Она вспомнила, что мальва – цветок берегинь. В берегинь обращаются просватанные невесты, умершие до свадьбы.
«Зачем мне такая жизнь? Лучше ли смерти моя жизнь? Почему он не убил меня вместе с моими родителями?» – думала Рогнеда.
Она вытерла ладонью выступившие на глазах слезы, и ее взгляд упал на одежду Владимира, разбросанную по полу. Рогнеда аккуратно сложила одежду на лавку. Сверху стопки решила положить пояс с мечом и кинжалом.
Почувствовав в руке тяжесть оружия, Рогнеда замерла.
«Мое тело живо, но душа моя уже мертва…» – мелькнуло в ее голове.
Рогнеда положила пояс с мечом на стопку одежды и, не понимая того, что делает, вынула кинжал – клинок холодно блеснул в лунном свете.
– Когда душа мертва, то зачем жить телу? – задумчиво промолвила Рогнеда и приставила кинжал к груди.
Острый кончик кинжала даже при легком нажатии проткнул нежную кожу, и на ней выступила капелька крови.
Почувствовав боль, Рогнеда невольно взглянула на Владимира.
– Вот путь к моей свободе! – сказала она.
Владимир лежал на спине неподвижно. Лицо его спокойно, но на губах, как Рогнеде показалось, змеилась язвительная усмешка.
«Даже во сне он надсмехается надо мной!» – ударило в голову Рогнеде. Она почувствовала, как ее сердце словно охватило пламенем. В ее глазах потемнело.
– Пусть я умру, но пусть умрет и этот хищник! – в горячечном бреду вскрикнула Рогнеда, подбежала к Владимиру и занесла обеими руками над ним кинжал.
Глава 27
Попасть в Киев проще было по Десне. Но, опасаясь погони, Тишка и Первинок побоялись выйти на Десну и, несмотря на наступающую ночь, двинулись в середину леса.
Им было известно, что в глубине леса находилась речушка. Речка представляла собой, по сути, большой ручей и потому не использовалась как транспортный путь, из-за чего была пустынна.
Боявшимся погони мальчишкам это как раз и нужно было.
Ручей впадал в речку, а та впадала в Десну на несколько десятков верст ниже по течению. Таким образом, по ручью и речке можно было преодолеть почти половину дороги к Киеву и выйти на Десну там, где их уже искать не будут.
Для путешествия по реке требовалась лодка. У мальчишек лодки не было. Но соорудить плот для мальчишек не представляло труда.
К рассвету они добрались до ручья. Немного передохнув и позавтракав куском хлеба с водой, они занялись строительством плота.
Для строительства плота как минимум требуется топор. К счастью, Тихон прихватил топорик.
Большие деревья рубить он был непригоден, но сухого валежника было вокруг в изобилии.
Они выбрали несколько коротких бревешек. Окоротили их, обрубили ветви и связали между собой содранным с деревьев лыком. Сверху накидали хвороста. А сверху хвороста – еловых лап, так было чище и мягче.
Сооружение получилось не слишком надежным, при первой же хорошей волне рассыпалось бы, но им надо было всего лишь, чтобы спуститься по воде к Десне.
Даже если плот и рассыплется, невелика беда – в ручье воды по колено.
А на Десне можно было либо попроситься на проходящие корабли, либо укрепить плот и продолжить движение по большой реке.
Над ручьем низко нависали ветви склонившихся деревьев, образовывая сумрачный холодный извилистый туннель, словно ведущий в царство мертвых.
Быстрое течение бросалось от берега к берегу. Из-за этого приходилось двигаться днем и постоянно подправлять движение шестом.
Но хуже было, когда вода упиралась в упавшее поперек ручья бревно. Тогда приходилось лезть в ледяную воду и перетаскивать плот через преграду.
Днем и ночью досаждал гнус, который при малейшем движении поднимался черной стеной.
В деревнях от этого бедствия обычно спасались, развешивая по хате сухую полынь. По берегам ручья полыни не находилось.
Но выход нашелся.
Первинок – пастух. Над стадом, которое он пасет, постоянно висит облако всякого гнуса – комаров, слепней, мошки, мокрецов. Они питаются теплой кровью, и им без разницы, на кого нападать – на скот или на человека.
Для отпугивания гнуса у Первинка имелся отвар из пырея. Им и намазались. Затем, когда напали на поляну с полынью, полынью густо застелили плот. Гнус никуда не исчез, но стало несколько легче – назойливая мошкара уже не забивала нос и глаза.
Гнус не давал ни на минуту расслабиться. О сне и думать не приходилось. Вскоре подростки только и мечтали, как выбраться из леса на открытое место, где ветер прибивал гнус.
На третий день Тишка и Первинок вздохнули с облегчением – ручей вынес их к широкой воде. Это была Десна.
От воды дул свежий ветерок. Припекало солнце. Гнус куда-то исчез, словно по волшебному мановению.
По реке плыли лодки.
– Однако на глаза чужим пока попадаться не стоит, – промолвил Тишка и загнал плот в прогал в камышовых зарослях.
Тишка и Первинок вытащили плот на пологий песчаный берег и упали на горячий песок.
Теперь они почувствовали сосущий под ложечкой голод.
– Однако сильно есть хочется, – проговорил Тишка.
Первинок пошарил в суме. Не найдя ничего вывернул ее. Из сумы упало только несколько крошек.
– Вчера вечером доели последнее, – заметил Первинок.
– Однако так и с голоду околеть недолго, – отозвался Тишка. – Надо поискать какой-либо еды… Ягод, что ли…
– Ягодами сыт не будешь, – пробормотал Первинок.
Словно отвечая на вопрос Тишки, в воде плеснула рыба.
– Тут в камышах должно быть рыбы навалом, – проговорил Тишка.
– Раков точно набрать можно, – кивнул головой Первинок.
Переглянувшись, они скинули одежду и полезли в камыши. Среди камышей они нащупывали
