– Барти, я не верю своим ушам. Слышу и не верю. А уж что на это скажет Оливер, даже гадать не берусь.
– Надеюсь, он поймет. Да и вы потом поймете. Я и раньше чувствовала, да и сейчас чувствую, что меня здесь недооценивают. Вы много сделали для меня. Но ведь и я много сделала для «Литтонс». Знаю, что это так. Я поддерживала все ваши решения, я стояла рядом во всех ваших сражениях с Оливером.
– И теперь, надо полагать, меня должно переполнять чувство благодарности к тебе?
– Нет. Я лучше, чем многие другие, знаю, как это тяжело, когда тебе на каждом шагу приходится благодарить. Я просто хочу, чтобы вы это поняли. Не на словах, а глубже. Мои отношения с вами всегда развивались по вашим правилам. В самом начале войны, когда я хотела пойти в армию, Уол упросил меня остаться. Тогда меня считали полноправным членом семьи, чтобы обратиться с подобной просьбой.
– Я этого не знала, – холодно произнесла Селия.
– Я не стала афишировать. Просто согласилась. Это было, когда Кит отправился в летную школу… И согласилась искренне, хотя мне самой очень хотелось уйти в армию. Я часто соглашалась, когда кто-то из вас меня просил. И помогала, как могла. Последний пример моей помощи – права на роман Макколла. Я знала, что «Литтонс» позарез нужна эта книга.
– Кстати, Барти, как тебе удалось провернуть вопрос с правами?
– Я заплатила за них.
Барти не собиралась говорить об этом. И что ее дернуло проболтаться? Но уж слишком велико оказалось вдруг желание выбить Селию из ее благодушно-снисходительного состояния. Удар достиг цели. Селия так и замерла. Лицо ее стало совсем белым.
– Ты заплатила своими деньгами?
– Да. Естественно, со временем я хотела бы получить их назад. Эту сумму можно заложить в бюджет. Но тогда это было единственной возможностью получить права на издание. А я знала: «Литтонс» отчаянно нуждается в бестселлере.
– Но откуда у тебя такие деньги? Права на эту книгу стоят очень дорого.
– Не так уж и важно откуда. Я предпочту не трогать эту тему. Суть в том, что я была готова вложить свои деньги в «Литтонс», пусть и на время. Я поступила так, как поступали вы, причем неоднократно. Вы часто говорили, что интересы издательства для вас важнее денег. Я поставила интересы «Литтонс» на первое место, а в ответ не получила даже формального признания… Мне очень жаль, но я приняла решение. Не скрою: мне будет грустно уезжать. Даже очень грустно. По многим причинам. Но надеюсь, мои тесные контакты с вами сохранятся.
– И когда же ты уедешь?
– Через неделю после дня рождения Иззи. Я собиралась уехать раньше, но она так просила меня быть на этом торжестве.
– И у них есть для тебя работа?
– Да. Очень много работы.
– И все-таки я не понимаю. Как ты можешь ехать туда с маленьким ребенком, отрывать дочь от корней?
– Я чувствую: ее корни больше там, чем здесь.
– И где ты собираешься жить? В каком-нибудь отеле? Твоей няне это вряд ли понравится.
– Мне там есть где жить.
– Даже догадываюсь где. Скорее всего, у Бруеров. Очень неразумно, должна тебе сказать. Провести там несколько дней – еще туда-сюда, но жить… Эта Фелисити Бруер может казаться такой милой и доброжелательной, но она вовсе не такая. Это не более чем видимость. Рискну сказать больше: я нахожу ее… Словом, она представляется мне ненадежным человеком. Ей нельзя полностью доверять.
– Странно слышать. По моим впечатлениям, она чудесная женщина.
– Не стану тебя разубеждать. Она здорово умеет притворяться. Думаю, ты вскоре убедишься в этом сама, и тогда твои иллюзии развеются.
«А это уже интересно», – подумала Барти. Враждебность к Фелисити явно возникла у Селии не на пустом месте. Барти и раньше замечала, как Селия хмурилась, слыша это имя, словно Фелисити покушалась на ее роль жены. Барти вдруг вспомнился голос Фелисити, когда та говорила об Уоле, какой он удивительный человек. А потом просила передать ему ее особую любовь. Быть может, когда-то… Странная мысль.
Усилием воли Барти вернула себя в русло разговора с Селией:
– Я не собираюсь обременять Бруеров своим присутствием. У меня есть жилье.
– Да? И где же?
– Селия, это не так уж важно. Главное, меня оно вполне устраивает.
– Наверное, какая-нибудь тесная квартирка в обшарпанном доме. В центре Манхэттена полно таких… Ладно, это твое дело. Как вижу, ты все продумала.
– Да. И приняла твердое решение.
– Ох, Барти. – Теперь Селия говорила уже по-другому: нежнее и даже с оттенком какой-то растерянности. – Лучше бы ты не уезжала. Я буду скучать по тебе. Очень скучать.
Темные глаза Селии подозрительно заблестели, и на мгновение – всего лишь на мгновение – Барти захотелось отказаться от своего решения.
Этой неуживчивой, требовательной, властной, но очень щедрой Селии она была обязана всем. Без нее Барти, вероятно, разделила бы судьбу своих сестер, не знавших ничего, кроме изматывающей работы, и не имевших никаких перспектив, кроме рождения очередного ребенка. Селия поселила ее в роскошном доме, дала превосходное образование и наделила, пожалуй, самым драгоценным даром – честолюбием. Жить бок о бок с Селией было непросто. С Барти она не была ни нежной, ни уступчивой, ни терпеливой. Но Селия, несомненно, по-своему любила ее и гордилась, что развитие Барти пошло в «правильном» направлении. «Неужели я готова все это отвергнуть лишь потому, что не получила свой процент акций издательства?»
Минутная слабость прошла. Барти успокоилась. Она уходила отсюда не только из-за того, что ей не досталось акций. Причина была серьезнее. Барти обладала видением своего будущего. Это видение она тоже развила в себе не без помощи Селии. Но замыслы так и останутся замыслами, если она не разорвет эти путы и не уедет. Со временем, возможно, их отношения даже станут ближе. Однако сейчас она должна сохранять твердость.
– Мне очень жаль, Селия, – еще раз сказала Барти. – Очень, очень жаль. Но вы лучше, чем кто-либо, должны понимать мои чувства… А теперь я пойду к Уолу и расскажу ему о своем решении.
* * *
Узнав о ее уходе из «Литтонс», Джей очень расстроился и заявил, что в знак протеста тоже уйдет.
– Джей, не делай глупостей. У тебя здесь прекрасные перспективы. Грех не использовать все возможности, которые дает твое положение. Мне твое будущее в «Литтонс» видится очень успешным. Подумай, как твоя мама гордилась бы сейчас тобой. И не надо ничего делать «в знак протеста». Это всего лишь мое решение.
– Но все понимают, почему ты его приняла.
Его слова огорчили Барти. Она надеялась, что эта связь не будет столь очевидной. Но огорчение начало проходить, когда и Джей произнес сакраментальную фразу:
– Понимаю, ведь ты не принадлежишь к клану Литтонов.
Похоже, даже он ощущал невидимый барьер, по другую сторону которого ей не было законного места.
* * *
Венеция была менее многословной, чем ее мать, но проявила ту же твердость, пытаясь отговорить Барти.
– Барти, ну как ты можешь бросать нас в такое время? Это ужасно стыдно. Уезжать теперь, когда вот-вот начнутся перемены, когда наши идеи будут осуществляться быстрее, чем прежде? К чему такая спешка? Почему бы не подождать, не посмотреть, как будут развиваться события?
– Я не могу ждать. Для меня ничего не изменится, и в этом-то все дело.
– Что ты говоришь? Конечно изменится. У тебя будет больше свободы, больше гибкости. Наконец, ты получишь этот весомый новый титул.
– И это все, что у меня будет. Пойми, Венеция, мне никогда не стать Барти Литтон.
– О чем ты говоришь? Ты такая же, как мы. Конечно, у тебя нет акций, но…
Это «конечно», произнесенное Венецией, еще раз подтвердило Барти, что она приняла правильное решение.
* * *
Джайлз сказал совсем мало: выразил надежду, что она поступает правильно, и пожелал ей успехов. Вид у него был откровенно страдальческим и безрадостным. Барти мысленно его пожалела. Чувство горькой обиды, не покидавшее его со дня собрания, ощущалось физически. Джайлз был единственным из Литтонов, глядя на которого Барти радовалась, что не получила акций. Она не представляла, как бы он оправился после такого удара.
Она смотрела на этого язвительного, раздраженного, сердитого человека, и ей не верилось, что когда-то он был милым мальчишкой, ее другом. Единственным другом. Потом он превратился в застенчивого молодого человека, признавшегося ей в любви. Прав, наверное, был Оливер, называя войну звездным часом Джайлза. Храбрый солдат, заботливый командир, достойный высоких наград… Ей стало грустно. Очень грустно.
* * *
Уол ударил ее больнее всех. Сначала он со слезами на глазах упрашивал ее не уезжать. Потом стал говорить, что будет невыносимо скучать по ней. Эмоциональный шантаж всегда был его сильной стороной.
– Барти, а я-то думал, мы с тобой не только давние, но и очень близкие друзья.
Она выдержала и это. Тогда он спросил, чего же она хотела, а услышав ответ, попытался объяснить:
– Барти, ну разве я мог это сделать? Как бы мы ни любили тебя, ты не из Литтонов. Уж такие вещи ты должна понимать.
