И вдруг ему стало смешно, он обозвал ее взбалмошной девчонкой, сказал, чтобы она проваливала подобру-поздорову, что никакая она еще не невеста. Она только позорит отца и не понимает, до чего она развязна, противна и смешна. Никогда он не женится на девчонке, у которой еще молоко на губах не обсохло, закончил Павел.
И, подойдя к Текле, взял ее за руку, чтобы поднять с постели и выставить за дверь.
Текла встала и объявила, что сейчас уйдет. Она ведь пришла только предупредить, что они с матерью ходят по краю пропасти. И все.
А если он ее не послушает, прибавила она, значит, ему наплевать и на ее маму, госпожу Евдокию Божич. Значит, он весь соткан из лжи и притворства. Значит, он просто охочий до баб вдовец! Да только он не в силах покорить женщину. Не любит он по-настоящему и ее мать, встреча с ним им обеим принесла одно только горе!
— Я ведь слышу, как мама плачет по ночам. Не следовало вам так с нею шутить! Она же у нас совсем сумасшедшая! — воскликнула Текла. — В семье Деспотовичей знают: если Евдокии что втемяшилось в голову, то и колом оттуда не вышибешь, она натворит бог знает что. Моя тетка Ракич, которая живет в Вуковаре, где гуси гогочут прямо на улицах, уверяет, будто мама — сумасшедшая! Может натворить все, что угодно, потом только диву даются. С самого утра, как только вернулся отец, она ходит по дому точно помешанная. И говорит только о вас, капитан.
Видя, что время идет, а девушка все не уходит, Павел начал ласково уговаривать ее уйти домой, снова напомнив о том, какой может разыграться скандал, если кто-нибудь узнает о ее приходе. Неприлично барышне приходить в гости к вдовцу, да еще в трактир. Потом Исакович сказал, что она слишком много болтает, хотя и сама не верит в то, что говорит. Ему нечего скрывать ни от людей, ни от Божича. Он глубоко почитает госпожу Божич, эту чудесную, безупречную и всеми уважаемую женщину. И польщен знакомством с нею.
И Текла ему тоже мила, прибавил Исакович. Она красивая и уже почти совсем взрослая девушка, она станет отрадой и гордостью для своих родителей. Говорят, она собирается замуж, а если ее увидят у него в комнате, пойдут разные толки. Позор падет на ее отца, известного офицера, и на мать. А ведь ее мать — всеми уважаемая дама. Возможно, госпожа Божич и приходила в «Ангел», но, разумеется, она никогда бы не отважилась нанести ему визит, хотя они и ехали вместе из Буды.
Текла поднялась с постели, на которую она опять было уселась, слушая Павла, подошла к нему и нежно взяла под руку.
— Почему, — спросила она, — почему вы говорите неправду? Отец учил меня: что лежит на сердце — пусть будет и на языке, а о последствиях думать не надо. Я знаю, что мама потихоньку уходила из дому, и знаю, куда она уходила. Конечно, она заходила к Зиминским, но была и у вас. Я это чувствую. Я прямо ей об этом сказала, глядя в глаза. И мама не выдержала моего взгляда. Отвела глаза. Мама отбила у меня стольких ухажеров, а вот теперь и вас, мою первую любовь, хочет отбить. Нет, не выйдет! Вас я ей не отдам.
Вконец взбеленившийся Исакович заорал:
— Довольно! Хватит вам позорить отца и подозревать мать, словно она потаскушка. Уходите сию же минуту, или я вышвырну вас за дверь.
Текла выпустила его руку и печально склонила голову.
— Вы ничуть не лучше тех, кто, охотясь за моим приданым, хочет меня обмануть и затащить к себе в постель, — сказала она. — Вы просто лицемер, и все! Вам наплевать на девичью любовь, вам нужна замужняя женщина. Сейчас я понимаю, почему вы сидели как чурбан, как турок на молитве, там, в траве, среди маков, на той поляне, когда мы ехали из Буды в Гран. Почему испугались поцеловать меня, девушку, которая дарила вам свой первый поцелуй. Хотели поволочиться за моей матерью! Хотели потешиться с замужней женщиной, а первая девичья любовь вам ни к чему! Но разве может быть настоящей любовью внебрачная связь?
А теперь, продолжала Текла, ее выдают за богача, который старше отца и у которого изо рта дурно пахнет.
Сейчас она уйдет.
Она, мол, пришла спасти его от беды, от недостойной офицера дуэли.
Надеялась, что он, быть может, переменился. И не потащит с собою в пропасть ее мать.
Вспомнит о той полянке, поверит, что она послана ему богом, что такова их судьба. И не пройдет мимо улыбнувшегося ему счастья — ее любви, которая вспыхнула в ней еще на пути в Вену, в лесочке, на лужайке, среди маков. Она так ждала его!
А он, безумец, волочится за замужней женщиной, видно, хочет и сам погибнуть от руки Божича и погубить ее маму!
Отец шутить не любит…
Увидя, что Текла встала и направляется к двери, Исакович обрадовался и захотел на прощание немного ее утешить, сказать что-нибудь ласковое, нежное.
Да и жаль ему стало эту девочку. Поддавшись порыву, он наклонился, чтобы поцеловать ее в щеку, как сестренку, как родную дочь.
А она обхватила его обеими руками и принялась целовать с такой страстью, словно ее научила этому Евдокия.
Исакович оттолкнул Теклу и хотел отворить дверь. А она стояла, побледнев, с трудом переводя дух. Точно ребенок, попытавшийся бороться со взрослым.
Павел все же решил наконец ее выпроводить.
Но не успел он отворить дверь, как на веранде послышался дикий крик. Кто-то орал во все горло. Потом принялся колотить в дверь, требуя немедленно открыть ее.
Отворив дверь, Исакович столкнулся с кричащей во все горло трактирной служанкой, которая каждое утро мыла лестницу, веранду и полы в номерах.
Эту рыжую, неряшливую, жирную бабищу звали Розой. Зеленый платок сполз с ее головы. Она орала во все горло:
— Где эта дрянь? Она разбила умывальный таз и не заплатила! Вот она где, оказывается, у капитана!
Павел в первую минуту не понял, почему она кричит и о чем идет речь. Он попытался захлопнуть у нее перед носом дверь, но служанка поставила ногу на порог: она решила войти в комнату, чтобы отодрать за волосы Теклу, прятавшуюся за спину Исаковича.
— Вот она, эта курва! Ходит в трактир к офицерам! Разбила таз и не хочет платить!
Павел шире отворил дверь и, увидев, что со всех сторон спешат на шум трактирные завсегдатаи, крикнул пьяной служанке, чтобы она убиралась вон, не то он спустит ее с лестницы.
Но та продолжала вопить и визжать.
Кто знает, чем бы это все кончилось, если бы не прибежал Сеп; он схватил пьяную служанку и, как мешок, поволок ее с веранды.
Исакович дошел со слугою до лестницы и только тут спохватился, что оставил девушку у себя в номере.
Он весь дрожал от ярости и отвращения.
Текла неподвижно стояла посреди комнаты в своем легком платьице и в шляпке и смотрела на него, испуганно вытаращив глаза.
Павлу вдруг показалось, что в этот мерзкий трактир, который славонцы прозвали «Ангелом», заглянул чудесный летний день.
Девушка была очень бледна.
И все-таки, опустив голову, она засмеялась и воскликнула:
— Ну вот! Чего только не бывает в гостях у родственника! И чем все это кончится?
Тем временем прибежал с извинениями трактирный слуга Сеп.
Запыхавшись, он начал объяснять Исаковичу, что у горемыки Розы умер муж, и теперь, оставшись одна с малыми детьми, она точно обезумела. Напьется и уже ничего не видит, не соображает, что делает. Разумеется, ему известно, что барышня никогда ни к каким офицерам не ходила, да и к капитану пришла впервые, но что тут поделаешь? Он отвесил несчастной Розе две-три затрещины, но она упорно твердит, что, мол, эта дрянь разбила таз и не заплатила за него.
Исакович сказал, что сегодня же съедет из трактира.
Пусть Сеп позовет хозяина, а сам убирается вон.
Текла между тем с озабоченным видом вновь уселась на постель и сняла шляпу.
Глаза у нее были грустные.
Как она вернется домой?
Отец у нее добрый, но очень вспыльчивый. Если все всплывет наружу, ей плохо придется. Кто знает, что теперь будет.
А сейчас ей, Текле, предстоит столкнуться с глазу на глаз с матерью.
Ссора у нее не с отцом.
Ссора у нее с матерью, из-за него, Исаковича.
