который местные почему-то называли кордоном (пост лесной стражи).
– Там живут лесорубы и по дороге ночуют возчики леса и сена. Там и тебе работа есть. Ты же сможешь быть стряпухой, прачкой и уборщицей, – уговаривал Зухру воодушевленный этим предложением Фатхелислам. – Это и крыша над головой, и работа с зарплатой.
– Ладно, – согласилась она, – поработаем немного, поживем… Пусть там все утихомирится. Подкопим денег, да и, может, вернемся… Как можно жить в такой глуши, в темном лесу?
Большой барак находился в трех километрах от деревни и стоял на краю просторной сенокосной поляны. За бараком начинался густой угрюмый лес, постепенно заползающий на хребет Зильмердак. Рядом протекала та самая река Зилим, через которую они проезжали по большому мосту по дороге в Архангельское и пешком переходили у деревни Толпарово. Только здесь ее можно было перепрыгнуть – чуть выше в горах она брала начало с маленького родничка.
Когда работники, позавтракав и вооружившись топорами и пилами, галдя и пыхтя самокрутками, шумно удалились, сальными шуточками одаривая новую работницу, Зухра засучила рукава. Не могла она видеть такого безобразия. Кислый запах от въевшейся в доски пола грязи, мусор и кавардак во всех закоулках были тошнотворными. Фатхелислам передвигал и таскал тяжелые вещи, Зайнаб на подхвате, а Ислам, нянчась с Сагилей, пытливо и с опаской изучал окрестности. У крыльца барака выросла гора зловонного мусора.
Уставшие на делянке работники, вернувшись, не узнали свое временное пристанище. Все сияло чистотой, отскобленные и отмытые полы матово блестели и не прилипали к босым подошвам, через вымытые стекла окон лился щедрый вечерний свет, пахло свежестью, и лесорубы совсем не обиделись на немного запоздавший ужин. И теперь самим же работникам стало неловко смолить папиросы внутри барака и где попало бросать мусор. С этих пор уважение и почитание, помощь при первой возможности стали обычным делом в этой обители лесорубов.
Разновозрастной и разнонародной была бригада кордона. Основу составляли башкиры, были татары из сосланных, поволжцы – марийцы, чуваши. И здесь впервые Зухра близко столкнулась с русскими. В Мырзакае они появлялись редко, много русских было в Архангельском, в Красноусольске. Да и напрямую с ними общаться не приходилось. Она видела их лишь издалека, с опаской рассматривала непривычную наружность – красноватые светлые лица, светлые волосы. Она от удивления и испуга, открыв рот, слушала непонятную речь. Поэтому она их боялась, так как в детстве часто слышала о них страшилки. Здесь русские были с Зигазинского завода, а туда их привезли с приволжских деревень для постройки этого самого завода.
Когда кто-либо из них обращался к ней с просьбой, она застывала, не понимая, что от нее хотят. А некоторые немного знали простой обиходный башкирский язык и могли на нем ломано изъясняться. И вот, мешая русские слова с башкирскими, отчаянно жестикулируя, они доводили смысл своей просьбы до хозяйки кухни. Зухра растерянно бралась то за одно, то за другое, пока смысл просьбы не доходил до нее, и потом они вместе хохотали над суетливыми и смешными манипуляциями Зухры. Много комичных ситуаций возникало, пока Фатхелислам, еще с войны хорошо говоривший на русском, не стал учить ее основам чужого для нее языка.
Ох и доставалось Зухре в этом бараке! Летом еще помогали дети, но с осени Зайнаб уехала учиться в деревню Ботай, где были восьмилетняя школа и интернат. Ислам пешком ходил в местную начальную школу. Она каждый день была должна готовить еду для оравы здоровых мужиков, таскать воду из реки Зилим, мыть полы и посуду, стирать белье. Но таким трудом не напугаешь Зухру, она знала: «не справившись с трудностями, блинов не попробуешь», главным для нее было то, что стало не нужно бояться голодного дня, не зная, чем накормить детей завтра. Был над головой кров, и за эту работу еще и зарплату платили.
– Привыкать вам надо к лесному житью, привыкнете, станет легче. Понимаю, многого здесь нет из того, что у вас там было в степях. Но и там нет того, что есть здесь, – говорил самый старший башкир по имени Дамир, удобно пристраиваясь рядом с Фатхелисламом.
Он был его ровесником, тоже воевал в империалистическую, и потому с первых дней мужчины подружились, долгие вечера проводили под навесом в задушевных беседах. Дамир был степенным, неторопливым. Его прямые и жесткие волосы были черными, как крыло вороны, и несмотря на возраст, вовсе не седели. Из-под черных широких бровей смотрели открытые карие глаза. Загоревшее до черноты лицо было испещрено морщинками, которые придавали ему черты мудрости и основательности. Движения его были лениво плавными, казалось, что вне работы на делянке он бережет энергию и силы, которые, как казалось, собраны в его мускулистых и жилистых руках, в больших мозолистых ладонях. Он был местным, любящим и хорошо знающим свой край.
– Хоть и говорят «на чужбине дороже богатств родная сторона», но жить-то вам пока здесь. Много даров дает этот суровый лес, только не ленись. С весны на божий свет пробиваются первые съедобные травы, для истощенного организма они спасение от слабости и болезней. Вот прямо на этой поляне у кустарников застелется изумрудно-зеленый бархатистый сочный щавель. Его можно есть сырым или варить вкусный полезный суп. Зажелтеет по всей поляне примула – баранчик или первоцвет, башкиры называют ее «козья борода». Ее сочные стебли съедобны и вкусны. Зацветет фиолетовым цветом медуница. В горах вырастет кислянка (кумызлык). За ней всей деревней ходят на Зильмердак, едят так, пекут пироги. Очень полезна черемша, что тоже растет на распадках Зильмердака, это дикий чеснок, его солят и маринуют. В голод лесных жителей спасала саранка – в июле выкапывали ее корни-клубни, желтые, жирные и очень питательные. А сколько целебных трав можно насушить! И в больницу не ходи.
Зухра, преодолевая первые страхи перед угрюмым лесом, через внутреннее сопротивление – чужое ей все здесь! – постепенно стала осваиваться в этих горах и урочищах. Сначала ходила в лес со знающими, местными и, только совсем освоившись, – одна. В начале лета собирала сочную землянику, на смену которой приходила мясистая лесная клубника, из этих ягод она мяла пахучие пластинки и сушила на зиму пастилу. Затем приходила очередь костяники. Поспевала буйно отцветшая весной растущая вдоль всей реки Зилим черемуха. Ее собирали ведрами, пекли пироги, сушили на зиму. Вдоль всей подошвы Зильмердака, особенно на опушках делянок, краснела лесная малина. Ближе к осени поспевали рябина и калина.
Со временем Зухра узнала все ягодные места. По склону горы по отношению к солнцу, по растущим на нем деревьям и травам научилась определять, какие ягоды или целебные травы здесь могут расти. Она большими охапками собирала
