за земли Великого Литовского княжества, Белой Руси и Малой Руси (Украины) начинались пагубные своими последствиями церковные реформы патриарха Никона «с заменой двуперстия на трехперстие». И в это же самое время в центральные земли Московского государства и в ее столицу была занесена чума или, как тогда говорили, моровая язва. Масштаб эпидемии был настолько значительным, что противники патриарха Никона сразу же стали говорить, что моровая язва умерщвляет православных русских и православную столицу за грехи их и отхода от истинной веры греческой отцов и дедов времён святителя-митрополита Макария и царя Грозного.
Последнюю ночь в стане Девичьего поля Тишайший царь почти не спал в размышлениях о «двуперстии Макария и трёхперстии Никона», о моровой язве, которую обыватели столицы объяснять нововведениями патриарха нового, к тому же дурные предчувствия не покидали его, Алексей Михайлович приготовился к дурным вестям.
«Куда теперь после Вязьмы – сразу в Москву к царице, или переждать, надеясь на божью милость? – мучился в своих тоскливых размышлениях Тишайший, когда его разбудил лай сторожевых собак в стане. – Наверняка, гонец из Москвы». Его осторожно потревожили:
– Из Москвы от патриарха весть, государь.
Тишайший решительно разлепил глаза, буркнул недовольно:
– Что такое? Кого принесло сюда в такую рань?
Гонца не принял, но попросил через придворных слуг задержаться. «Вдруг надо, что передать срочное для патриарха или царицы с сестрами? – подумал он машинально и стал с ходу читать послание Никона. – Только что писать Никону, что советовать? Пусть сам принимает решение на месте. Патриарх все же трехперстный. Назвался патриархом-груздем, полезай в кузов и спасай чад своих молитвами и деяниями».
Внимательно прочитал письмо Никона и загоревал Тишайший: дела-то аховые оказались из анализа ситуацией с моровой язвой. По всей вероятности, эта «язва» или чума в Москву на этот раз попала по Волге. Первые её жертвы конца лета 1654 года были отмечены в Казани, Ярославле и Рыбинске. Однако сильнее всего чума неожиданно разыгралась в Москве в отсутствие государя, занятого осадой Смоленска и отвоеванием старинных русских земель у Литвы и Польши. Из письма Никона царь узнал, что еще в конце июля по распоряжению патриарха двор царицы с семейством бежали из Москвы в Калязин, а за ними побежали многие знатнейшие бояре и дворяне столицы. Вслед за ними побежали из столицы почти все знатные люди и немало простонародья, а также стрелецкое войско. Оставленные в Москве «следить за порядком» бояре Михаил Пронский и Иван Хилков не могли обуздать начавшееся жуткое мародёрство и панику горожан, а вскоре умерли и они.
А что было на самом деле, во всех подробностях, не дано было знать даже патриарху, всё это осталось на полях послания Никона. Но стали быстро умирать гости столицы (богатые купцы), бывшие у государевых дел, в чёрных сотнях и слободах здоровых людей осталась самая малая часть. Стрельцов из шести приказов не осталось ни одного, на дворах знатных людей из множества дворни осталось человека по два и по три. Самое печальное, что мародерами было разграблено много дворов в столице, а сыскивать и унимать мародеров, воров-грабителей было «некому и незачем». Тюремные колодники проломились из тюрьмы и бежали из города, человек с сорок переловили, но 35 ушло.
Но государь с радостью прочитал в письме о позитивных деяниях: вместе с тем, несмотря на все потрясения и страхи, по приказу Никона, на всех дорогах, ведущих из Москвы, были расставлены крепкие заставы, чтобы ни один человек оттуда не ушёл. Особенно тщательно блокировались дороги, ведущие на запад, в Смоленскую область, чтобы избежать распространения заразы в армии. «А ведь не набитый дурак мой карманный патриарх, – выдохнул с облегчением Тишайший. – Армию оборонил мудростью и предчувствиями, заботами о своём государе». Не стал ничего писать в ответ Тишайший ни Никону, ни царицам, ни сестрам. Сказал сумрачно вслух со скрытой иронией в голосе:
– Поручаю царицу и царевен с царевича на попечение Господа и молитвы об их здравии патриарха мудрого и благоразумного… – Хотел добавить «с его трехперстием», но вовремя оборвался. Знал, что его слова передадут через гонца Никону. – Пусть патриарх больше молится о своих больных и здоровых чадах, чтобы последним в силу его святых молитв не заболеть.
Только в начале декабря 1654 года царь Тишайший, обосновавшись в Вязьме, послал своих доверенных людей сделать ревизию, сколько народу умерло и сколько осталось в городах России. Ему сообщили подробную роспись, из которой явствовало, что в Москве осталось меньшинство населения. Так, в Кузнецкой слободе из 205 человек выжило только 32, в Покровской – 48 из 525, в Чудове монастыре – 26 из 208. Однако все эти потери нельзя списывать только на чуму. Большинство неучтённого населения просто разбежалось. Учитывая это обстоятельство, летописцы и врачи оценивают число жертв чумы в столице цифрами порядка 10 тысяч человек, а называемые современниками сотни тысяч умерших считаются преувеличенными и баснословными. Но немало населения погибло не только в столице, но и в других местах. По некоторым городам по приказу Тишайшего был произведён подсчёт точного числа умерших и погребённых. Так выяснилось, что в Туле умерло 1808 человек, осталось жить 760; в Рязани – соответственно 2583 и 434; в Твери – 336 и 338, и т. д. Общее количество жертв чумы только за второе полугодие 1654 года правдоподобно оценивается в пределах от 30 до 50 тысячи. Но Тишайшего царя сильно беспокоило ухудшение хозяйственных дел в его государстве: много больше людей ушло из родных мест, стало скитальцами и бродягами, а следовательно – перестало платить подати и служить государству. А ведь новый этап войны с Польшей за Украину и Белоруссию требовал новых воинов и новых расходов государственной казны.
Тишайший царь планировал, что в 1654–1655 годах война с Польшей завершится тем, что русская армия вместе с запорожским войском Ивана Золотаренко и ополчением шляхтича Константина Поклонского займет все земли Беларуси и Литвы, впервые в своей истории возьмет столицу Литвы, Вильно, и город на коренной польской территории – Люблин. Тишайший предчувствовал, что вмешательство в польско-русскую войну Швеции может привести к измене украинских казаков и помешает ему поставить победную точку в столь удачно начавшейся войне с взятием Смоленска, при стратегическом «Смоленском вызове».
Чума 1654–1655 гг. определённо повлияла на то, что вместо воссоединения всей Украины с Россией в середине 17 столетия произошёл раздел Украины между Россией и Польшей, просуществовавший больше ста лет и неблагоприятно повлиявший на все дальнейшие исторические взаимоотношения двух народов. Не менее существенным было психологическое влияние морового поветрия на народ, уже изрядно взволнованный нововведениями Никона в текстах богослужебных книг и церковных обрядах. Чума была воспринята как кара небес за глумление патриарха над
