воды множила круги голодная мелочь.
Сначала Рогнеда укладывала Мстислава спать. Тот капризничал и не хотел засыпать. Наконец он уснул.
Увидев это, Премислава, оглянувшись на служанок, – те были далеко и не могли слышать ее слов, – задала вопрос:
– Мама, я слышала, что отец решил отказаться от тебя? Это правда?
Премиславе было почти десять лет. В этом возрасте девочки уже взрослые, поэтому Рогнеда была откровенна с ней.
– Да, об этом говорила Аделина, когда заезжала к нам. Она была расстроена, – проговорила Рогнеда.
– Но правду ли сказала Аделина? – усомнилась Премислава.
– Я верю ей… – проговорила Рогнеда и на секунду задумалась. Затем ответила: – Владимир корыстолюбив. Если он считает выгодным породниться с ромейскими императорами, то обещание, данное Анне, выполнит.
– И что же с нами будет? – спросила Премислава, и в ее глазах мелькнула тревога.
– Тебе не надо беспокоиться, – сказала Рогнеда. – Твоя судьба была решена, как только ты родилась: тебя выдадут замуж за какого-либо короля или князя. Такова судьба всех княжеских дочерей.
– А как же ты? – спросила Премислава.
– Он обидел меня, когда силой брал замуж. Он сейчас оскорбляет меня… – Рогнеда хотела рассказать о скопившихся в ее душе обидах и о мести, горевшей в ее сердце неугасимым огнем. Но ее глаза столкнулись с глазами дочери, и она увидела, что зрачки девочки излучали липкий страх, и Рогнеда осеклась.
Ей пришла в голову мысль, что Премиславе для ее спокойствия лучше ничего не знать – Владимир все же ее отец, от которого зависит ее благополучие.
– Ты его дочь. Твое благополучие отец устроит, – сказала Рогнеда и отвернулась к зашевелившемуся мальчику.
Поправив под ним подушку, с тревогой взглянула на небо.
Там происходили грозные события.
Вдруг неизвестно откуда появились огромные, тяжелые, свинцово-серые тучи. Волчьей стаей они окружали безмятежное солнце. Рваная зубастая пасть начала поглощать источник жизни. Рванул порыв ледяного ветра. Небо свернулось, словно осенний пожухлый лист.
Но не успела богиня ночи Мара возликовать, как сам Сварожич, стражник неба, сверкнул огненным мечом, озарив землю ослепительной серебряной вспышкой.
Тишину разорвал оглушительно-резкий звук треснувшей небесной тверди.
Разбуженный ребенок отчаянно вскрикнул.
Рогнеда схватила его на руки и, крепко прижимая его к груди, вскочила:
– О боги! Беда! Перун гневается!
Служанки подхватили ее под руки и быстро повели к дому.
Едва вбежали в дом, как небо прорвалось – с грохочущим шумом обрушились потоки воды. День внезапно превратился в ночь.
Вспышки молнии превратились в сплошную огненную завесу, а гром уже превратился в один яростный рев взбесившегося хозяина ада – гигантского дракона Ящера.
Рогнеда в страхе забилась в темный угол. Маленький Мстислав в ее объятиях заходился в крике.
Рогнеда, пытаясь успокаивать его, а скорее всего, саму себя, что-то пела ему в ухо тихое и тоскливое.
А перед ее глазами вставали картины прошлого, давно забытое: тихий летний дождь; маленькая девочка – она подставляла лицо нежным каплям; счастье, заполнившее душу. И вдруг, как пропасть, – штурм Полоцка, кровь, насилие. И над всем этим звериная морда дьявола.
Рогнеда прижалась лицом к ребенку.
Ребенок был теплый и пах парным молоком.
Ливень кончился внезапно, так же как и начался. Непрерывный шум водопада сменился редким набатом тяжелых капель.
Ребенок успокоился, и Рогнеда положила его в зыбку.
Еще некоторое время в небе висела серая хмарь, но скоро тучи бесследно исчезли.
Рогнеда вышла во двор.
Грозы словно не было. Было тихо. Воздух пах свежестью. Деревья, чисто умытые дождем, светились прозрачным изумрудным цветом.
Ласточки черными молниями резали воздух низко над парящей землей.
В прозрачных лужах на дороге расцветало розовым цветком заходящее солнце. В розовой акварели купались куры и голуби.
На улице появились бабы и девки. Вскоре они сбились в кружок на полянке.
Но недолго длилась тишина. Розы в лужах задрожали, словно от страха, и голуби, тревожно гукнув, все вдруг взлетели с шумом и хлопаньем. Беспечные куры не обратили на тревогу среди голубей никакого внимания.
Лишь когда в их стаю врезались несущиеся во весь опор всадники, куры с паническими воплями бросились во все стороны, путаясь под копытами коней.
Кто-то всполошенно крикнул:
– Князь!
В селе знали о том, как проходило принятие горожанами христианства, когда людей палками гнали в реку. Не забылся и обычный порядок княжеской дружины: вторгнувшись в село, хватать девок и молодиц на утеху себе.
Неудивительно, что улицы мгновенно опустели. Лишь одна запоздавшая девка, мелькая босыми грязными пятками, всполошенно, словно испуганная курица, металась, в страхе не узнавая собственной избы.
С душераздирающим гиканьем всадники ворвались на княжеский двор. Около крыльца Владимир резко остановил коня, подняв на дыбы, и ловко соскочил с седла. Бросил не глядя поводья.
Конюхи отвели коня в сторону и принялись очищать его бока от грязи.
Владимир поднялся на крыльцо.
Рогнеда почтительно наклонила голову и поприветствовала заранее подобранными словами:
– Будь здрав, мой муж.
Владимир покосился на нее, и Рогнеде показалось, что его глаза вспыхнули злым огнем.
– Ночевать буду у тебя, – буркнул Владимир и прошел в терем.
Вслед за ним в терем пошли бояре. Проходя мимо княгини, они с почтением приветствовали ее. Приветствуя княгиню, некоторые не скрывали насмешливого выражения лица, в глазах же других читалось сочувствие.
С Владимиром приехали Изяслав и Ярослав, которые, как старшие дети, обязаны были участвовать в делах отца.
Ярослав мимоходом мазнул мать губами по щеке.
А Изяслав, пока бояре входили в терем, давал указания насчет коня, поэтому на крыльцо поднялся последним. Проходя мимо матери, он задержался на мгновение и, опасливо
