Заметив на майдане посторонних людей, Арзу постарался ускорить шаг.
— Что за люди? — спросил он вышедшего навстречу Мовлу.
— Местные. Тебя дожидаются.
— Откуда они меня знают?
— Сказали, что есть разговор к главному. Я объяснил, что ты скоро вернешься. Они и ждут тебя.
Арзу встревожился. В течение последнего месяца местные жители ни разу не показывались в лагере. Причин тому было множество;
главная же заключалась в том, что даже малейшее проявление доброжелательства к переселенцам со стороны местных жителей жестко наказывалось властями.
Помощь, оказываемая ранее, прекратилась. Несчастным же переселенцам, чтобы не умереть с голоду, ничего другого и не оставалось, как воровать да грабить. И в последние дни такие случаи участились…
— Не узнавал, зачем они пришли? — спросил Арзу, хотя о целях визита догадывался и сам. Предчувствие его не обмануло.
— Жители жалуются, — ответил Мовла, бросив взгляд на Довту и Тарама. — Обвиняют наших в грабежах.
— И у нас для таких же жалоб поводов не меньше, — съязвил Тарам.
— Только нам не к кому обращаться…
Мужчины подошли к гостям и с каждым поздоровались за руку.
— Такие же простые люди, как и мы, — сказал Маккал, посмотрев на утомленные лица и убогую одежду гостей.
Арзу понимающие кивнул.
— Который из вас главный? — спросил пожилой турок с симпатичным лицом и седой бородкой.
— Люди выбрали меня, — сказал Арзу, шагнув вперед.
— У нас к вам дело.
— Прошу извинения, — развел руками Арзу. — У нашего народа есть обычай: прежде чем говорить о делах, следует накормить гостей.
Однако сейчас мы не в состоянии не только угостить вас, но даже пригласить в дом. У нас нет ни продуктов, ни крыши над головой. Поэтому придется беседовать прямо здесь, на траве.
— Нам трудно говорить о нашем деле, — начал пожилой турок, усаживаясь поудобнее. — Но мы…
— Правильно, — пришел на помощь Маккал. — Мы должны поговорить откровенно, чтобы зло не затаилось в сердце. Чтобы вы нам ни сказали, никто вас здесь не обидит.
Гость слегка склонил голову и прижал руку к сердцу.
— Аллахом предначертаны судьбы людей, — ободренный словами Маккала, продолжил он. — Ему было угодно разлучить вас с родиной то ли за грехи ваши, то ли чтобы подвергнуть испытанию. Нам это не известно. Но мы никак не виновны в постигшем вас несчастье.
— Упаси Аллах! — воскликнул Маккал. — Наоборот, это мы виновны перед вами!
— Мы верим, вам и дома жилось очень трудно. Иначе разве вы бы покинули родину? Каждый человек мечтает о лучшей доле, надеется на счастье. Мечты и надежды и загнали вас в наш край.
Бедные всюду одинаковы, поэтому мы от всего сердца сочувствуем вам, и нам очень трудно видеть, как вы страдаете и терпите лишения на нашей земле. В первые месяцы мы по возможности помогали вам. Приходили друг к другу в гости. Пусть мы и бедны, но мы делились последним куском.
— Ты правду говоришь, ага[91], правду, — закивал головой Маккал.-
И вашу доброту мы будем помнить всегда.
— Посмотрите на них, — турок протянул огрубевшие жилистые руки. — От зари до зари мы гнем спину на богатых, чтобы наши семьи не умерли с голоду. Чтобы хоть как-то выбиться из нужды.
Но она все сильнее и сильнее давит нас. Мы не считались с этим, что-то отрывали от себя и старались помочь вам.
Горцы слушали, опустив головы. Турок говорил правду, и им стыдно было смотреть ему в глаза. Вдвойне неловко чувствовал себя Арзу. Но он не прятал взгляда, ибо вынужден был снести весь позор за то, что натворили здесь в его отсутствие соплеменники.
— Мы бы и теперь были рады хоть чем-то помочь вам, но нам это запрещают. Запрещают к себе позвать, запрещают к вам прийти.
Повсюду мудуры[92], которые следят за нами. Они и нас наказывают, избивают, давят штрафами, бросают в тюрьмы. Люди запуганы и теперь боятся даже взглянуть в вашу сторону. Вот поэтому в последнее время мы и старались избегать вас.
Арзу кивнул головой.
— Спроси его, если уж они такие добрые, то почему убивают наших людей, как только им подворачивается удобный случай? — вмешался Тарам.
— Мы гораздо худшего заслуживаем, — грубо оборвал его Чора.
Но Маккал все же перевел вопрос Тарама.
— В каждом народе есть подлецы, — просто ответил босоногий армянин, сидевший рядом с пожилым турком. — Но из-за нескольких негодяев нельзя винить всех.
— Тогда почему укрываете убийц?
— Если бы власть была в наших руках… — проговорил армянин, устремив грустный взгляд на Тарама. — Умирать-то никому не хочется. Вот и приходится молчать.
— Теперь и вы притесняете нас, — молвил пожилой турок.-
Последней скотины нас лишаете…
— Мы даже в город теперь боимся ехать, — бросил еще кто-то. -
На всех дорогах разбойничают ваши люди.
— Но больше всех достается нам, — вмешался худой армянин с повязкой на голове. — Потому что мы — иноверцы. Только что мы сделали вам плохого? Разве перед Богом не все люди одинаковы?
Делились и мы с вами, чем могли. И теперь бы рады, но и нам запрещают власти.
Арзу молчал и согласно кивал головой. Все, в чем местные жители обвиняли их, было чистой правдой. Ни спорить, ни возражать он не мог. Лишь Тарам старался свалить вину на турок.
Он то и дело склонялся к Маккалу, говорил ему что-то и просил перевести туркам.
— Мы грабим только богатых. Понятно, без убийств не обходится.
Случается, и бедных ненароком обижаем. Ну а как нам прикажете поступить иначе? Умирать голодными псами на дорогах? Это ведь ваш султан и русский падишах обрекли нас на голод и мучения.
Потому и вынуждены брать, у кого что есть. Или вам больше по нутру, коли все мы ляжем лицом к Каабе?
— Зачем ты еще больше расстраиваешь этих бедняков? — разозлился Чора.
— А я, по-твоему, кто? Князь?
— Ты все время лезешь не в свое дело.
— Я у тебя совета не прошу!
— Перестаньте! — прикрикнул Маккал. — Хорошо, Тарам, я переведу и эти твои слова.
Пожилой турок спокойно выслушал Маккала.
— Добрый ты человек, да разве повинны мы в вашем несчастье?
Что нам-то с вами делить? Бедность? Так ею полны и наши, и ваши дворы. Но кого бы ты ни ограбил, добрый человек, бедного ли, богатого ли, а расплачивается за это все равно бедняк. С него тогда дерут не две, а три шкуры. Вот напали вы на Муш, а кто пострадал? Тот, кто ютится на окраинах. А богачи-то живут в центре, и возмущаться тем, что мы сопротивляемся, когда нас грабят, по-моему, уж вовсе некрасиво. Ведь мы целыми днями гнем спины, чтобы прокормить своих детей. Скажите, кто добровольно уступит кусок хлеба, заработанный с таким трудом?
Все молчали. Гости, видимо, высказали все, что было на сердце.
Горцам же нечего было сказать в свое оправдание. Да и не подобало мужчине изворачиваться, когда в лицо говорят правду.
— У вас все? — спросил Арзу, нарушив затянувшуюся паузу.
— Вроде все, — ответил все тот же турок. И чтобы хоть как-то сгладить резкость своих слов, поспешно добавил:- Прошу, поймите нас. Мы и теперь готовы помочь вам, но мы бессильны.
— Мы рады, что вы пришли к нам, — сказал Арзу, — и откровенно высказали все, что у вас было на душе. Да, мы очень виноваты перед вами. На вашу доброту мы ответили черной неблагодарностью, что тягостно вдвойне. Но поймите, среди стольких тысяч людей, изгнанных с родины и брошенных на произвол судьбы, обязательно найдутся и такие, у которых быстрее иссякает терпение и ожесточается сердце. Передайте своим: и армянам, и туркам, и грузинам, и курдам, что мы бесконечно благодарны за их помощь и сочувствие. С сегодняшнего дня грабежей больше не будет. И теперь задержимся мы здесь недолго. Или вернемся домой, или уйдем на запад. Во всяком случае, мы так хотим. Как решит Аллах, не знаем.
Расстанемся друзьями. Простите нам наши грехи. Не по злому умыслу мы вас обидели.
— Не ходите за Диарбекир, — посоветовал босоногий армянин, подходя к Арзу. — Там вы погибнете.
— Спасибо, друг! — с чувством воскликнул Арзу, крепко пожимая его руку и обнимая на прощание. — Спасибо!
* * *
Мачиг обычно просыпался ни свет ни заря. Он садился у входа в землянку и затягивал мелодию зикра. В то утро, когда умер Данча, он сидел на своем привычном месте, уткнувшись головой в колени, и даже не заметил, как к нему подошел Мовла в сопровождении высокого незнакомого человека.
