Встретились взглядами. Клавдий тоже догадался, что его поджидает именно Эдуардс. Других военных в кафе не было.
Направился к столику.
— Вы от Шмидхена?
— Это Шмидхен был от меня. Садитесь, — пригласил Берзиньш, рассматривая своего визави цепким взглядом художника.
Одно из полученных от Петерса заданий было сделать портрет агента для последующей идентификации.
Такое лицо запомнить и нарисовать легко. Черты определенные, ни малейшей расплывчатости, рельефность бронзовой медали: высокий лоб с двумя продольными морщинами; глаза — как нацеленная двустволка; гравюрный нос и хорошо прорисованные носогубные; под эспаньолкой угадывается острый, стальной подбородок.
Оба были люди выдержанные. Разглядывали друг друга, начинать беседу не спешили.
Нарушил паузу Клавдий.
— Вы кто?
— Сначала представьтесь вы, — спокойно сказал Эдуардс.
Он ждал, что собеседник опять назовется Константином Марковичем или скажет что-нибудь неопределенное. Ответ, однако, удивил.
— Я лейтенант Королевского летного корпуса Сидней Рейли. Невысокий чин пусть вас не смущает. Я уполномочен правительством его величества вести дело, представляющее для нас обоюдный интерес.
Идентифицировать не понадобится, подумал Эдуардс. И тоже представился.
Опять помолчали, но теперь первым заговорил Берзиньш.
— Полагаю, вы желаете получить представление о возможностях нашей организации?
На сей счет от Петерса были получены подробные сведения: структура, имена и прочее. Эдуардс заучил наизусть.
Ответ снова был поразительным. При всей своей невозмутимости Берзиньш даже вздрогнул.
— Никакой подпольной организации в Латышской дивизии не существует. Клоуны, которых я вчера видел, в любой нормальной контрразведке не продержались бы и одного дня. Они могли охмурить простака Кроми и дилетанта Локкарта, но не меня. Однако я должен был посмотреть, кого пришлет Чрезвычайка. Вы настоящий командир, не чекист, это сразу видно.
Руки англичанин прятал под столом. Очень возможно, в одной из них был пистолет. Сейчас выстрелит в живот и преспокойно уйдет.
Мысль была несерьезная, Берзиньш на ней задерживаться не стал.
— Зачем же вы пришли, если уверены, что это чекистская провокация?
— Подумал, если явится подсадной, застрелю его, обрублю концы. Если же увижу человека серьезного, можно поговорить.
Рейли положил руки на стол. Они были пустые, с длинными и видимо сильными пальцами. Красивые.
— Поговорить о чем?
— О Латвии.
Эдуардс слегка приподнял брови. Он впервые встречал человека, который обладал даром все время удивлять — за пару минут уже в третий раз.
— Я знаю, чего больше всего хотят латыши. Жить в собственном государстве, избавившись и от русских, и от немцев. Так?
— Коммунисты обещают Латвии свободу. Председатель Совета Народных Комиссаров Ленин выступает за право наций на самоопределение. Как только Германия проиграет войну и уйдет из Прибалтики, туда войдет наша дивизия. Она станет основой национальной армии. Советская Россия будет союзником независимой Латвии.
Англичанин покривился.
— Доктрину о праве наций на самоопределение разработал не Ленин, а президент США Вудро Вильсон. И, в отличие от Ленина, намерен претворить ее в жизнь. Большевики же, как вам известно, никаких наций не признают — только классы. Цель Ленина и Троцкого — интернационал, всемирная пролетарская империя, которая будет управляться из Москвы.
— Империя? — недоверчиво усмехнулся Берзиньш. — Бросьте, они только что расстреляли всю императорскую семью.
— Неважно, как называется государственная система. Важна архитектура власти. Это может быть или «горизонталь», или «вертикаль». В первом случае власть разделена с представителями населения — это называется «демократия». Во втором власть сосредоточена в одной точке — это называется «диктатура». Скажите, много демократии вы видите у большевиков, при всей их болтовне про советы трудящихся? Это диктатура, господин Берзиньш. И диктатура очень жесткая. Чем сильнее она будет становиться, тем тотальней будут править большевики. Никакой независимой Латвии они не допустят, не обманывайтесь. А вот Антанта руководствуется доктриной Вильсона. И, в отличие от коммунистов, ложных обещаний не дает. Скоро мы добьем кайзера и установим в Европе новый порядок. Вы хотите, чтобы Латвия обрела свободу? Тогда держитесь нас, а не Ленина. Если латыши помогут нам избавить мир от большевистской угрозы, мы предоставим вам все необходимые гарантии. Больше я ничего говорить не буду. Вы человек умный. Думайте, я подожду. Что это у вас? Можно?
Он взял птифур и с аппетитом, в два укуса, проглотил.
— Морковный чай? Я в России к нему пристрастился. Эй, товарищ, еще один чайник!
Удивительный человек с удовольствием пил мутно-красную бурду. Берзиньш думал.
Большевики ему не нравились. Они не уважали дисциплины, всё делали вкривь и вкось, рубили лес так, что щепок получалось больше, чем дров. Но других хозяев в России нет. Берзиньш считал, что жить и договариваться придется с этими.
Однако после поражения Германии (а оно неизбежно) миром будет править Антанта, это ясно. Насчет наций и классов британский лейтенант тоже прав. Для того же Петерса неважно, латыш ты или нет, для него главное — кто за пролетариат, а кто за «буржуев». Но в Латвии нет пролетариата. Крестьяне у нас не голодранцы, потому что умеют трудиться. Рабочие — не пролетарии, потому что не пьют. Согласится ли Москва, чтобы рядом существовала некоммунистическая Латвия? Ни за что и никогда. А если Латвией будут управлять комитеты бедноты и советы бездельников, что это будет за страна?
Эдуардс думал минут пять, для него долго. Внешняя неторопливость Берзиньша была обманчивой, голова у него работала быстро.
— Ну допустим, — негромко сказал он наконец. — Но ведь никакой организации нет. А кроме того мною занимается председатель ВЧК Петерс. Лично.
Неожиданно Рейли засмеялся, и его жесткое лицо сразу помягчело, сделалось обаятельным. Наверное, этот человек умел и веселиться, и радоваться жизни.
— «Ну допустым», — повторил он с латышским акцентом. — I like that and I think that I like you, you cold-blooded bastard [7].
— Я не понимаю по-английски, но слово «бастард» я понял, — заметил Эдуардс. — Оно означает «ублюдок».
— Не когда оно произносится таким восхищенным тоном. Мне нравится ваше хладнокровие. Я вижу, что не ошибся в вас. Я в мужчинах никогда не ошибаюсь. Только в женщинах.
Отулыбавшись, лейтенант снова сделался серьезен. Наклонился ближе.
— Организация и не нужна. Слишком велик риск, что кто-то предаст или проболтается. Нужна одна воинская часть, которая полностью доверяет своему командиру и в назначенный день выполнит любой его приказ. Это во-первых. А во-вторых, требуется, чтобы это было подразделение, которое охраняет советскую верхушку. Скажите, в каких вы отношениях с командиром Девятого полка Лиепинем?
Эдуардс сразу ухватил суть.
— Лиепинь — человек, не способный на самостоятельные поступки. Для него существует только приказ начальства. Но Девятый полк не понадобится. Желая сделать меня более соблазнительной приманкой, Петерс перевел мой дивизион на комендантскую службу. По определенным дням охранять большевистских вождей буду я.
Энергично, но при
