспехах, от жара которых не спасали даже стёганые рубашки. Однако они, по крайней мере, не страдали от жажды: по распоряжению английского короля пять десятков оруженосцев, навьючив на себя кожаные бурдюки, уже несколько раз обходили ряды, и так как пройти меж ними было невозможно, протягивали воинам чашки с водой, которые те передавали стоявшим за ними, те ещё дальше, и так постепенно всем удавалось напиться.
Но куда сильнее жары рыцарей и их вождей изводило бездействие, которое казалось им позорным. Ропот усиливался, то и дело раздавались выкрики, обращённые к предводителю, и в некоторых уже начали звучать насмешки...
Дело решила выходка маленького, чёрного как сажа сарацина, который, подойдя к реке, чтобы зачерпнуть воды, не удержался и, повернувшись к противоположному берегу спиной, приспустил шальвары, выставив напоказ тощий коричневый зад.
В воздухе свистнула стрела и вонзилась как раз меж двумя половинками сарацинского седалища, видимо, достав и до того, что находилось спереди. По крайней мере, наглец испустил страшный вопль и рухнул лицом вниз, корчась и извиваясь, а те, кто вслед за ним шли к воде со своими флягами, опрометью ринулись прочь.
— И мы будем терпеть это, воины Креста?! — прогремел над рядами крестоносцев голос Иакова Авенского. — Над нами издеваются, а мы стоим и выжидаем?! Вперёд! Да спасёт Господь Свой Святой Гроб!!!
Знаменитый полководец дал шпоры коню, и тот устремился к речному броду, а вслед за ним — ещё человек сорок рыцарей и толпа воинов, сразу разрушивших плотное построение.
— Вперёд! — кричали они. — За нашу Святую Веру! Вперёд!
Ричард, умевший оценить происходящее в считанные мгновения, тотчас понял, что этот всё испортивший, но такой понятный порыв остановить уже невозможно. Невозможно было и бросить на произвол судьбы тех, кто, нарушив его приказ, поставил под сомнение успех будущего сражения. Нужно было действовать и действовать немедленно.
— Слушай команду! — крикнул Львиное Сердце, вновь поднимая на дыбы своего коня, на этот раз не для того, чтобы увидеть всех, но для того, чтобы его все увидали. — Трубачи, сигнал! Сомкнуть строй! Все вперёд! Не скачите к броду — река мелкая, мы проверяли! Строем, все вместе — вперёд!
Шесть труб одновременно пронзительно и призывно огласили воздух своим громом. И сверкающая железом громада христианской армии вздрогнула, рванулась, хлынула вперёд.
Глава четвёртая
«Я — король!»
Это было одно из самых страшных сражений, даже для тех, кто пережил их не один десяток. От моря до гор равнина Рамлы кипела битвой. И если бы чей-то взор смог подняться в эти два часа на высоту птичьего полёта, то плоская впадина, спускавшаяся к речному берегу, сам берег и река, пологие отроги гор, — всё показалось бы смотрящему сплошным бушующим морем. Морем железа, крови и ярости. Двести тысяч саладинова войска и сто тысяч крестоносцев смешались в этих страшных волнах. Над ними стоял непрерывный рёв, уже непохожий на слияние человеческих голосов, казалось, что ревёт некое несметноглавое чудовище, вырвавшееся из глубочайших земных недр, прямо из ада, чтобы превратить в ад саму землю. И с этим рёвом смешивался лязг и грохот
