Приход Франсуазы и Лауры отвлек Леа от ее беспорядочных мыслей.
— Опять разбитые стаканы. Если так будет продолжаться, скоро их совсем не останется, — с упреком сказала Франсуаза.
— Это все из-за меня, — ответила Сара. — Я толкнула Леа, когда она несла поднос. Пойду принесу другие.
— Я иду с вами, — сказал отец Анри.
Впервые с тех пор, как они собрались вместе, три сестры остались одни. Лаура взяла старших сестер за руки.
— Франсуа должен отправиться в Париж через два дня, и я не знаю, как сказать тетушкам, что еду с ним. Не могли бы вы мне помочь?
— Почему бы тебе не остаться до моей свадьбы? Это произойдет через три недели.
— Я потом вернусь. Я обещала друзьям поехать с ними на юг.
— Что-то подсказывает мне, что если бы Даниэль остался, ты бы тоже не уехала, — сказала Франсуаза, лукаво улыбнувшись.
Лаура вспыхнула и отдернула руку.
— Почему ты так говоришь?
— Не я одна заметила, что ты ни на шаг от него не отходишь. Стоит ему удалиться, как ты провожаешь его взглядом или же принимаешься искать его; ты поддакиваешь всему, что бы он ни сказал, хохочешь над малейшей его шуткой, ты…
— Довольно!.. Вместо того, чтобы обращать внимание на меня и Даниэля, тебе следовало бы заняться подготовкой к своей свадьбе.
— В ожидании твоей.
Лаура вновь покраснела и стремительно побежала в сторону дома. Франсуаза и Леа, смеясь, смотрели ей вслед.
— Бедняжка! Я не должна была поддразнивать мою младшую сестренку, — сказала Франсуаза, облокотившись на перила.
— Не переживай: ничего серьезного не произошло. Она влюбляется в каждого встречного: достаточно, чтобы у него были красивые глаза. Вспомни хотя бы Мориса Фьо!
— Не будешь же ты сравнивать этого преступника с кузеном Сары!
— Разумеется, я не сравниваю; она лишь воображает, что любит Даниэля так же, как она придумала когда-то свою любовь к Фьо.
— На сей раз, мне кажется, это очень серьезно. Беда в том, что он ее не любит.
— Он слишком молод.
— Для любви не существует возраста. Он не любит ее, но любит другую.
— Кого же?
— Не строй из себя недотепу: ты прекрасно знаешь, кого. По роковому стечению обстоятельств — тебя.
— Не думаешь ли ты, что я обратила на него хоть какое-то внимание? Не забывай, что в моей жизни есть Франсуа.
— Я же не сказала, что ты его любишь. Я утверждаю лишь, что он в тебя влюблен.
Их беседа была прервана возвращением Сары и отца Анри. Они несли стаканы и бутылки. Вместе с ними пришел Даниэль, он бережно нес корзину с виноградом.
— Итак, месье Тавернье, скоро мы будем праздновать свадьбу Франсуазы. А когда же ваша с Леа? — спросила Альбертина, подсев к Франсуа, курившему сигару во дворе в ожидании кофе.
— После моей поездки в Аргентину, которая состоится совсем скоро.
— Вы могли бы пожениться до этого и взять ее с собой.
— Это было бы невозможно. Выполняя миссию, доверенную мне правительством, я вынужден часто разъезжать по стране. Мне приходится бывать в местах, не отличающихся гостеприимством.
— Вряд ли это может испугать мою племянницу.
— Я в этом не сомневаюсь, но не хотел бы подвергать ее никакому риску. Аргентина — нестабильная страна. Демагогия правительства, которое опирается на профсоюзы, оставаясь при этом в высшей степени терпимым к бежавшим нацистам, создает крайне неприятную атмосферу подозрительности. Поверьте мне, лучше немного подождать.
— Да, но репутация моей племянницы!..
— Прошу вас, мадемуазель… Поверьте, я не меньше вас думаю об этом.
Это было сказано так убедительно, что Альбертина кивнула с одобрением. Тавернье продолжал:
— Я больше всего на свете желал бы сделать Леа счастливой, поверьте мне. Речь не идет о каких-то уловках с моей стороны, но я просто обязан быть свободным еще некоторое время.
— Я очень хочу вам верить, месье, но я не могу не беспокоиться за будущее девочки. Эти трудные годы оставили глубокий след в ее душе. Я опасаюсь, что она не найдет себе места в сегодняшней обстановке.
— Почему вы так думаете?
— Из-за меланхолии, которая внезапно отдаляет ее от других, из-за какой-то грусти, сопровождающейся подчас чрезмерной экспансивностью.
— Это характерно для многих девушек ее возраста.
— Конечно. Но я больше не нахожу в Леа только радостного восприятия жизни, которое делало ее такой привлекательной.
— Возможно, это из-за забот, связанных с управлением имением?
— Не только. Я чувствую в ней какое-то смятение, особенно после ее возвращения.
Франсуа, знавший причину этого смятения, упрекнул себя в том, что ничего не предпринял для того, чтобы как-то помочь Леа. День его отъезда приближался, и ему становилось все страшнее при мысли о том, что придется посвятить ее в безумный план женитьбы на Саре. Сможет ли она понять, что это необходимо? Он потребовал от Сары молчания и теперь раскаивался в этом.
Леа снова подружилась с Сарой. Они беседовали часами. Леа была уверена, что это она убедила Сару вновь отрастить волосы. На самом деле она была здесь ни при чем: молодая женщина вняла доводам своего кузена Самюэля, и теперь ее голова покрылась каштановым пушком. Леа, как бы играя, проводила по нему рукой и говорила, что никогда не прикасалась ни к чему более нежному. Ни разу в своих беседах они не упомянули о том, что мучило Сару, но идея мщения оставила в душе Леа глубокий след.
Накануне отъезда Лаура сообщила тетушкам, что возвращается в Париж. Видя ее решимость, Альбертина де Монплейне вынуждена была смириться. Лаура пообещала приехать три недели спустя на свадьбу сестры.
Интересно было наблюдать со стороны, когда они все вместе собрались за столом. Каждый, казалось, делал над собой усилие, чтобы казаться счастливым. Одна только Леа не старалась скрыть своей грусти и не замечала ни влюбленных взглядов Даниэля, ни ревнивых — Лауры; она совершенно не думала и о Жане, который был теперь уверен в том, что она не сможет забыть своего возлюбленного даже тогда, когда его не будет рядом. Между тем Жан заметил в своем сопернике неуверенность, какое-то тщательно скрываемое чувство неловкости. Он не поддавался смутной надежде, которую это вселяло в него. Если для счастья Леа было необходимо, чтобы он принес себя в жертву, он готов был уехать, оставить навсегда эти края, которые он обожал. Франсуа и Сара ничего не говорили о своих планах. В сердце Сары не было места ни для чего, кроме идеи мщения, и она сожалела о том, что так долго молчала: можно было бы выиграть время. Франсуа же упрекал себя в малодушии. Альбертина переживала, полагая, что это едва ли не последняя трапеза, которую ей довелось разделить со своими тремя племянницами. Госпожа Лефевр не могла не вспоминать, что именно здесь, в этом доме, ее сын Рауль провел свои последние часы. Отец Анри, подолгу беседовавший с каждым из присутствующих, молил Бога, чтобы тот дал им силы выдержать испытания, которые их ожидали. Священник чувствовал себя беспомощным: он не мог ободрить своих друзей и думал об этом с горечью.
Леа и Франсуа не сомкнули глаз этой ночью. Они занимались любовью, но наслаждению не дано было отогнать прочь их тоску. На рассвете Франсуа нашел в себе мужество сообщить ей о своей женитьбе на Саре. Леа выслушала его молча. Пораженный тем, что она никак не отреагировала, он спросил ее:
— Почему ты молчишь?.. Ты понимаешь, что это ничего не изменит в наших отношениях и потом все будет по-прежнему?.. Скажи что-нибудь.
Обнаженная Леа поднялась, взяла сигарету и направилась к окну. Солнце с трудом пробивалось сквозь туман. Было душно, все предвещало грозу. Франсуа тоже закурил и подошел к ней. Он прижался к Леа всем телом. Никогда еще Франсуа не чувствовал себя более растерянным, чем сейчас, перед этой женщиной, хранившей молчание. Ее напрягшееся тело было олицетворением печали.
— Родная моя, когда все закончится, я вернусь, и все будет, как прежде…
— Нет!
— Да, я обещаю тебе…
— Замолчи. Ни слова больше, ты лжешь самому себе… Ничего не будет, как прежде, но не из-за этой женитьбы, а из-за того, что вы совершите… Я могу понять Сару, но при чем здесь ты?..
— Я ей необходим.
— Ты мне это уже сказал. Но это не довод. Ты должен был сделать все возможное, чтобы она оставила этот замысел…
— Я пытался.
— Но зачем же ты собираешься участвовать в этой авантюре: ведь, насколько я поняла, ты считаешь это бессмысленным?
— Любовь моя! Как тебе это объяснить… Я чувствую себя обязанным помочь Саре. Ее муж был моим лучшим другом, отца ее я любил так, как никогда не любил своего. Я чувствую в этой миссии пусть безумную, но истину. Я не разделяю полностью взглядов мстителей, но, тем не менее, мне понятны их мотивы.
— Мне тоже они понятны. Но когда же все это кончится? Не стоит ли нам положиться на справедливость — и эти люди будут наказаны?
