— На Москву? Но только что вы выражали обеспокоенность по поводу советско-германского сближения.
— Дружба хищников опаснее вражды. В Польше не забыли разделов. Для нас одинаково чреваты оба варианта. Возьмите, к примеру, договор с чехами. Каким образом Красная Армия сможет прийти к ним на помощь? Мы никого не пропустим через свою территорию! Тухачевский уже однажды стоял под Варшавой, но господь бог и маршал Пилсудский сотворили чудо. Маршала, увы, с нами нет, а бог... Нет, мы не самоубийцы, чтоб позволить большевикам пройти через Польшу.
— Зачем заранее сжигать за собой мосты? — успокоительно заметил Додд. Он сочувствовал Липскому, но не настолько, чтобы позволить водить себя за нос.— Жаль, что вы не успеваете следить за газетами. В сегодняшней «Берлинер цайтунг» есть сообщение о визите в Варшаву русского генерала.
— Как же! Иеронимус Уборевич! Персона очень нам хорошо известная. Его армия стоит у наших границ. Вооружены до зубов.
— В чем цель визита, если не секрет?
— Какие секреты от вас, господин посол?.. Он едет к чехам, у них же теперь такая дружба. У нас только гостит. Конечно, генеральный штаб его принимает. Сосед все-таки. Как у них говорится, худой мир лучше доброй ссоры.
Часы в гостиной пробили вторую четверть. Скоро должны были приехать Гогенцоллерны. Пожалуй, не стоит им встречаться здесь с польским послом.
— Теперь я значительно лучше понимаю ситуацию,— сказал Додд на прощание.
Липский не сообщил ему ничего нового. Но было любопытно выслушать человека, который содействовал заключению унизительного для Франции пакта. Додд записал разговор по свежим следам! Не столько для отчета, сколько для истории. Ведь все рано или поздно становится историей, даже собственная жизнь.
Чета Гогенцоллернов прибыла точно в назначенный час. Луи Фердинанд и его жена, приходившаяся родной сестрой королеве Дании, и, конечно, свергнутый кайзер Вильгельм тоже вызывали живейший интерес профессора-дипломата.
— Не уделите мне пять минут, ваше превосходительство? — попросил кронпринц.
— Всегда к вашим услугам,— поклонился посол.
— Все эти дни я находился под впечатлением нашего разговора. Помните, мы говорили о франко- русском союзе и перспективах объединения балканских стран?..
— В контексте внешней и внутренней политики Германии,— уточнил Додд.— Включая преследование евреев.
— Совершенно верно,— с готовностью согласился Луи Фердинанд.— Рассматривался весь комплекс. Но я не вижу пока реальной альтернативы режиму, зато окружение Германии почти наверняка приведет к новой войне.— Он казался подавленным.— Неужели у нас нет никакого выхода?
— Вообще-то наша беседа носила академический характер, но если вы хотите знать мое мнение, я готов. Разумеется, строго конфиденциально,— Додд не сомневался, что кронпринц все перескажет отцу.— Более прогрессивное правительство, свобода религии и свобода печати. Иного не дано. Немецкий народ заслуживает лучшей участи,— провожая Луи Фердинанда, он уже сожалел о вырвавшихся словах. Откровенничать было совершенно ни к чему.
Слух об особой преданности рейхсвера и лично Бломберга императорской фамилии оказался пустышкой. Военный министр даже не упомянул экс-кайзера в последней речи.
Вскоре позвонили из канцелярии, и неприятный осадок забылся. Нейрат любезно назначил время.
Додд мысленно похвалил жену, догадавшуюся сменить ставший притчей во языцех старенький «шевроле» на «бьюик».
— На Вильгельмштрассе,— сказал шоферу.
В полдень он уже сидел в кабинете Нейрата. Окна по обыкновению были плотно зашторены. Многочисленные бра и настольные лампы дышали душным жаром театральных кулис.
— Для начала позвольте вручить, ваше превосходительство, эту книгу,— Додд передал первый том дневника, подготовленного Хантером Миллером.— Помнится, она вас заинтересовала.
— Благодарю от всего сердца, уважаемый господин профессор. Как вам живется в Берлине?
— Замечательно, господин министр. Я успел полюбить Германию, хотя, не скрою, здесь нелегко выполнять обязанности посла.
— Долг есть долг,— Нейрат выжидательно наклонился.— Я знаю только один способ покончить с трудностями.
— Какой же?
— Сделать вид, что лично нас они не касаются.
— Замечательно,— Додд вежливо улыбнулся.— К сожалению, этот превосходный рецепт не подходит для данного случая... В Соединенных Штатах убеждены в намерении Германии начать войну, а это, как вы понимаете, затрагивает каждого американца.
— Досадное недоразумение, господин профессор, смею заверить. Никаких шагов в этом направлении Германия не предпринимала. Мы, как и все, конечно, вынуждены заботиться о своей обороне. Вы только посмотрите, что делают итальянцы! За каких-нибудь три месяца Муссолини удвоил свои вооруженные силы. А как вам нравится его недавнее заявление? Он же призывает окружить нас враждебным кольцом государств! — в голосе Нейрата звучало почти непритворное возмущение.— Обвиняет Англию и Францию в том, что они медлят объединиться с Италией в антигерманском блоке.
— В самом деле? — Додд выразил слабое удивление.— Я, признаться, полагал, что увеличение итальянской армии связано с операциями в Африке. Призывы к войне в Европе исходят из другого источника.
— Я догадываюсь, на что вы намекаете, но это ошибка. Как бы там ни было, в ближайшие несколько недель будет достигнуто общее мирное соглашение.
Додд понял, что Нейрат подразумевает предстоящую конференцию Лиги Наций.
— И уже имеется проект? Хотя бы приблизительный?
— Мы стремимся к прочному миру,— ушел от прямого ответа министр.
— Но позвольте, ваше превосходительство,— решительно возразил посол.— Пока создается впечатление, что все немцы только и думают о войне. Я не говорю о парадах. Но любые публичные демонстрации проходят в полном военном снаряжении. Только и слышно, что об аннексии Австрии, Нидерландов. Вы претендуете на некоторые районы Чехословакии, Швейцарии, наконец, Польский коридор. Широкое распространение получили карты, которые недвусмысленно свидетельствуют о территориальных претензиях. Согласитесь, что это внушает серьезные опасения и никак не вяжется с мирными заверениями.
— Подобную продукцию производят совершенно безответственные лица.
— Но она распространяется по всей Германии. Такие карты можно увидеть повсюду: в гостиницах, на вокзалах, в витринах магазинов...
— Вот вам лишнее доказательство, господин профессор, что правительство не вмешивается в волеизъявление граждан. Каждый имеет право отстаивать свои взгляды. К официальной политике это не имеет отношения.
— Однако на картах значится имя господина Геринга. Разве он не входит в правительство?
— Вы, безусловно, правы,— Нейрат устало провел рукой по лицу.— И все же, поверьте, приведенные нами факты не имеют ничего общего с нашей внешней политикой.
— Не смею сомневаться в ваших добрых намерениях, господин министр. К сожалению, благие пожелания слишком часто расходятся с очевидностью. Весь цивилизованный мир убежден в том, что Германия намерена вернуться к своей старой захватнической политике. Откровенные притязания на пограничные области, где живут люди, говорящие по-немецки, красноречиво свидетельствуют об агрессивных намерениях.
— Меня самого тревожат воинственные разговоры и настроения,— озабоченно закивал Нейрат.— Лично я не состою в партии. Вам это, конечно, известно.
Очевидное смущение министра, его виновато-просительный тон словно бы взывали о пощаде. Додд счел возможным снять напряжение.
— К этому тому,— он показал глазами на подаренную книгу,— следовало бы добавить еще двадцать, но я, признаюсь, побоялся взять с собой такой груз. Позволите прислать в вашу канцелярию?
— Вы очень любезны. Я с удовольствием прочитаю. Не зная прошлого, трудно планировать завтрашний день.
— Совершенно с вами согласен. Исторический опыт позволяет предвидеть опасности. Человеческая природа остается неизменной, господин министр.
