Джордж часто опаздывал, доставляя всем неудобства. Полдарки, нужно отдать им должное, никогда не задерживались дольше чем на три-четыре минуты. Но если Полдарки опаздывали на более продолжительное время или вообще не собирались приходить, то Чарльз отправлял Табба или Бартла к Оджерсу с просьбой начинать без них. Так было заведено — не начинать, пока не придут Полдарки, это стало неотъемлемой частью привычного распорядка. Однако Джордж и члены его семьи иногда задерживались минут на десять, тем самым вызывая беспокойство у прихожан.
На службу обычно приходило от двадцати до тридцати сельских жителей, плюс еще несколько человек пели в хоре. Доктор Чоук, церковный староста, приходил с супругой каждое первое воскресенье месяца, капитан Хеншоу, глава приходского совета, немного реже, а семейство Полдарков из Нампары — раз в год. Но с недавних пор к обычным прихожанам присоединилась сплоченная группа. Их было человек двенадцать-восемнадцать, под предводительством молодого человека по имени Сэмюэль Карн. В церкви эти люди занимали пять последних рядов, возле купели. Оджерс знал, что это члены методистской церкви, секты, к которой он испытывал отвращение, но ничего не мог с ними поделать. Несмотря на то, что они продолжали посещать службы, эти люди не испытывали должного уважения к авторитету церкви, а уж тем более к ее служителям. Но раз их поведение в церкви Сола было достойно подражания, Оджерс не мог их просто так выставить.
Они вели себя чересчур образцово-показательно, особенно выделялись на фоне остальных прихожан, которые с детства привыкли болтать и сплетничать друг с другом во время службы, но мистер Уорлегган положил конец и этому.
Во второе воскресенье августа служба начиналась в два часа пополудни. Сэм Карн привёл свою паству в церковь за пять минут до начала. После короткой молитвы они, как обычно, бесшумно расположились на задних рядах в ожидании службы. Остальные прихожане шумели, бросали недружелюбные взгляды на методистов и хихикали, считая благоговение людей в задних рядах показным.
Мистер Оджерс не знал, что Джордж принимает гостей. Хотя гости не собирались обедать до окончания службы, они пили чай, стреляли из лука и всячески наслаждались погожим летним днём. Поэтому только в четверть третьего восемь из них показались у ворот церкви. Это были Джордж и Элизабет, Джеффри Чарльз и Морвенна, Сент-Джон Питер и Джоан Паско, Анвин Тревонанс и мисс Барбери, дочь Альфреда Барбери. Мистер Оджерс поспешил их поприветствовать. Проходя мимо, одни удостаивали его кивком, другие — улыбкой.
Джордж, остановившись на полпути, спросил:
— Служба уже началась?
— Ещё нет, мистер Уорлегган, но мы готовы начать.
— Что за пение...
Мистер Оджерс поправил парик из конского волоса.
— Я тут не при чём. Просто некоторые прихожане коротают время, распевая гимны собственного сочинения. Я послал Джона их остановить. Они скоро прекратят.
Прибывшие ждали и слушали.
— Ей-богу, звучит как гимн методистов. — сказал Сент-Джон Питер.
— Они перестанут петь через минуту, — откликнулся мистер Оджерс. — Сию минуту прекратят.
— Но зачем ждать? — добродушно спросила Элизабет. — Разве церкви не для этого? Если поторопимся, то сможем присоединиться к ним. — Она сжала руку Джорджа. — Пойдём, дорогой.
Тот выглядел раздраженным, когда пение не прекратилось. Однако слова Элизабет его успокоили. Джордж небрежно махнул гостям и вошёл внутрь.
Когда он вошел в церковь, методисты дошли до последнего стиха. Они увидели его, да и к тому же концовку стиха помнили плохо, поэтому пение практически сошло на нет. Но некоторые из них во главе с Пэлли Роджерсом, Уиллом Нэнфаном и Бет Дэниэл — те, кого возмущали заборы, воздвигнутые за последние несколько месяцев, и кто не боялся Джорджа Уорлеггана и его родни, запели еще громче, дабы компенсировать отсутствие других голосов. Пение последнего стиха сопровождало Джорджа и его семью, пока они не заняли свои места на скамье.
«Покой, что души наши так желают,
На небесах незыблемо храним,
И страх, и боль, и грех там угасает,
Любови силой истинной гоним».
На этом пение прекратилось. Остальные прихожане почтительно встали, приветствуя прибывших особ из Тренвита. Кроме последователей Джона Уэсли.
Мистер Оджерс взошел на свою кафедру и откашлялся.
— Помолимся, — начал он.
***
На этой неделе Сэм Карн работал в ночную смену. Когда он возвращался, шел дождь. Согнувшись под натиском погоды, он стал огибать выступ холма на пути к дому. Подойдя ближе, он заметил маленькую фигурку, стоящую возле лошади прямо рядом с иссохшим истоком ручья чуть ниже коттеджа. Это был преподобный Кларенс Оджерс.
— Сэр, доброго вам утра. Вы к нам будете? Брат, скорее всего, ушел на работу. Но внутри всё же уютнее. Заходите.
У Сэма не было никаких сомнений в цели визита Оджерса. Он повел его в свой темный маленький домик. Священник постоял в нерешительности, всем своим существом излучая неприязнь, и проследовал за ним. Он осмотрел продолговатую комнату. В глаза бросались неотделанные стулья, многие из которых были сколочены наспех из обломков или остатков древесины с шахты. На столе в конце комнаты лежала открытая Библия. Оджерс с отвращением отметил выставленные перед столом три ряда стульев. Деревянная дощечка на стене гласила: «Да спасет вас Христос».
Сэма возвышался над низкорослым пастором.
— Присаживайтесь, сэр. В нашем доме всегда рады людям, принявшим в своем сердце Бога.
Но это не помогло задать дружественный тон беседе.
— Я здесь не по делам паствы, Карн, — ответил Оджерс, — Кажется, так вас зовут? Вы ведь недавно в наших краях?
— Шесть месяцев прошло с тех пор, как Господь указал нам путь в этот приход — мне и брату. Мы каждое воскресенье воспевали Христа и поклонялись ему в вашей церкви, — печальное юное лицо Сэма расплылось в улыбке.
— Да, — сказал Оджерс. — Ну да, так вы и делали.
По натуре он не был агрессивным, не имея ни денег, ни происхождения, потакающих надменности. Но он получил четкие указания.
— Я видел вас там — вас и ваших друзей. Именно об этом я и пришел поговорить. Вчера перед началом службы вы пели — пели и пели десять минут кряду. Такое поведение не подобает нашей церкви и моему положению служителя, обладающего духовным саном. Вы приходите со своей группой каждую неделю, садитесь вместе и ведете себя так, будто посреди основной службы у вас проходит своя собственная!
— А? Сэр, мы этого не хотели. Мы приходим вместе, как вы и сказали, садимся вместе и поем вместе, чтобы засвидетельствовать наше обращение к Евангелию Христову, чтобы показать, как Агнец Божий даровал нам спасение. Все мы...
— Вы говорите об обращении к Евангелию Христову при том, что вы и вся ваша секта неоднократно пытались подорвать авторитет церкви Христовой, разве не так? Низвергнуть ее священные доктрины и учредить враждебные и революционные порядки. В этом нет никаких сомнений, вы и вам подобные намереваются свергнуть закон и порядок, и истинные наставленья Божьи в его рукоположенной и священной обители!
Начало у мистера Оджерса вышло слабоватым, но с каждым словом он всё больше распалялся. Предрассудки Джорджа разожгли его собственные. Поглаживая кончиками пальцев пуговицы жилета и глубоко вдохнув, он собирался было продолжить, но Сэм его перебил.
— Так, сэр, вы столь рьяно тут о нас выражаетесь, но правды в этом нет — не от Христа всё это. Ни единожды, ни мыслью, ни словом, ни поступком мы или кто-либо из нас не хотели низвергать священные доктрины — мы стремимся восполнить их там, где про них напрочь забыли! Раскаянием истинным и принятием грехов наших мы обретаем Божью благодать, как показал нам Иисус Христос. Он был открыт для всех — для каждого из нас, кто смог склонить колени и признать свои ошибки! Только так он мог обрести Его благословение. И вы тоже можете, как и любой из нас!
— Да как вы смеете говорить это мне! Мне — кому по праву рукоположения были дарованы власть и благодать Апостольского преемства...
— Может быть. Мне об этом ничего не известно. Но мы не посягаем на священные доктрины. Всё, о чем мы просим — грешникам подумать о грехах своих и спасаться от гнева грядущего. Мы ходим в церковь. Регулярно. И ищем прощения и спасения во Христе. Скажите, сэр, что здесь плохого? Мы соблюдаем заповеди, завещанные нашим высокочтимым отцом, мистером Уэсли, и этим...
— А! — воскликнул мистер Оджерс, бросаясь в атаку. — А! Вот значит что! Вы прославляете этого человека — этого проповедника, отринувшего истинную веру — и ставите его превыше англиканской церкви! Вот об этом я и говорю — вы не признаете истинно священную власть! Когда вы приходите в церковь...
— Довольно, — сказал Сэм, разгорячившись. — Сэр, — запоздало добавил он. — И что мы видим, приходя в церковь? А? Базар ей-богу, а не дом Господень. Среди прихожан разговоров только что о ценах на олово. Да о том, что яиц зимой будет не хватать. Ребятня носится как оголтелая. Бабы сплетничают, мужики орут во всю глотку через проходы. Не самое достойное и приличное поведение. Будто сам Сатана влез в святую обитель и завладел ею!
