были вкопаны деревья с заостренными сучьями, направленными в сторону противника.
Но Мемнон думал не столько об обороне лагеря, сколько о предстоящем сражении, в котором надеялся основательно побить врага. Он усилил фланги лучниками и пращниками, а на случай прорыва римлянами центра составил четырехтысячный отряд, расположив его перед главными воротами лагеря. Около трех тысяч велитов, пращников и стрелков из лука он собрал вместе. Они должны были первыми завязать сражение с римлянами, а потом отойти на фланги, продолжая осыпать врага стрелами, дротиками и метательными снарядами с возвышенных мест.
Во второй половине дня показались передовые части римского войска. Это были отборные всадники и велиты. Случай у моста возле Большой Гиблы, где Туберон понес большой урон, потеряв шесть турм всадников, научил его осторожности и осмотрительности. Теперь его разведчики следовали за противником по пятам. Квестора несколько настораживало, что враг отступает через горы, отказавшись от прямого пути к Триокале. Но в том, что мятежники, понесшие огромные потери под Мессаной и лишившиеся своего вождя, пали духом и стремятся, как и в позапрошлом году, вести борьбу, запершись в Триокале, он не сомневался.
Туберон торопился как можно скорее схватиться с врагом, так как получил сообщение из Мессаны, что консул пришел в себя и рана его, по заверениям врачей, не представляет угрозы для жизни. Квестор лелеял в душе надежду, что именно он положит конец войне с рабами и тем самым наполнит Рим славой своего имени. После этого он мог рассчитывать на победу в преторских выборах. Это была его заветная мечта.
Мемнон незадолго перед сражением собрал воинов на сходку и объявил им, что здесь, в этой долине, окруженной горами, они дадут римлянам сражение, которое решит исход всей летней кампании.
– Если мы победим, вся Сицилия снова будет в наших руках. Если же отступим, никто и ничто не поможет потерпевшим поражение, даже горная местность, которая всегда была нашей союзницей. Такова, к сожалению, наша участь: нигде не оставлено нам ни клочка земли, кроме той, которую мы должны отвоевывать с оружием в руках. Теснота местности не позволит врагу обойти наши фланги, хотя он превосходит нас числом. Все должно решить ваше мужество и отвага. Этими качествами вы обладаете в полной мере. Покажите римлянам, чего они стоят, когда против них сражаются равным оружием, а не рогатинами и обожженными на огне кольями. Отомстите им за нашего славного вождя, который ценой своей жизни лишил врагов опытного предводителя. Теперь над римлянами начальствует его квестор, заведующий войсковой казной и обозом, изнеженный патриций, плохо знакомый с военным делом. И помните, что мы не одни. Кимвры, наши союзники, уже перешли неприступные Альпийские горы. Римляне отступили за реку Пад, оставив в их руках всю Транспаданскую Галлию. Когда кимвры двинутся на Рим, тогда и мы понесем наши знамена по земле Италии, призывая к борьбе тысячи и тысячи своих угнетенных братьев, которые давно нас ждут как избавителей от позорного рабства. Сегодня мы должны победить! Бейте без пощады этих кровожадных волков, возомнивших себя повелителями всех стран и народов! Победа или смерть!
В самом узком месте долина могла вместить по фронту не более тысячи воинов, поэтому Мемнон именно здесь выстроил свои основные силы. Двенадцать тысяч воинов густыми сомкнутыми колоннами перегородили всю долину. Ими командовали Сатир, Алгальс, Думнориг, Лукцей и другие храбрейшие командиры.
Тевтат и Багиен с четырьмя тысячами солдат, построенных в две линии, находились в тылу перед самым лагерем. Манипулы этого резервного отряда стояли в разомкнутом строю. Их было двадцать шесть по сто пятьдесят воинов в каждом. Между ними были оставлены свободные пространства, через которые в случае полного расстройства в центре основной линии сражающихся могли отступить уцелевшие бойцы, очистив место товарищам из резерва. Мемнон больше всего опасался за центр своего войска не потому, что там были размещены неопытные воины, а потому, что каким-то внутренним чутьем предвидел основной натиск римлян именно в центре.
Туберон обрадовался, узнав, что мятежники стоят на месте и готовятся к сражению, которого он так жаждал. Но квестор заблуждался, думая, что он завяжет бой на следующий день, после того как его солдаты возведут лагерные укрепления.
Посланная им вперед конница была тут же атакована легковооруженными повстанцами, осыпавшими ее всеми видами метательных снарядов, дротиками и стрелами. Римская каваллерия вынуждена была поспешно отступить под прикрытие велитов.
Вместе с римскими велитами выступили акарнанские лучники и фессалийские пращники. Мемнон же послал на помощь своим легковооруженным несколько отрядов конных стрелков из лука. Часть их напала на римлян, уже занимавших один из холмов близ дороги, соединяющей Имахару и Эрику, чтобы строить на нем свой лагерь. Туберон, видя, что враг упорно стремится завязать решительное сражение, отдал приказ легионам и когортам тяжеловооруженных союзников выстраиваться в боевой порядок.
Всадники и легковооруженные после жаркой беспорядочной схватки очистили пространство между сомкнутыми колоннами восставших и римлян. Взревели трубы, застучали барабаны, раздался воинственный рев тысяч голосов, и оба войска, каждое в тесном строю, сошлись на узком пространстве равнины.
Сражение было долгим и кровопролитным. Прошло более часа, прежде чем наметился успех римлян в центре, куда Туберон непрерывно посылал отборных бойцов-триариев, в числе которых было немало участников битвы при Аквах Секстиевых. Так как теснота местности не позволяла римлянам воспользоваться своим превосходством в численности и обойти противника с флангов, лучшие силы легионов квестор сосредоточил в центре. Алгальс на левом крыле, а Сатир на правом собирали на крутых склонах холмов лучников, пращников и велитов, которые непрерывно засыпали плотные ряды закованных в броню римских легионеров дротиками, камнями и свинцовыми пулями. Натиск римлян на флангах ослабевал. В это же время Мемнон, видя, что большая часть его бойцов в центре истреблена, дал знак Тевтату и Багиену, чтобы они придвинули ближе к сражающимся свои манипулы.
В то время как на флангах восставшие продолжали сдерживать врага, в центре фронт их дрогнул и прогнулся в сторону укрепленного лагеря. Сдержать натиск римлян было невозможно: они наступали громадным сплоченным клином, и повстанцы обратились в бегство. Римляне, издав победный клич, дружно преследовали врага, но беглецы, увидев перед собой разомкнутый строй резервного отряда, кинулись в спасительные промежутки между манипулами. Римляне во время преследования нарушили порядок в своих рядах и вынуждены были принять встречный бой со свежим войском, которое быстро сомкнуло строй и ударило по наступавшим с неодолимой силой. Этот организованный натиск резервного отряда в центре решил исход сражения. Прошло совсем немного времени, и римляне, не выдержав, обратились в безудержное бегство – сначала в центре, а потом и на флангах. Напрасно Туберон, размахивая мечом, призывал их остановиться и продолжать сражение. Раненный в лицо камнем, выпущенным из пращи, он упал с коня и был подхвачен всадниками из консульской турмы, которые поспешили вывезти квестора подальше от опасного места.
Отдельные части легионеров, возглавляемые храбрыми трибунами и центурионами, пытались остановить преследователей, преграждая им путь в ущельях, куда устремилась основная масса бегущих. Благодаря их самоотверженности многие римляне избежали гибели или позорного плена. С наименьшими потерями отступил легион под командованием Марка Лабиена. Он почти не участвовал в сражении, находясь в резерве. Лабиен к вечеру отвел своих солдат в Эрику, куда прибежало еще около трех тысяч римлян и союзников…
Уже в конце дня к Мемнону, наблюдавшему с вершины высокого холма за действиями своих воинов, дравшихся в ущельях, прискакал всадник. Лицо его было черно от пыли. Александриец не сразу его узнал. Это был нумидиец Астанабал, один из помощников Мисагена.
Осадив коня, он прокричал:
– Мемнон! Гита ранена! Она хочет проститься с тобой!..
Мемнон сбежал с холма, вскочил на Селевка и вместе с Астанабалом помчался к тому месту, где среди множества трупов людей и лошадей, разбросанных на большом пространстве перед спуском в ущелье, лежала умирающая Гита. Вокруг нее со скорбными лицами стояли юноши,
