тобой из иного мира».
— Загробного? — спросил я.
— Нет, звездного. Мы наблюдаем за тем, что происходит на Земле, ни во что не вмешиваемся, но у нас есть прибор, улавливающий эманацию душ. У всех людей излучение дикое и грязное, но иногда, очень редко, бывает чистое — как у тебя. Такие особи слишком хороши, чтобы оставаться на этой варварской планете. Мы забираем их к себе. Но только по желанию. Хочешь ты улететь в иной мир, где в тысячу раз лучше, чем здесь?
— Это мир Будды? — спросил я.
— Кого? — не понял он. — Подумай, я спущусь за ответом следующей ночью.
И исчез.
Вот и скажи мне, Момоти Тамба, знающий ответы на все вопросы: улететь мне в иной мир или остаться? Там в тысячу раз лучше, чем здесь (что и нетрудно), но там нет Будды. И я не увижу завтрашнего восхода.
Что бы ты ответил старцу Ракуэну на месте дзёнина Тамбы? И как поступил бы на месте Ракуэна сам?».
— Не знаю, — буркнул я, не задумываясь, поскольку слушал вполуха, и тут же вскочил, приняв защитную стойку.
— Эхе-хе, — вздохнул Т. — Ответ неправильный.
И тоже поднялся.
Я довольно долго продержался, примерно полминуты. Отбил не меньше дюжины ударов, но в конце концов попался на подлую уловку, которая по понятиям «крадущихся» подлостью не считается.
— Молодец, — объявил Т. — Кое-чему ты все же научился.
И слегка наклонил голову. Обрадовавшись, я тоже поклонился — низко, как ученик должен кланяться учителю. После чего получил удар ногой в висок и на время лишился чувств.
Что-то будет завтра?
«Сегодня я расскажу тебе, как Тамба Первый испытывал своего любимого ученика Гэна, чтобы понять, может ли тот стать Тамбой Вторым.
Почувствовав, что пришло время уходить, дзёнин призвал к себе Гэна и сказал…»
— Так Гэн не погиб там, в горах Тюгоку? — непочтительно перебил учителя я. — Он и стал вторым Тамбой?
— Нет, не погиб. Стал ли он вторым Тамбой, мы сейчас посмотрим. А если ты еще раз прервешь меня, я подвешу тебя вверх ногами, чтобы научить смирению.
Я извинился, и Т. продолжил.
«Гэн был лучший из лучших. На все руки и на все ноги мастер, бесконечно изобретателен в коварствах и уловках, по-жабьи терпелив и по-черепашьи упорен, умел внушать когда надо страх, а когда надо любовь — одним словом, он обладал всеми качествами выдающегося дзёнина. Но у Гэна была одна слабость. Даже две. Мне она, увы, тоже знакома. Он очень любил своих детей. — Т. вздохнул, а у меня защемило сердце. — У Гэна был сын и была дочь, пятнадцати и шестнадцати лет, но уже очень хорошие ниндзя.
Великий Тамба сказал ученику: «Завтра я намерен уйти из этого мира. Оставлю дело тебе. Но с одним условием. Сегодня, прямо сейчас, ты должен убить одного из своих детей — или Дзюхэя, или Юрико. Тогда я буду знать, что ты тверд в законе Алмазной Колесницы и не опозоришь имя Тамба. И знай, что уйти из клана, сохранив им жизнь, ты не сможешь. Я велю убить их обоих.
Как ты уже догадался, сегодня ты не Тамба Первый, а его ученик и может быть и преемник Гэн. И чтобы Дзюхэй и Юрико не были для тебя пустыми именами, расскажу про них следующее. Дзюхэй родился на свет глухим. Ты терпеливо, год за годом учил его читать по губам и владеть голосом. А Юрико в перерывах между уроками ниндзюцу сплетает из растений такие венки, что трудно отвести взгляд — настолько они прекрасны.
Итак, что ты выбираешь? Убьешь сына? Убьешь дочь? Или опять, как вчера, скажешь «не знаю» и погубишь их обоих?».
— Пошел ты к чертовой бабушке со своим легендами! — крикнул я и кинулся на мастера сам, не дожидаясь нападения.
Мне, конечно, не удалось застать его врасплох. Он легко уклонился и парализовал меня ударом в нервный узел под ключицей.
Но когда я лежал, не в силах пошевелиться, Т. сказал:
— Ответ правильный, ибо ответил не твой ум, а сэйсин. Никогда не участвуй в выборах, которые тебе навязывает кто-то другой. Посылай такие выборы и тех, кто тебе их предлагает, к Devil’s Granny (очень хорошее выражение). Человек должен сам решать, на каком перекрестке он оказывается и какой дорогой пойдет. В этом и состоит наука Первой Ступени, название которой — «Обрести свободу». Ты на нее в конце концов вскарабкался.
Завтра начнутся уроки Второй Ступени. Она труднее.
— Чем мы будем заниматься на второй ступени? — спросил я сегодня. — И как она называется?
Учитель ответил:
— Вторая ступень называется «Разбить стекло». Ты будешь пробивать кулаком соломенные циновки и представлять, что это стекло. Ведь вы, западные люди, обожаете стекла. Вам привычнее смотреть на мир через них. И не только, когда вы сидите в своих каменных домах. Вы замыкаете свое «я» в прозрачную оболочку ума, причем у многих это стекло пыльное или окрашенное в какой-нибудь цвет, так что человек видит мир розовым, или черным, или каким-нибудь еще. Вторая ступень научит тебя жить без стеклянной стены. Ты будешь не понимать сущее, а вдыхать его кожей. И помогут тебе коаны Тамбы Четвертого, дзёнина «крадущихся», жившего двести с лишним лет назад. Тогда наступили мирные, скучные времена, и четвертый мастер имел досуг для философствования. Конечно, не на ваш рационалистический лад, а по-истинному — через поиск просветления. Дзёнин составлял коаны.
— Это такие буддийские притчи, смысл которых нужно разгадывать, да? — вспомнил я.
— Не разгадывать, а вдыхать кожей. Идем.
Т. вывел меня на задний двор и поставил перед соломенной перегородкой.
— Урок будет такой. Я рассказываю коан Тамбы Четвертого. Ты говоришь, в чем суть притчи, и сразу после этого бьешь по циновке ударом маэути, которому я тебя уже научил. Если ответ верный, кулак прошибет татами насквозь.
— Пробить циновку — и всё? — удивился я. — Во время учения я прошибал сосновую доску.
— Циновки не в один слой.
— А сколько их?
— Узнаешь, когда пробьешь. Если пробьешь. А теперь умолкни и слушай коан.
«Однажды священномудрый Оосин, умевший врачевать не только души, но и тела, спешил к тяжко заболевшему настоятелю Храма Чистой Воды, который был его близким другом. Вдоль дороги тянулась канава, прорытая для дождевой воды. И вот оттуда донесся визг. Внизу, в жидкой грязи, барахталась бродячая собака. Повозка переехала ей лапу колесом, а потом рикша ударом ноги отшвырнул пса в яму. Со сломанной лапой собака не
