Мы с Инин откидываемся на подушки. Одной рукой я держу книгу, чтобы следить за тем, как девочка цитирует текст наизусть. Пальцами другой руки я обхватываю запястье малышки, чтобы пощупать пульс. Несколько месяцев назад, когда стул Инин стал водянистым и светлым, к ней вызвали доктора Вана, семейного врача. Он диагностировал диарею, вызванную недоеданием. Конечно, он не осматривал Инин. Он лишь пообщался с ней, сидя за ширмой, как это принято. Тем не менее доктор Ван выписал ее матери рецепт, лекарства нужно было купить в местной аптеке. Я думаю, врач ошибся в диагнозе и в лечении, поэтому Инин еще больше ослабла.
Госпожа Ко знает, что я готовилась стать врачом, но она категорически запретила мне заниматься медициной и лечить кого‑либо. Она не устает повторять: «У тебя есть только одна задача – родить ребенка». Я не знаю, что произойдет, если я ослушаюсь ее, и это одна из причин, почему я ничего не предприняла, чтобы помочь Инин. Другая причина в том, что ее лечением занимается доктор Ван. Он важный человек, уговариваю я себя, куда более сведущий, чем я.
Но я не могу больше сидеть сложа руки. Как и я, Инин похудела, а ее губы с каждым днем становятся все бледнее. От ее тела исходит сладкий запах. Слишком сладкий. У нее обычное детское заболевание, но не от недоедания. Девочка страдает от чрезмерной любви. Она единственное дитя наложницы, и ее всячески балуют: одевают в шелка, удовлетворяют любые просьбы. Ее слишком часто пичкают сладостями и различными дорогими деликатесами. В результате она страдает от пищевой недостаточности, из-за которой ее кишечник перестал работать должным образом. Если мне удастся изгнать Влагу, вызванную недостатком ци в селезенке и желудке, уверена, девочка быстро поправится, и я смогу написать бабушке о своем успехе. Но если ничего не предпринять в ближайшее время, Инин будет продолжать угасать, пока смерть не заберет ее.
– Когда ваша свекровь сидит, вы должны встать, – произносит она, как раз когда входит госпожа Ко. Свекровь садится на резной стул из тикового дерева, стоящий на видном месте. Она подобна солнцу, и все женщины и девушки располагаются вокруг нее, склонив головы перед ее сияющей властью. К счастью, она не настаивает на том, чтобы я стояла, когда мы находимся в этой комнате. Подозреваю, что свекровь по-своему беспокоит моя физическая слабость, но она может сменить милость на гнев, если ее начнет мучить несварение желудка, она не выспится или, напротив, поспит больше положенного, или если на меня пожалуется Маожэнь.
– Когда свекровь отдает тебе распоряжение, – продолжает Инин, – сразу же выполняй.
– Умничка. – Я хвалю девочку, но слушаю лишь вполуха. Мне интересно, что будет с Инин, когда лицо ее матери утратит свежесть. Выгонят ли их обеих? Второй дядюшка оставит девочку у себя, чтобы она служила развлечением для мальчиков в доме, или продаст ее Зубной госпоже? Но ни тому, ни другому не суждено сбыться, если малышка умрет. – Разрешит ли тебе мама завтра навестить меня в моей комнате?
– Думаю, да.
– Почему бы тебе не спросить ее?
Наверняка Инин раньше любила бегать, потому что даже с перебинтованными ногами она весьма энергично направляется к стайке наложниц. Первая наложница Второго дядюшки улыбается, увидев дочь. Ее манеры – даже больше, чем пульс Инин, – подтверждают мой диагноз.
Пока Инин умоляет мать, я кладу кончики пальцев на запястье. Бабушка всегда говорила, что только дурак сам себе доктор, но что еще мне остается делать? Я проверяю три уровня пульса и прихожу к тому же выводу, что и вчера, и позавчера. Мои ци и Кровь все хиреют и хиреют. Вздохнув, я опускаю руки на колени.
Часы тянутся, одни женщины переходят к живописи, другие сочиняют стихи. Я никогда не была искусна в этих занятиях. Поздним вечером все начинают разбредаться по своим покоям: жены – чтобы накормить детей, наложницы – чтобы подготовиться к сегодняшней ночи, если им предстоит стать избранницами своего господина. Как только госпожа Ко уходит, я отправляюсь в свою комнату. Пока Маожэнь не придет на ужин, я буду одна.
По утрам мои мысли заняты бабушкой и нашими уроками. Это время дня я провожу с Мэйлин. Мысленно я переношусь в свою спальню в Особняке Золотого света. Я ясно вижу подругу перед собой, чувствую запах ее волос и жасминового чая, который мы пили. Нам тринадцать. К ней пришли лунные воды, ко мне – нет. Я слушаю, как она читает, и наблюдаю, как она занимается каллиграфией. Она читает ровным голосом, а ее иероглифы становятся все более совершенными.
По окончании наших тайных уроков мы выходим на улицу к нашему любимому месту – мостику над ручьем в четвертом дворе.
– Там были акробаты и лучники, а еще фокусники и кукловоды, – рассказывает Мэйлин, распахнув глаза от восторга, о празднике в честь сезона цветения вишни в горах над озером Тай, куда они ездили с мамой.
Я задаю свой любимый вопрос:
– Что вы ели?
– Блины с гребешком и мясо на огне. Такая вкуснотища!
– А что еще вы делали?
– Ходили к пагоде.
Я беру подругу за руку и прижимаю к своему сердцу. Мы тихонько переговаривались, слушая журчание воды и ветерок, шелестящий в кронах деревьев.
– Прошло много времени с нашего последнего визита, – наконец говорит она. – Ты готова к порции ужасов?
– Мне никогда не снятся кошмары! – протестую я, хотя ее рассказы распаляют мое воображение.
Она смеется.
– Я просто дразню тебя. – Потом она заводит свою «страшную историю»: – В здании за пределами особняка недалеко отсюда нашли повешенной служанку.
– Слугам живется нелегко, – говорю я. – Наверняка многие стремятся сбежать.
– Так сказал ее хозяин, но слова и поступки могут разниться. Мы с мамой помогли дознавателю провести вскрытие, но перед тем он показал нам свою находку. Если бы служанка покончила с собой, веревка осталась бы на месте, когда тело упало. Но пыль на балке по обе стороны от веревки оказалась стерта.
Я обдумываю эту деталь.
– То есть после смерти ее передвинули, поэтому и пыли нет.
– Правильно! Оказалось, что семья хозяина повесила девушку, чтобы отвлечь внимание от того, что произошло в их доме.
Мэйлин с матерью изучили, были ли глаза жертвы открыты или закрыты, руки сжаты в кулак или разжаты, язык прижат к зубам или высунут изо рта.
– Все это помогло нам определить, действительно ли девушка умерла от самоубийства, задушил ли ее кто‑то или же причина смерти была совершенно иной. Как думаешь, что произошло?
Я снова задумалась…
Я отчетливо помню тот день.
Всякий раз, когда Мэйлин рассказывала мне подобную историю, это делало нас ближе. Наши умы были связаны, хотя мы вели совершенно разный образ жизни. Возможно, бабушка всегда хотела именно этого. Чтобы мой разум раскрылся, покинул пределы Особняка и я научилась использовать Четыре проверки не только для определения медицинских симптомов, но и в прочих сферах жизни – будь то расследование убийства или самоубийства или умение справиться с жизненными сложностями в доме мужа. Я вздыхаю, всем сердцем скучая по подруге. Попробую написать ей еще раз… Я сажусь за стол, обмакиваю кончик кисти в тушь и подношу к бумаге.
Дорогая Мэйлин!
Ты обещала навестить меня, но до сих пор не удостоила своим присутствием. Возможно, в твоем детском дворце поселился малыш и ты остаешься дома в безопасности. Если это так, я надеюсь, что ты себя чувствуешь хорошо. Если же нет и тебе что‑то нужно, пожалуйста, сообщи бабушке Жу или мне.
За последние месяцы я неоднократно писала тебе, но ты ни разу не ответила. Твое молчание, словно дождь, подпитывает и взращивает мою тревогу. Я не могу понять, что произошло. Неужели я чем‑то обидела или разозлила тебя? Неужели те переживания, о которых ты говорила в день моей свадьбы, все еще беспокоят тебя? Если бы ты только знала, как я одинока, ты бы сразу примчалась ко мне. Я уверена в этом. Я запуталась. Такое чувство, будто я качусь по наклонной. Я навсегда останусь твоей подругой.
